Стивен Эриксон - Пыль Снов
«Онос Т’оолан. Твоя месть… ты отомстил нам, своим жалким последователям. Мы шли за тобой. Мы делали что сказано. Мы порвали свои цепи. Мы освободились — а сколько тысячелетий гнев тлел в нас? Мы выплеснули его в жизнь. Нет, мы стали убийцами детей. Мы снова ступили в мир, снова — после стольких лет свободы от… от его преступлений. Онос Т’оолан, ты видишь? Ты понимаешь? Мы снова родились для истории».
* * *Если такова доля Надежного Щита, он не хочет. «Слышите? Не хочу!» Он знал Геслера, знал, что означает его упрямое молчание. Он видел трупы глазами проклятых ризан. Измолоченные останки Охотников за Костями и летерийцев. Всего два дня назад он шел с ними — знакомые лица, солдаты, которых он любил обкладывать руганью… все ушли. Мертвы…
Все не так. Они с Гесом должны были умереть с ними, умереть в сражении. Братство можно понять лишь на пороге смерти, когда братья и сестры падают один за другим. Тьма — и ошеломляющее пробуждение перед вратами Худа. «Да, мы становимся семьей, когда сражаемся друг за друга… но настоящая семья — семья павших. Почему бы мы ходим полуслепыми после любого боя, почему смотрим на убитых и чувствуем одиночество? Они зовут нас, вот почему.
Солдат знает. Если солдат скажет иное — он Худом клятый лжец.
Заря близится. Последний день настает. Но я не знаю этой семьи. Не такого я хотел. Все, что осталось — Геслер. Мы прошли через всё, да уж, так что и умереть можем сообща. Хотя бы какой-то смысл. Пройти через всё. Фалары… боги, мы были молоды! Проклятые дурни. Побежали, присягнули культу Фенера — слухи об оргиях, вот что нас притянуло. Какой юный удалец не подскочит при одной мысли?
Проклятые оргии, да. Нужно было сразу подумать. Он бог чертовой войны, верно? Оргии, да, но не секса, а убийства. Не тем мозгом мы думали. Но в таком возрасте разве бывает иначе?
Вот только мы никогда не уходили, так и не поумнев. Точно. Плюхнулись в выгребную яму и провели двадцать лет, доказывая друг дружке, что запашок не так плох. Слаще дождя, вот как». К’чайн Че’малле готовятся умереть. Хотят слить в него кровь, столпиться душами в его объятиях… что бы это ни значило. Устроившая всё это Матрона умерла, но ведь… разве смерть не самый прямой и очевидный путь к возвышению, к божественности? Хотя если тебе выедают мозг, стошнить можно. Ну, став богиней, она заставит их заплатить.
Что ж, он держал дверь закрытой до последнего мгновения — ведь ему нужно армией командовать. Куча латников, готовых повернуться по малейшему мысленному приказу. Вообразите, что сделал бы Колтейн с такими легионами. Будь они у него, Корболо Дом не поглаживал бы сейчас спинку Лейсин. Факт…
— Дыханье Худа, Буян! Меня сейчас стошнит!
— Пошел вон из головы!
— Я сказал про голову? Ты просто сочишься. Слушай, хватит думать, что мы воронья пожива. Ладно? Не знаю, есть ли у этих зверей моральный дух, но ты его сейчас растоптал в кашу.
— Это мои мысли!
— Так что придумай, как их держать при себе. Вообрази толстый череп — в нем есть дырки, верно? Глаза, нос и еще что. Так вообрази, что все заколотил. Теперь ты в безопасности. Теперь можешь думать все дурацкие думы, которые привык думать.
— Вот почему я тебя не слышу?
— Нет. Сейчас я слишком отупел, чтобы думать. Небо светлеет — взгляни на тучу, что к югу. Это не туча. Это дыра в небе. Выпотрошенный садок. Гляжу — и душа в пятки прячется, как пиявка под камень!
— Гес, эти легионы…
— Фурии.
— Они не готовы к битве. Или ты хочешь просто шагать на них? Так в Квоне делают.
— Ты прав. У квонцев войска плохо тренированы, но их много. Зачем тут тактика?
— А нам она нужна.
— Верно. Поглядим, сможем ли устроить им «зубья пилы»… — Он резко замолчал.
Большой обоз остановился. Трутни — мелкие твари, ростом с человека — полезли на телеги, снимая прямоугольные железные плиты. — Геслер, это щиты?
Геслер остановил и развернул «скакуна». — Да, похоже. Я удивлялся, зачем у Ве’Гат топоры длиной в полторы лапы. Итак, действительно тяжелая пехота…
— Я не смогу такой поднять. Пусть мой держит щит слева. У На’рхук есть метательное оружие?
— Откупорь череп и поймешь. Еще одно нововведение Матроны. Думаю, она была хороша.
— Она была большой жирной ящерицей.
— Она сломала привычку ничего не менять, длившуюся десять тысяч лет. Хотя К’чайн Че’малле отрицают, что имеют религию.
Буян хмыкнул, не совсем поняв, о чем говорил Геслер, и пошел искать Дестрианта.
Келиз сидела на спине Сег’Черока в двадцати шагах к западу. Она не следила за умелой раздачей громадных щитов среди шеренг Солдат — она щурилась, глядя на юг. Буян проследил.
— Гес, я их вижу. Ряд легионов…
— Фурий, — поправил Геслер.
— Пять вдоль фронта, а вглубь? Три? Дыханье Худа, кажется, их слишком много. Думаю, при три зуба на каждый легион, глубиной не больше тридцати рядов. Мы сможем дойти до той высотки, там сомкнем щиты.
— Ты сбережешь мне К’эл, Буян. Покажи зубы, пусть На’рхук смыкают пасть. Как думаешь, долго сможешь удерживать высоту?
— А сколько нужно?
— Я хочу, чтобы большинство фурий пыталось выбить тебя с холма. Чтобы ты заставил их попотеть, чтобы они думали лишь о следующем шаге и не смотрели вправо и влево.
— А что всё это время будет делать Эмпелас Вырванный?
— Откупорь череп.
— Нет, так лучше.
Келиз подъехала ближе. — Есть волшебство — защита, оружие.
Буян все же чего-то не понимал. Он знал, что понял бы, свалив стены разума, но не хотел этого делать. Эмпелас Вырванный — Геслер вообще не включает его в тактику. Почему? Ладно. — Гес, мы будем держаться, но чего ты потребуешь от нас потом?
— Двинуться единым клином. Разбейте ублюдков надвое. Пусть одна часть будет меньше. Блокируйте большую, а вторую мы уничтожим. Потом нападем на большее крыло.
— Гес, Солдаты Ве’Гат так не сражались. У К’чайн Че’малле вообще тактики не было, насколько я вижу в голове.
— Вот зачем им нужны мы, люди, — сказала Келиз. — Она поняла. Вы двое… — Женщина покачала головой. — К’чайн Че’малле пьют вашу уверенность. Они сыты. Они слышат вас, обсуждающих битву, и поражаются. И … верят.
Буян скривился. «Женщина, если бы ты сейчас меня услышала, сбежала бы с воплями. Разумеется, мы говорим, как сделать то и то и потом это, и всё звучит логично и разумно. Но мы знаем: это шутка. Едва начнется бой, случится неразбериха похуже, чем у Худа в корзине для жуткого пикника.
Мы с Гесом любители. Даджек был получше, но Дассем Альтор, вот он был лучше всех. Он мог стоять перед десятью тысячами солдат и следить за каждым взмахом меча всё время битвы. После всех этих прорывов, отходов и перебежек мы устало кивали, готовые продолжать. Мы верили и делали, а Первый Меч… что же, он потом смотрел нам в глаза и молча кивал.
День кончался, поле цветов становилось полем смерти. Враг погибал или бежал.
Да, Геслер, я слышу, как ты ему подражаешь. Вижу, ты перенял убедительный тон человека с лицом, похожим на согретое солнцем железо — хотя оно могло становиться ликом льда. Готов отдать должное, друг: ты украл самое лучшее у самых лучших. И это хорошо».
Он вцепился пальцами в бороду. — У кого есть фляга эля? Не припомню времени, когда я ходил в бой, не приняв порцию кислого зелья. — Он поглядел на Келиз и вздохнул: — Да ладно. Давай, Гес, прячь своих К’элов. Я готов.
— Увидимся в конце, Надежный Щит.
— Да, Смертный Меч.
Под Келиз словно разгорался костер. Сег’Черок наполнился соками насилия. Но она сидела, сжавшись и дрожа, кости казались вмерзшими в речной лед. Эти солдаты ее страшили. Их самоуверенность была безумной. Легкость, с которой они приняли командование — и насмешка, с которой они обменялись титулами перед расставанием — привела ее в отчаяние.
Ее народ видывал торговцев из Колансе. Она смотрела на облаченных в доспехи охранников, скучавших, пока купцы торговались со старейшинами Элана. Дети тянулись к ним, глаза сияли, но ни один не решался подойти ближе, коснуться, как бы им ни хотелось. Убийцы были похожи на магнитные камни. Их молчание, пустые глаза взывали к чувствам в душах парней и девушек; Келиз могла понять полудетские желания, услышать шепот романтических горизонтов, изведанных воинами. Такие сцены ее пугали, она молила духов, чтобы чужаки уехали, унося с собой все опасные искушения.
В глазах Геслера, миг назад, она узрела то же жуткое обещание. Мир всегда казался ему слишком маленьким. Горизонт нависал цепями, и цепи угнетали его. Ему все равно, что остается за спиной. Всегда будет все равно.
«Но я знаю: Гу’Ралл прав. Именно их мы искали. Эти мужчины — ответ ведениям Ганф’ен Ацил. Будущее, в котором есть жизнь и надежда.
А им всё равно. Они поведут нас в битву, и если мы погибнем, они либо сбегут в последний момент, либо падут. Им будет всё равно. Они похожи на Красную Маску». Караванные охранники тревожат ее память. Они были мертвы и они знали это. Такое знание разделяет каждый воин и каждый солдат. Вот шлюха-великанша, оплаченная кровью. Ее трахают короли, генералы и фанатичные пророки. Но потом все меняется: шлюха насилует клиентов.
