Майкл Муркок - Хроники Корума (Сборник)
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ЗОЛОТОЙ ДУБ И СЕРЕБРЯНЫЙ БАРАН
Стоило им войти в дубовую рощу, как Корум почувствовал холод, пронизавший его до костей — он был даже более жгуч, чем мороз в Кер Алуде, и Корум понял, что это холод смерти.
Он начал вспоминать предсказания Ивин Пророчицы, которую встретил по пути в Ги-Бресейл. Она велела ему бояться арфы — что ж, он в самом деле боялся ее. Она велела ему опасаться брата. Не его ли «брат» почивает под этим травянистым холмом в дубовой роще, под искусственным курганом, окруженным вековыми дубами — в святом для всех мабденов месте? Был ли там другой Корум — может, настоящий герой Кремм, который встанет из земли и убьет его за самозванство?
Не этот ли холм он видел во сне, когда уснул на Ги-Бресейле? Его силуэт вырисовывался на фоне заходящего солнца, и на небо уже поднималась луна. Сотни лиц были обращены к ее диску, но это были лица мужчин и женщин не суеверных, не верящих в предрассудки. На каждом из них читались лишь любопытство и несказанное изумление. Все кольцом окружили холм, и в дубовой роще воцарилась полная тишина.
Мощные сильные руки Илбрека подняли обмякшее тело верховного короля. Он поднялся на холм и положил Амергина на самой вершине. Затем Илбрек поднял голову и посмотрел на луну.
Медленно спустившись с холма, Илбрек остановился рядом со своим старым другом Гованоном.
Затем на холм поднялся король Маннах. Он шел медленно и неторопливо, держа в руках открытую шкатулку, в которой поблескивали золото и серебро. Золотой дуб король Маннах поставил у головы Амергина, на него падали лучи заходящего солнца — и дуб вспыхнул сиянием, словно собрав в себе последние лучи светила. А изображение серебряного барашка король Маннах утвердил у ног Амергина, чтобы на него падал лунный свет, и серебряный баран тут же вспыхнул белым холодным сиянием.
Корум подумал, что, если не обращать внимания на размеры, эти две фигурки вполне могли быть и настоящим деревом, и живым бараном — настолько безукоризненно они сделаны. Когда король Маннах спустился, собравшиеся теснее сомкнулись вокруг холма. Все взгляды были обращены на безжизненно распростертое тело верховного короля, на дуб и барана. Только один Корум подался назад. Холод оставил его, но принца все еще охватывала дрожь, он продолжал бороться со страхом, которым были полны его мысли.
Затем появился кузнец Гованон, неся на широком плече двойной топор, выкованный им столетия назад. На его шлеме, перчатках и нагруднике из полированного металла отражались блики от золотого дуба и серебряного барана. Поднявшись до середины склона, Гованон остановился, опустил топор лезвием в мох и сложил кисти на рукоятке.
Корум вдыхал сильные душистые ароматы деревьев, папоротника, рододендронов и лесной травы. Запахи казались теплыми, добрыми и должны были уничтожить страхи Корума, но этого не произошло. Он все так же не мог присоединиться к толпе и держался у самого края ее, надеясь, что Медбх не уйдет вперед вместе с остальными; ему хотелось, чтобы ее присутствие рядом успокоило его. Но никто не знал, как он себя чувствует. Все взгляды были устремлены к фигуре верховного короля, к изображению дуба у его головы и барана у ног. Корум почувствовал тишину, воцарившуюся в лесу, — смолкло все живое, и даже листья не шелестели: стояла такая тишина, словно сама природа ждала развития событий.
Гованон поднял к луне огромную бородатую голову и запел чистым сильным голосом, таким лее, как и раньше в своей погребальной песне, когда он думал, что братья сосен убьют его. Слова были на языке сидов, но тот настолько походил на языки вадхагов и мабденов, что Корум понимал почти каждое слово.
Древние сиды пришли
Еще до Зова.
В чужой земле погибали
Смертью достойной.
Клятвой себя связали,
Что крепче крови.
Что любви сильнее,
Помочь мабденам.
Пришли в облаках.
На Запада острова.
Бряцая клинками,
С музыкой в руках.
Доблестно бились,
Со славой пали
На бранном поле,
В муках клятву почтив.
Древние сиды!
В слове и деле горды.
Вслед им стремились вороны
В миры иные.
Древние сиды!
Лаже в смерти
Они исполнили
Все свои клятвы.
Сокровища, колесницы,
Холмы и пещеры,
Менгиры, дольмены,
Славные имена.
Немногие уцелели,
Чтоб пределы хранить.
Дубы умирают,
Скованы чуждой стужей.
Древние сиды —
Братья дуба,
Солнца друзья,
Льдам отпор.
Разжирели вороны
От плоти сидов.
Кто теперь
Дубу на помощь придет?
Женщина Дуба когда-то
Меж нами была,
Силой дарила и мудростью.
И пали фой миоре.
Фой миоре пали.
Запад солнцем объят.
Женщина Дуба спит,
Дело сбое свершив.
Древние сиды!
Мало их уцелело.
Пророческий глас вещал,
Но сиды не вняли.
Женщине Дуба тревожно.
Слово она дала:
Если вернется стужа,
Она пробудится.
Могучие талисманы
Она сотворила
Против зимы студеной,
Чтоб Дуб спасти.
Улыбка на устах ее.
Она не боится снегов,
Клятва соблюдена,
Слово ее крепко
В девяти боях пали фой миоре;
В девяти погибли сиды;
Мало кто уцелел.
Пал Мананнан и воины его.
Смерть покой даровала.
Не напрасно он бился.
Женщины Дуба вспомнил обет
На помощь потомкам прийти.
Женщина Дуба спит,
Но слово разбудит ее.
Десятая битва близка.
Слово пало в почву.
Оно потеряно было,
Трое его искали.
Гованон песню спел,
И слово нашлось.
Никто не шевельнулся, пока Гованон не завершил песню. Кузнец-сид умолк и в ожидании низко опустил голову.
