Стивен Эриксон - Пыль Снов
— Господин, они никогда не взбунтуются…
— Я не о том. Но, прося невозможного, я буду надеяться, что они совершат невозможное. Не то чтобы я готовился послать их на верную смерть. На такое я никогда не пошел бы. Но чтобы просить о большем, чем имеет право просить командир, я должен быть с ними. Нужно, чтобы меня видели между них.
Сегодня ночью, — продолжал он, — вы снова должны стать Атри-Цедой, а я вашим командиром. Когда мы будем говорить с солдатами. Когда спросим, как они провели день. Когда решим ответить на их вопросы и жалобы, сделав все что возможно. — Он помолчал, замедлил шаги. Они оказались в относительно темном промежутке между двух костров. — Особенно этой ночью, — сказал он вполголоса. — Они потрясены… прошел слух о недуге, сразившем малазанских магов.
— Да, Командор. Понимаю. Кстати, Верховный Маг Делат интересуется… гм, он спросил меня… О вас. Сказал, что я могу увидеть вас… другим, господин.
— И что вы расскажете ему на следующей встрече?
— Я… не уверена, господин. Думаю, что… Может быть…
— Он умный человек, — сказал Брюс. — Сегодня вечером, Араникт, я ощущал себя как… ну, я словно очнулся, вышел из холода и тьмы. Из места, которое считал реальным миром, настоящим миром — холод, думал я, был всегда, но я не замечал его до смерти и… воскресения. А теперь я понял, что холод и тьма были внутри меня, они коснулись однажды моей души.
Она восторженно смотрела на него. Глаза сияли. — И все ушло, господин?
Ответная улыбка сказала всё, что ей требовалось.
— А теперь, Атри-Цеда, побеседуем с солдатами.
— Обработаем камни, господин.
Именно.
«Насчет меня не тревожьтесь. Я ваша. Мой камень… плавится, меняется — спаси Странник, на нем появилось ваше лицо. Ох, насчет укусов…»
Они вышли в свет костра. Брюс случайно глянул на Атри-Цеду и увидел выражение ее лица — изменившееся почти сразу, но недостаточно быстро. У него захватило дух. Сладострастное томление, легкая улыбка на губах, озорные отсветы пламени в глазах. Он тут же потерял дар речи и мог только улыбаться в ответ на радостные приветствия солдат.
«Араникт. Я поистине был полумертвым, раз не замечал самого очевидного. Вопрос в том, что мне делать? С тобой?
В этом взгляде была тьма — не холодная, как во мне, но темнота слабо мерцающих углей. Удивляться ли, что ты так часто стоишь, скрыв лицо клубами дыма?
Атри-Цеда, что мне делать?»
Он понимал, что не получит ответа на вопрос, не поняв свои чувства. Все кажется таким странным, особенным, незнакомым. И в то же время — он ощутил в груди некий скрежет — она стоит, одержимая собой, довольная, погруженная в видения, а вот он — мнется рядом, смущенный и неуклюжий.
«Смехота. Оставь это на время, Брюс».
* * *Солдатчину оказалось переносить легче, чем он думал — так решил Восход. Много маршей, быстрых переходов — но подошвы его затвердели, дух окреп, даже таскать доспехи, оружие и щит оказалось не так тяжело. Выпадает время даже на упражнения с мечом. Присел и ткнул, присел и ткнул — держи щит выше, солдат! Держи строй — Сжигатели Мостов не прогибались. Стой, держи удар — потом сделай шаг вперед. Стой, держи, шагай — как будто валите лес, солдаты. Дерево за деревом. Присел, ткнул! Разумеется, это вызов — быть достойными легендарных Сжигателей, но ведь перед глазами один из них, все замечающий, суровый, гоняющий без передышки. Да, высокие стандарты, высочайшие.
Сжигатели Мостов в одиночку выиграли компанию Черного Пса. Заставили отступить Багряную Гвардию, легионы Мотта и Генабариса. Выбили ворота дюжины городов, от Натилога до Одноглазого Кота. А до того завоевали все Семиградье. Он не слышал прежде о таких местах, но названия ему нравятся. Стоят семь городов. Назовем это Семиградьем. Прямой ход мысли, да уж. А насчет Генабакиса — что ж, названия там странные и экзотические. Вроде Крепи, Серого Пса, Тюльпанов и Пучня. В тех дальних странах живут удивительные звери. Стрекозы такие большие, что можно на них летать — вообразите жужжание в облаках, когда смотришь на всё сверху вниз! Видите, каким прекрасным всё было — и швыряете вниз сотни бомб. Сжигатели делали всё что угодно, а с ними ничего не делалось. Начинались новые приключения. Славные и героические осады, чудовища в небе, затопленные пустыни и привидения с острыми мечами, воины из пыли. Моранты и Баргасты и Тисте Анди и Джагутские Тираны и так далее.
Восходу не терпелось войти в легенды. Для того он и создан, для этого он, оказывается, жил — нужно было только дождаться прихода иноземных солдат. Чтобы они подхватили его и повели с собой, чтобы он стал одним из них. Он знал, что остальные чувствуют то же. «Теперь мы Сжигатели Мостов. На нас смотрят, когда дело становится отчаянным, безнадежным для всех других. Мы идем вперед, сдвинуты щиты, холодные лица и сердца из стали. Мы покажем, что достойны легенд.
Погодите и увидите, просто погодите — и увидите».
* * *Две женщины стояли вдали от костров, поджидая третью.
Никакой уверенности. На деле, напомнила себе Смола, неприятности почти гарантированы. Среди дальхонезцев не осталось родственной близости — мало что значат и сестринские, и братские связи. Племена остались позади, с ними и узы крови, кровная месть и всё прочее. Так должно быть, почти все стараются так и делать, иначе рота распадется. Взвод — новые родственники, рота — племя, армия — народ, королевство, треклятая империя.
«— Кто ты, солдат?
— Морской пехотинец, Третья рота Охотников за Костями, сэр!
— Не дальхонезец?
— Нет, сэр.
— Малазанин?
— Нет, сэр. Охотник».
Вот если бы еще верить во всё это — там, в корявой, но твердой сердцевине личного бытия. Отойди на шаг, да, и обучиться правильным привычкам. Уважение, дисциплина, верность. Не моргни глазом на любой мерзкий приказ, даже глупый или бессмысленный. Племя живет ради выживания, а выживать можно, обеспечив порядок и позаботившись, чтобы приказы правильно исполнялись. Найти в них смысл. Во всё это полезно верить. Особенно когда ничего лучше и близко нет.
Да, так хочется верить. За себя и бестолковую, ветреную сестрицу. Вера, достаточно крепкая для двух. Да. Целуй-Сюда готова слинять — она вся в этом, у нее такая натура. Людям вроде нее нужны понимающие родственники, готовые пойди и уладить всё, что нужно уладить. Смола всегда исполняла свою роль. «Она ускользает, я затыкаю прореху. Она всё запутывает, я подчищаю и выправляю. Она отбрасывает людей, я их подбираю и ободряю».
Но иногда она шатается под ограничениями роли вечно надежной, трезвой и практичной сестры. От своей безотказности. Неужели Целуйка не может хоть раз примерить плащ Смолы, позволив ей пойти и поиграть? Красть чужих мужей, менять любовников, приманивать и отталкивать? Почему бы нет? Почему каждый раз — чтоб вас! — ответственность ложится на ее плечи?
Она до сих пор не начинала жить, она ждет возможности.
Бадан Грук сохнет по ней, любит ее. А она… сама не знает. Хочет ли, чтобы ее любили или хотя бы желали. Она умеет играть, представлять все реальным. Она говорит себя, что так и нужно. Но истина в том, что она не знает, что чувствовать по отношению к нему — да и ко всем. Разве не веселая шутка? Все видят в ней надежного, способного человека, а она себя спрашивает: способного на что? «Пойму ли я? Когда наступит мой черед?»
Она не знает, куда отправилась армия, и это страшно. Нет, она ни разу не выдала своих подлинных чувств. Смола видит, что все на нее опираются. Даже другие сержанты. Чопор, Бадан Грук и даже пучеглазый дурак Урб. Нет, нужно играть роль стойкого солдатика с прикушенным языком и твердым взглядом, не колебаться, ни на миг не выказать, какая буря бушует в голове.
Нужна помощь. Они идут во тьму, будущее совершенно непонятно — кроме одной, простой и грубой истины: однажды они выхватят мечи, встанут лицом к лицу с противником, мечтающим их уничтожить. Им прикажут сражаться, убивать. «А мы станем? Я стану? Дали бы вы нам повод, Адъюнкт. Причину, хотя бы пригоршню ценности. Я сделала бы всё, о чем вы попросите. Думаю, и другие тоже».
Она глянула на сестру. Целуй-Сюда стоит, на губах слабая улыбка, доказательство, что в душе царят мир и любовь к себе — для нее это нетрудно. Глаза устремлены к смазанным звездам на северном небе. Насмешливая вежливость, готовность выказать презрение: излюбленное выражение ее обманчиво мягкого и невинного лица. Да, она от природы красива и очаровательна, от нее дух захватывает; в ней есть что-то дикое, самые разумные мужики прилипают, как будто она медом смазана. Она уже собрала обширную коллекцию жизней и страстей, ставших пленницами кусочков янтаря.
«Могла бы я стать такой? Жить как она? Посмотрите на эту улыбку, такую довольную. Боги, как хочется…»
* * *Должен быть выход, и скорее бы сестрица его нашла. Целуй-Сюда боялась, что иначе сойдет с ума. Она записалась в малазанскую морскую пехоту, ради милостей Худа — не в армию предателей, марширующих в задницу проклятого бога. Она записалась, думая, что всегда есть путь назад — едва скука станет невыносимой… Ну, не то чтобы ей с легкостью позволили уйти, но исчезнуть в цивилизованных землях Малазанской Империи не так уж трудно. Так много людей, так много места, так много возможностей для новой жизни. Даже внутри армии — кому по-настоящему интересно лицо под ободком шлема? Любой сойдет, лишь бы выполнял приказы и шел в строю.
