Елизавета Дворецкая - Дракон восточного моря, кн. 1. Волк в ночи
Над толпой зрителей к тому времени уже висел сплошной стон, и Сигмунд хёвдинг невольно, безотчетно делая шаг за шагом, подошел к противникам почти вплотную. Торвардовы телохранители тоже приблизились и были наготове, чтобы не позволить никому вмешаться. Казалось, что все уже кончено. Но Вемунд все-таки поднялся. Если бы он остался лежать, то мог бы выжить, потому что его раны, хоть и обильно кровоточили, смертельными не были и Торвард оставил бы в покое противника, лежащего на грязной окровавленной земле. Не сопротивляясь, тот уже не был ему интересен. Но Вемунд не хотел так лежать и, на свою беду, с упрямством и силой молодого самолюбия, поднялся, опираясь на топор и цепляясь за ту же предательскую стену хлева.
Зрители закричали, видя, что он еще жив, хотя никто уже не верил в возможность его победы. Лицо Вемунда было сплошь залито кровью, кровь текла из разрубленного бедра и смешивалась на одежде с мокрой грязью, он дышал тяжело и пошатывался, помертвевшими пальцами сжимая рукоять топора. А Торвард стоял перед ним как само воплощение злой судьбы, просто дожидаясь, когда можно будет ударить снова. По его лицу было видно, что пощады не будет. Попытавшись рукавом стереть с лица кровь и грязь, чтобы хоть что-то увидеть, Вемунд, лишь смутно угадывая, где находится противник, еще два раза взмахнул топором, но Торвард без труда уклонился.
А потом сделал шаг вперед, вывернул топорище из ослабевшей руки противника и этим же собственным топором Вемунда нанес удар в шею. Эта игра ему надоела. Вемунд упал в последний раз, и теперь никто уже не ждал, что он поднимется.
– Мой сын! – вскрикнул Сигмунд хёвдинг, с трудом веря в тот ужас, что творился прямо у него перед глазами. – Он убил моего сы… Он нарушил законы, он убил во время йоля! Он одержим! Убейте его!
И первым бросился на Торварда, а за ним остальные кварги, на ходу выхватывая оружие.
А фьялли, уже давно готовые к чему-то подобному, дружным строем, с боевыми кличами, устремились им навстречу. Свое оружие они сохранили, да и гости конунга, собравшиеся на пир, имели при себе разве что по мечу. Но, в отличие от них, фьялли были всегда готовы к бою и закалены многолетними совместными походами. В усадьбе конунга собралось в этот вечер даже больше трехсот человек, но гостям недоставало сплоченности и решительности. Телохранители тут же сомкнули щиты, прикрывая конунга, но Торвард выхватил щит у Кетиля и снова бросился вперед.
Фьялли успешно теснили кваргов, взвыли берсерки, приходя в боевое неистовство, клинки гремели, кричали раненые, на дворе закипела настоящая битва. Женщины в ужасе пробирались в дом за спинами дерущихся, рабы и работники забились по углам, из ворот лезли то ли помощники, то ли любопытные, но во дворе была такая теснота, что попасть внутрь было уже невозможно.
Торвард бился сильно и яростно, стараясь выплеснуть до дна ту темную силу, что переполняла его, но у нее, казалось, не было дна. Из груди его рвался дикий крик, как от нестерпимой боли, хотя он вовсе не был ранен, и от этого крика у его противников слабели ноги и оружие выпадало из рук.
Разбрасывая хирдманов и телохранителей, он пробивался к дверям дома, где находился сам Рамвальд конунг. Тот, сначала оцепенев при виде неожиданного побоища, теперь тоже выхватил меч и готов был достойно встретить гостя, внезапно ставшего врагом. Ему совершенно не хотелось вставать на пути этого безумца, но отступить на глазах у подданных он не мог. Его собственные телохранители встали сомкнутым строем, но Асбьёрн, Гудбранд и Ормкель набросились на них, отвлекая на себя, выбили одного и разорвали короткий строй, не давая щитам противника сомкнуться снова.
И Торвард оказался перед Рамвальдом. От первого удара тот закрылся щитом, но Торвард, намеренно всадив лезвие в доски щита, с силой дернул и вырвал щит из рук Рамвальда, оставив одну рукоять. Конунгу кваргов, в его почтенные годы, при его образе жизни и миролюбивом нраве, слишком давно не приходилось драться самому, и тем более он не ждал, что смертельная схватка ждет его во дворе собственного дома, в разгар йольских праздников. От толчка Рамвальд конунг покачнулся и, не успев вовремя восстановить равновесие, чуть не выронил меч и с размаху вонзил конец клинка в землю.
Будь у Торварда какое-то оружие в руках, этот миг стал бы для Рамвальда последним. Но Торвард, оставшись с пустыми руками, шагнул к хозяину дома, вырвал меч из его ослабевших пальцев, а свободной рукой взял за горло.
Кто-то закричал, битва у самого дома стихла. Опустив клинки, кварги смотрели, как конунг фьяллей одной рукой прижал их собственного седовласого повелителя к стене дома, а второй поднес к его лицу его же, Рамвальда, собственный меч с богатой позолоченной рукоятью.
– Я… мог бы… и тебя… – прерывисто, тяжело дыша, прохрипел Торвард.
Поняв, что его еще не убивают, Рамвальд конунг приоткрыл глаза. Жесткие, как железо, горячие и дрожащие от напряжения пальцы держали его за горло, а совсем рядом было смуглое, искаженное мучительной болью лицо, и две слезы ползли из глаз по щекам, поросшим черной щетиной. Белый старый шрам, шедший от правого угла губ до самого края челюсти, еще был виден и казался продолжением рта. Лицу Торварда это сейчас придавало сходство с мордой смеющегося тролля. Но Торвард не смеялся. Сейчас, при виде этого изломанного лица, становились ясны и его небрежная, надменная лень, и его лихорадочное веселье. У всего этого в основе была непрерывная, мучительная внутренняя боль, с которой он не мог справиться.
– Я мог бы и тебя… заставить платить мне дань, как Асмунда, – прохрипел он, с трудом переводя дыхание. – Я мог бы убить тебя, раз уж никто здесь не в силах сделать доброе дело и убить меня. Но ты принял меня как гостя… Я предупреждал, что я плохой гость, но я ничего не могу с этим поделать. Если уж меня занесло к вам, значит, так вам не повезло. Но я пришел к вам как гость, и вы меня приняли. Поэтому разойдемся мирно. Скажи твоим людям отойти.
Он ослабил хватку, дав Рамвальду конунгу выпрямиться.
– Назад. – Рамвальд вяло махнул рукой. – Все назад… Прекратите…
– Повеселились и хватит! – сказал вслед за ним Торвард, и его низкий хриплый голос как никогда был похож на рычание дракона. – Завтра мы уйдем. Только ты, конунг, сегодня переночуешь с нами, а завтра проводишь нас до кораблей. Просто чтобы убедиться, что все в порядке.
Остаток вечера перевязывали раненых и приводили в порядок двор. У фьяллей оказалось шестнадцать убитых, у кваргов – тридцать с лишним. Ранен был и Сигмунд хёвдинг. Наученные недавним опытом, фьялли устроили Рамвальда конунга на ночь в одном из своих гостевых домов, а в другом, по просьбе самого конунга, ночевали Бергфинн Тюлень, Гейрфинн Уздечка и еще двое знатных людей. Фьялли хотели точно знать, что у них снова не загорится крыша над головой, но дозоры на ночь выставили и те и другие. Внутри одной усадьбы это выглядело особенно странно и тревожно – словно два враждующих войска по какой-то удивительной причине устроились на ночлег вместе, чтобы завтра продолжить сражение. Йомфру Альделин всю ночь плакала от страха, втайне упрекая себя, что чуть было не полюбила это чудовище. Да он и ее разорвал бы на части, позволь она ему выплеснуть все то, что таилось в нем! Фру Оддрун причитала, напоминая, что она-де предупреждала, что дружба с ведьминым сыном до добра не доведет, и только глупая Эльдирид хихикала, любопытными круглыми глазами наблюдая всеобщее смятение.
– А говорят, что он проклят! – приговаривали хмурые хирдманы Рамвальда, понимая, что эта битва в собственном доме ими проиграна. – А дерется, как три великана! И другие бы не отказались от такого проклятия!
Утром Рамвальд конунг лично проводил Торварда с дружиной до кораблей. Точнее, фьялли взяли с собой хозяина дома, собравшись уходить.
– Не ждал я, что наша встреча так окончится, – с печалью говорил Рамвальд конунг, пока хирдманы сталкивали корабли в воду. – Я был дружен с твоим отцом… почти всегда. Раз, помнится, мы столкнулись с ним у берегов Дал Риады, но мы оба были тогда очень молоды, а тебя и даже Эдельгарда ярла еще не было на свете… Но это острова, мы делили будущую добычу. А так, чтобы в моем собственном доме… Говорят, ты хочешь завоевать весь Морской Путь и стать его единственным конунгом?
– Ты меня спрашиваешь, говорят ли это? – равнодушно ответил Торвард. Сегодня он был спокоен и даже вял, словно вчерашняя вспышка выжгла его душу и оставила без сил.
– Нет. Я спрашиваю, правда ли ты хочешь завоевать весь Морской Путь.
– Неправда. На самом деле я хочу умереть.
Рамвальд конунг посмотрел ему в лицо. В такое было трудно поверить.
– Я действительно проклят. Фрия Эрхина наложила на меня заклятье, что ни одно мое желание не будет сбываться, и чем желание сильнее, тем невозможнее его исполнение. А моя мать сверху наложила другое заклятье – что сильнее всего я буду хотеть смерти. Я хочу умереть. Но именно это мое желание не исполняется! И чем решительнее меня хотят убить, тем сильнее надежда, что мое желание умереть сбудется, и тем больше сил во мне просыпается, чтобы отразить опасность. Я не хочу, но мое проклятье меня заставляет, я хочу умереть, но вместо этого убиваю! Это замкнутый круг, опасный и для меня, и для моих врагов. Я буду носить мое проклятье по всем морям, пока не найдется человек с такой сильной удачей, которая одолеет его!