Огонь во плоти (ЛП) - Флауэрс Дэнни
Тварь почувствовала его и в последний момент обернулась. Из пустых глазниц с треском вырвался ореол лиловых молний. Она сосредоточилась на Соле, и тот ощутил, как его конечности цепенеют. Он споткнулся, замедляя ход; существо брало его под контроль.
Но не его руку. В пальцах пылала ярость молнии. Он сконцентрировался на этом чувстве и резким усилием воли схватил существо за горло.
Прикоснуться к нему было все равно что запустить пальцы в кошмар. Мысли заполонили неведомые ужасы — дымящиеся тела в море крови; пламя, сжигающее и тело, и душу; жуткие безглазые создания, изголодавшиеся по плоти.
Он вскрикнул и выпустил на волю все, что у него было.
По его руке проскочила молния. Кожа чудовища там, где он ее касался, загорелась. На его глазах голова существа раздулась еще сильнее, пока не лопнула, будто гнойный прыщ.
Потом все побелело, и больше он уже ничего не видел.
Выжившие забрали у мертвецов все полезные припасы и свалили тела в кучу возле входных ворот, чтобы сжечь. После кровопролития туннель был окрашен багряным, и Вирэ не знала точно, скольких они потеряли. Вполне могла быть и треть.
Бледных тварей сбрасывали в сточную реку, где их поглощала токсичная вода и таившиеся в ней неприятные создания. Беглый взгляд на одного из покойников подтвердил подозрения: их предки, вероятнее всего, были людьми, но что–то их преобразило. Судя по всему, у них отсутствовали настоящие глаза, ноздри расширялись, как у нетопыря-падальщика, а во рту имелся разношерстный комплект шероховатых зубов. Пальцы были скрючены, словно когти, а бледную плоть прикрывали лохмотья, стащенные с трупов убитых.
Вирэ отвернулась. Не имело значения, кто они. Ее заботили живые.
Элле она обнаружила по другую сторону от пункта сбора пошлины. Та пустым взглядом смотрела перед собой, обхватив колени. Вирэ присела рядом с ней, скривившись от боли в бедре, куда вонзила зубы одна из тварей. Она потянулась за своей плоской фляжкой, отхлебнула оттуда, а потом протянула ее девушке.
— «Бешеная змея». Это тебя поддержит, — сказала она. Элле протянула руку и сделала длинный глоток. Она никогда особо не налегала на выпивку, и Вирэ отчасти ожидала, что она поперхнется. Однако девушка пила так, словно это была ледяная вода в жаркий день.
— Не слишком много, — произнесла Вирэ. Забирая фляжку. — Мне нужно, чтобы у тебя была ясная голова.
— Я вас подвела. Я всех подвела.
— Ты не могла знать.
— Вы велели мне спланировать маршрут. Найти безопасный путь. Я думала, я нашла.
— Нет безопасных путей. Только не тут, внизу, — вздохнула Вирэ. — Ты сделала, что могла.
— Сколько мертвых?
— Не знаю. Когда отдохнешь, то, возможно, сумеешь подсчитать, как у нас дела.
Элле кивнула, но Вирэ не была уверена, какую часть сказанного она уясняет. Девушке уже случалось видеть смерть: в улье та являлась просто частью жизни. Однако в подулье все было по-другому, и от безумия и ужаса некоторые ломались. Ей хотелось уберечь Элле от такого. Не удалось.
— Как ты открыла двери? — спросила она, пытаясь разговорить девушку. Элле покачала головой.
— Это не я. Кто–то пробрался, нашел замок. Вон там.
Она ткнула большим пальцем за спину — на хибару, прикрученную болтами к выходу из туннеля ровно в том месте, где должна была находиться панель управления. Сработали ее убого, грубо приварив по местам защитные панели, но плотно загерметизировали, чтобы не проникал никакой свет. Дверь болталась на петлях.
Вирэ встала и медленно приблизилась, держа в руке цепную глефу. Хватило одного взгляда, чтоб понять, что оператор мертв: горло было перечеркнуто алой линией. В его облике просматривались отголоски тварей — бледная кожа, острые зубы — но он выглядел несколько ближе к человеку. На нем были надеты остатки бронежилета и рабочая спецовка, на пульте управления позади него висел старый стаббер. Похоже, ему не так и представилось шанса выхватить оружие — нападавший оказался слишком быстрым.
Снаружи Элле все так же сидела там, где ее оставила Вирэ.
— Элле? — произнесла та, положив руку девушке на плечо. — Элле, мне нужно, чтобы ты меня послушала. Кто нас спас? Кто пробрался через пещеры?
Девушка начала дрожать, ее глаза наполнились слезами. Она покачала головой.
— Не могу, — проговорила она. — Простите, я не могу…
— Я знаю, — сказала Вирэ, опускаясь рядом и игнорируя приступ боли в бедре. — Но эти существа мертвы или скрылись. Они нам не навредят.
— Нет. Не в том дело, — прошептала девушка. — Когда она его убила. Я даже не увидела, как. Крутанула руками, и оно вдруг уже умирает. Но я видела ее глаза, подкрашенные красным, будто она лила кровавые слезы. Вот только у нее был взгляд мертвеца. Бездушный, холодный, словно это все ерунда.
Она посмотрела на Вирэ, и у нее наконец–то потекли слезы.
— Что могло это сотворить? — проговорила она. — Что может заставить ничего не чувствовать перед лицом такого?
Вирэ не ответила. Вместо этого она обернулась к толпе рабов, поочередно оглядывая каждого. Тяжелое испытание оставило след на всех, навеки изменив их за несколько кровавых мгновений. Тут и там попадались знакомые ей лица: старик как–то выжил, равно как и плачущая девчонка с Последней Остановки, но все это были не те, кого она искала. Нет, крысокожая нашлась: волокла к стоку последнюю из тварей. Когда она повернулась обратно, Вирэ мельком разглядела ее лицо. Оно было перемазано кровью и грязью, видимо после путешествия по туннелю, но в ее глазах, обрамленных этими алыми надрезами, не осталось ни следа неприятностей. Все такие же холодные. Все такие же черные, как пустота.
Словно ощутив ее пристальное внимание, крысокожая резко повернула голову. Она встретилась взглядом с Вирэ; выражение ее лица было непроницаемым. Затем другой рабочий споткнулся и перекрыл Вирэ линию обзора. Это длилось всего один удар сердца, но к тому моменту, как он распрямился, крысокожая уже исчезла.
Акт 2
1
Жжение.
Он чувствовал, как пламя гложет его тело, как пожар обдирает душу дочиста. Боль забирала мысли и память, пока он не перестал знать ни свое имя, ни куда он бежит. Единственное, что имело значение — спастись. Он мчался мимо почерневших фигур, корчившихся в овладевавшем ими огне. Часть его, та малая толика, что сомневалась в этом новом мире страдания, узнавала колышущиеся равнины пузырящейся смолы. Мир плоти и камня казался несущественным по сравнению с палящим светом.
Но он продолжал бежать, молотя руками, будто поршнями. Он не оглядывался, ведь поступи он так, пламя заберет его, как оно уже убило и друзей, и врагов. Если он отбежит достаточно далеко, то будет свободен. Он цеплялся за эту мантру даже когда кожа вспыхнула, душа почернела, и сгорело все, кроме боли и желания убежать от нее.
Повернув голову, он бросил мимолетный взгляд. Позади был только свет, исключая лишь человека, восседающего на паланкине. Одеяние того было кроваво-багряного цвета, лицо расплылось в насмешливой улыбке. Несмотря на свет, он не отбрасывал тени. Напротив, само зарево как будто облеклось в форму человека — словно призрак возник из пламени.
На его глазах все продолжало меняться — огни слились в пылающие люмены, а горящие фигуры теперь стали тенями, перебиравшими стим-инъекторы, которыми было утыкано его предплечье. Он попытался отмахнуться от них, рассказать о том, что видел, но конечности практически не реагировали, а вместо слов раздался гортанный крик. Постоянна была только боль, преследовавшая его между сменявшимися мирами и находившая даже в благословенные мгновения сладостного забытья.
Но бывали и моменты, когда все сбивалось, когда боль отступала и сквозь пламя он почти мог разглядеть образ медицинского блока, где приглушенными голосами переговаривались темные фигуры. Но даже хотя его правый глаз теперь был перебинтован, он видел гораздо больше, чем прежде. Сквозь все струился свет. Не похищенное у шторма свечение, или же огни его чистилища. В этом ино-свете мир представлялся таким, каким и должен был быть — все объединено одной энергией: Движущей Силой, которая вдыхает жизнь и в машины, и в людей.