Елизавета Дворецкая - Дракон восточного моря, кн. 1. Волк в ночи
– Поискать у них кольчугу? – спросил Регне, но Торвард мотнул головой:
– К троллям кольчуги! Держи!
Он несколькими рывками расстегнул пояс, бросил его Регне и быстро стянул разом обе рубахи. Кварги загудели: раздевается перед боем только берсерк. Падал снег, но Торвард не боялся холода; неукротимая сила, что жгла и томила его изнутри, грозила разорвать на куски, если не найдет выхода, и ему мешали не только доспех и одежда, но даже собственная кожа. В женщинах, попадавшихся на пути, он не находил того, что искал, и его застоявшаяся темная сила, не имея выхода в любви, искала выход хотя бы в драке. К тому же он понимал, что противник значительно уступает ему в силе и опыте, поэтому мог позволить себе пренебречь защитным снаряжением и этим самым запугать зрителей и противника еще до поединка. Халльмунд про такое его поведение говорил, что конунг «выделывается», хотя сам Торвард называл подобный способ показать себя более грубым словом.
– Чего вытаращились, как бабы! – крикнул кваргам Эйнар Дерзкий. Он тоже побледнел, понимая, что вождя охватил новый приступ безумия, который может иметь самые неприятные последствия для всех, но оставался верен себе. – Между прочим, наш конунг неуязвим для железа! Еще когда он родился, кюна Хёрдис купала его в крови пещерного тролля, и теперь его невозможно ранить железным оружием! Эти чары называются «кольчуга Харабаны», и ими владеет на всем свете одна только мать нашего конунга!
Все это было чистое вранье, и любой мог бы это понять, видя старые, побелевшие, и несколько более свежих шрамов на теле Торварда, особенно самый последний, сзади на ребрах, куда его ударило копье во время недавней битвы в Аскефьорде. Но никто не задумался об этом сейчас. При свете многочисленных факелов, в густеющих сумерках, смуглая полуобнаженная фигура Торварда с золотыми браслетами на запястьях, с длинными черными волосами и с хищно блестящим топором в руке выглядела дикой и жуткой. Казалось, это не человек, а один из тех страшных зимних духов из потустороннего мира, которые проникают в мир людей через ту дверь, что неплотно прикрыта в самую важную, переломную точку года, и для защиты от которых в дни зимнего солнцеворота проводят так много старинных охранительных обрядов.
– Иди сюда! – почти ласково позвал Вемунда Торвард, выходя вперед со щитом на левой руке и с топором в правой. – Иди, не бойся! Убей меня! Ты видишь, это так легко! Один точный удар – и со мной будет покончено. Как все будут восхищаться тобой! Ты прославишься навеки, тебя будут звать Убийцей Торварда и слагать о тебе саги, как о Сигурде Убийце Дракона. Я ведь ничуть не лучше дракона, правда? Я даже более опасный противник, потому что я есть на самом деле, я не в саге, я здесь и сейчас! Ну, убей меня! А иначе твой род будет опозорен и тебя запомнят как сопливого мальчишку, который намочил штаны еще до того, как получил первый удар!
И самым страшным было то, что он не притворялся: Торвард желал победы Вемунду не менее сильно, чем тот сам. Он хотел умереть, он старался облегчить противнику его задачу, но сам чувствовал, что взамен ненадетой кольчуги вокруг него смыкается невидимое кольцо защитных чар, более действенных, чем самое крепкое железо. Он бился изнутри об это кольцо и ничего не мог поделать; он был пленником своего двойного проклятья и бесился, потому что собственная мощь приносила ему полную противоположность того, чего он хотел.
Оцепеневший поначалу Вемунд опомнился, услышав такие оскорбления, и подался вперед. Торвард легко отбил щитом его первый выпад и крикнул:
– Убей меня, ну! Только помни: тот, кто убьет меня, возьмет на себя мое проклятье! И этим я буду отомщен гораздо лучше, чем отомстил бы за меня кто-то другой!
Вемунд был крепким и самолюбивым парнем, и трусом его никто не назвал бы. Настоящего боевого опыта ему недоставало, но сейчас, внезапно очутившись лицом к лицу с потомственным военным вождем, он собрал всю свою силу и волю, вспомнил все, чему его учили, и был полон решимости не отступить, и если погибнуть, то достойно. Для его мощной фигуры с длинными сильными руками топор был вполне подходящим оружием, и Вемунд, торопясь закончить это все побыстрее, один за другим наносил удары с широким замахом, целя то в голову, то в ноги. Но Торвард с легкостью уходил из-под ударов, принимая и отводя их щитом. Вопреки общим ожиданиям, сам он не шел вперед и только отбивался. Крепкое дерево щита, обшитое дубленой кожей, трещало, но пока держалось. Однако хоть на первый взгляд и создавалось впечатление, будто конунг фьяллей подавлен напором соперника, опытные люди понимали, что это не так и что ничего хорошего Вемунда не ожидает. Из них двоих он устанет первым, а опыта для дальнейших действий у Торварда гораздо больше.
И вот, когда уставший Вемунд на миг остановился, переводя дыхание, Торвард, мгновенно поймав заминку, нанес сильный удар в бедро под щит. В таком положении щит почти наверняка будет пробит насквозь, и Вемунд попробовал отскочить, но Торвард без промедления ударил снова, уже вверх, в плечо. Вемунд успел закрыться, лезвие топора с треском и хрустом врубилось в кожу и доски щита и в нем застряло. Многие гибнут именно в такие мгновения, не успевая освободить оружие, однако Торвард, не дав противнику времени этим воспользоваться, мощным ударом ноги в щит отбросил Вемунда с его щитом прочь, освобождая топор.
Отброшенный толчком, Вемунд невольно сделал несколько шагов назад, пытаясь выиграть хоть пару мгновений, чтобы отдышаться и сообразить, что делать дальше. Сейчас он со всей ясностью почувствовал, что слава Торварда конунга как одного из лучших бойцов Морского Пути – не пустой звук.
Они обменялись еще несколькими ударами, и один раз кольчуга спасла Вемунда от серьезной раны – лезвие Торвардовой секиры скользнуло по плечу. Но самому Вемунду хотя бы задеть противника никак не удавалось. Торвард стал двигаться быстрее, именно теперь, когда его соперник уже не мог выдерживать такую скорость, и всем свидетелям этого поединка с каждым мгновением становилось страшнее. Дракон как никогда был близок к тому, чтобы сбросить человеческую шкуру и предстать в настоящем облике. Как одержимый злым духом, Торвард бросался на противника, который уже перестал делать выпады, а все силы сосредоточил на обороне. Одержимость кипела и бурлила в нем, и казалось, что стоит нанести ему лишь одну царапину, как злой дух вырвется наружу и смерчем снесет все вокруг – постройки, людей, сам Ветровой мыс, и камни полетят по воздуху, будто легкие осенние листья. Его небрежная, надменная лень исчезла, он двигался так стремительно, так легко угадывал наперед все действия Вемунда, как будто только драка и была его естественной стихией. Он был точно рыба, которая вынужденно странствовала по суше и вдруг оказалась в воде! И это была хищная рыба, она расправлялась с противником, играя и получая удовольствие от своей силы. Он словно бы растягивал удовольствие, откладывал тот сладкий миг, когда лезвие его топора попробует горячей крови врага.
От щитов у обоих к тому времени оставалось по несколько изрубленных досок на ручке с умбоном, и от последнего удара Вемундову щиту пришел конец. С досадой отбросив обломки, он взял топор обеими руками и решительно шагнул вперед. Это кружение уже вымотало ему душу. Торвард тоже отбросил почти бесполезный щит и подался ему навстречу. Он видел, что по ходу поединка они сдвинулись к самому краю двора и теперь у Вемунда за спиной – стена хлева. Нанеся несколько быстрых ударов подряд, он вынудил противника отступить, и Вемунд обнаружил стену только тогда, когда уперся в нее спиной и понял, что пятиться и уклоняться больше некуда.
По жесткому лицу Торварда он видел, что тот собирается именно сейчас с ним покончить и что эта стена, эта холодная земля – последнее, что он запомнит в жизни. Торвард сильно ударил топором сверху вниз, но Вемунд успел подставить свое древко под древко Торвардова топора и несколько ослабить удар. Торвард резко дернул свое оружие на себя и, зацепив топор Вемунда словно крючком, чуть не оставил того с пустыми руками. Вемунд сумел удержать топор, но от рывка невольно наклонился вперед. И немедленно получил жестокий удар прямо в лицо.
Кровь хлынула из рассеченного лба, заливая глаза; от боли Вемунд покачнулся, ничего не видя и пытаясь восстановить равновесие, а Торвард, уже никуда не торопясь, нанес ему точный удар по ноге. Он уже мог убить противника, но затягивал поединок, словно питаясь ужасом и потрясением зрителей, которые не могли ни вмешаться, ни отвести глаз.
Вемунд упал, и Торвард даже позволил ему подняться – он видел, что даже просто стоять на ногах его противник уже не может. Из последних сил, пытаясь разогнуться, Вемунд вслепую отмахнулся топором на уровне пояса, пытаясь хотя бы отогнать противника, чтобы вытереть лицо. Однако Торвард, приняв удар на древко, ответил ударом обуха в голову. И Вемунд снова упал.
