Джон Френч - Чемпионы Темных Богов
«Твой мир погиб», — раздалась мысль в его голове. Она казалась иной, более мягкой, глубокой, словно приказ.
«Мой мир погиб».
Затем пришел гнев, яркий и чистый, словно солнце, поднимающееся над рассветным горизонтом.
«Тебя сделали рабом», — произнес голос в его разуме.
«Меня сделали рабом», — когда-то он был королем. Он пытался править хорошо, исполнять свой долг перед Императором, быть справедливым, и честным, и не ведать злобы.
«Ариман отнял это у тебя».
«Ариман отнял это у меня», — колдун сделал из него короля пепла. Ему следовало умереть там, в пыли своего родного мира. Он подвел свой народ; он подвел их всех. Что это за король, если он правит только костями покойников?
«Ты выжил не просто так», — сказал голос, но Хемеллион больше не слушал его. Ему не требовалось слушать. Его разум уже превратился в сужающееся острие ярости. Он не чувствовал палубы под ногами. — «Ты выжил ради мести».
Теперь он был у подножья трона.
«Мой мир, моя земля, мой народ…»
Он встал на первую ступеньку. Кармента неподвижно сидела на троне, ее очертания скрывались под одеяниями и кабелями.
«Мое королевство — пепел и прах…»
Он был у самого трона. Кармента напряглась, но не подняла голову.
«Как будет и его королевство…»
Он вынул лезвие из пол одежды. Кармента снова вздрогнула. Он подался ближе. Лицо под капюшоном резко поднялось. Пара стеклянных линз вспыхнула светом и узнаванием.
— Хемеллион? — прохрипел голос, звучавший так по-человечески.
XVIII
Откровение
«Сикоракс» потемнел. Основные двигатели закашлялись и отключились. Орудия умолкли. Из-за хаотично застрелявших маневровых двигателей дуга его курса искривилась. На корабль опустилась ночь, растекаясь по километрам коридоров и залов, подобно потоку черной воды. Мир почернел, и в глубоких двигательных отсеках, сотни глаз, никогда не видевших света звезд, обратили взоры ввысь. Ружейный огонь стробирующим светом отразился от стен переходов и залов, когда орудийные сервиторы и воины-трэллы обратили оружие друг против друга. По каждой поверхности корабля пробежали молнии, хохоча с весельем безумца.
Когда мигающий свет погас окончательно, в самом дальнем, всеми позабытом коридоре облаченная в доспехи фигура со шлемом в форме морды гончей подняла голову. За распахнутой дверью позади нее в сети цепей трепыхалось бледное мутировавшее тело. Символы, выгравированные на серебряных цепях и оковах, пульсировали тусклым синим светом. Оно пыталось закричать, но единственным звуком, исходившим из его рта, было дребезжащее шипение. Тело носителя, удерживаемое в стенах комнаты, отслужило свое, сберегая частицу его сущности в реальности, там, где ему следовало находиться. Но теперь плоть стала обузой, поэтому существо взяло себе кожу и кости Марота. Обереги и заклятья, вплетенные в комнату, которая служила ему домом, но никак не темницей, должны были удерживать душу. Поэтому оно подменило себя Маротом, одну душу взамен на другую. Естество и разум Марота теперь бились и шипели из тела, заключенного в паутину цепей, тогда как его собственное стало сосудом. Это ненадолго — вскоре тело Марота перегорит от многочисленных изменений, но надолго оно ему и не требовалось.
Фигура оглянулась. Закованное в цепи существо забилось сильнее. Затем фигура подняла руку и серебряные двери захлопнулись. На освещавших коридор факелах столбом взмыл огонь. По палубе прокатилась дрожь. На «Сикораксе» воцарилась ночь, за которой все фигуры двигались так, как им и надлежало, в неведении и слепо. Все развивалось почти так, как следовало. Теперь оставалось лишь ждать. Когда-то, когда существо жило, в моменты, подобные этому, оно могло бы уповать на надежду, но надежда требовалось только при встрече с неизвестностью, а хотя происходящее все еще должно было следовать по предопределенному курсу, задействованные смертные были крайне предсказуемыми. То, что по их представлениям, делало их уникальными, на самом деле делало любой их выбор очевидным.
Нет, все пройдет так, как и замышлялось.
Фигура сдвинулась с места. За ее спиной угасало синее пламя, а под шагами крались тени.
Тьма сомкнулась над Санахтом и Ариманом, когда они, наконец, увидели двери.
Вход был круглым, разверзнутой пастью, перекрытой створом из меди и серебра. Центр его окружали лица, чьи резные глаза и рты были прикрыты серебряными повязками. От центра до краев двери вились сложные узоры. Санахт узнал их — они были зеркальным отражением тех, что когда-то покрывали одну дверь на давно сгинувшем Просперо. Это были символы, которые оберегали санктум Магнуса Красного. Но едва узнавание наполнило его разум, варп рассеялся.
Чернота прокралась на границу его мыслей и двинулась внутрь, будто ночь, ниспадающая на напоенные солнцем земли. Ощущение текущего вокруг него варпа растаяло. Кожу пронзило холодом. Мечник резко остановился.
Паривший впереди него Ариман рухнул на пол. Воины Рубрики продолжали маршировать, но затем одно их сочленение за другим начали стопориться. Вздрогнув, они повернули головы к Санахту. Свет в их глазах потускнел, задрожал и угас. Теперь на него взирали мертвые доспехи.
«Наверное, они кричат, но я их больше не слышу».
Вокруг него опустилось безмолвие. Внутри шлема отдавалось звоном дыхание и биение сердец. Он сделал шаг к Ариману, вдруг осознав, как гудят его доспехи. Где-то рядом слышался топот бегущих ног. Санахт задался вопросом, сколько у него оставалось времени. Он подумал обо всех годах, неспешных столетиях, о мертвых и потерянных, сваленных в груду опустошения его прошлого. Он подумал о Кхайоне, об Амоне, и обо всех прочих. Его рука потянулась к силовому мечу. Сталь с шелестом покинула ножны. Ариман медленно поднимался с пола. Колдун казался съежившимся, как будто он иссох, оставшись в прежних размерах.
— Дело в хранителях этого места, — мягко сказал Санахт. Ариман оглянулся. Щелкнул вокс. Уши Санахта наполнились влажным натужным дыханием, когда Ариман попытался заговорить. — Они ожидают за этой дверью. Орден неприкасаемых, что присматривают за Атенеем. Теперь мы достаточно близко, чтобы они погасили для нас варп.
Ариман шатался, словно пол под ним был раскачивающейся палубой.
— Санахт… — прохрипел Ариман. Он протянул руку к мечнику, как будто пытаясь за что-то ухватиться. Санахт не пошевелился. Часть его не могла поверить, что это сработало; что хитрость и планирование привели его к этому моменту. Ариман сипло втянул воздух, пытаясь заговорить снова. — Сан…
— Тебе больно? — спросил Санахт, и слова эхом повисли в неподвижности. — Снова остаться без варпа, снова быть всего лишь плотью? Серебро вновь пожирает твои сердца — это больно, мой старый друг? — Ариман вздрогнул и попробовал выпрямиться. В каждом его движении кричало огромное усилие. Санахт неспешно двинулся вперед, его движения — осторожны и выверены. — Это был тот секрет, о котором инквизитор-ведьма так тебе и не поведала — для того, чтобы добраться до Атенея, тебе придется пройти сквозь тьму без варпа. Но я знал, — он остановился в трех шагах от Аримана. Силовой меч в его руке с треском ожил. Холодные скованные молнии обратили сумрак в пляшущие тени. — Ты так много сделал, чтобы привести нас сюда, вывести на следующий этап своего замысла, но этот момент мой, а не твой, — Санахт сделал еще один шаг. Дыхание Аримана прерывисто шипело по воксу. — Прямо сейчас твой флот разваливается, твои немногочисленные союзники мертвы или обратились против тебя.
Свечение в туннелях позади них разгоралось все ярче.
— Даже наши враги здесь, — сказал Санахт, оглянувшись на свет, а затем назад на Аримана. — Это конец, Ариман. Дальше нет ничего, ни мечтаний об избавлении, ни ложной надежды.
Санахт поднял силовой меч, и молнии на нем затрещали перед обезличенной пластиной Ариманового шлема. Силовое поле со щелчком погасло. Секунду он удерживал отключенный меч, а затем бросил его к ногам Аримана. Он медленно достал психосиловой меч, чья безжизненная сталь оставалась холодной, а руны — незажженными. — Я б никогда не сошелся с тобой в бою, если бы варп был доступным для тебя. Но здесь, на пороге тайн нашего отца, это всего лишь меч, как и ты. Ты — просто плоть.
Ариман посмотрел на меч у своих ног.
— Почему? — прохрипел он.
— Подними меч, — произнес Санахт.
— Легион…
— Мертв! — взревел мечник, в его черепе расцвел неожиданно яркий гнев. — Все, во что мы верили, было ложью, в каждом решении таился изъян. Мы потеряны. Мы прокляты, Ариман.
Колдун покачал головой.
— Нет, нет, мы можем подняться, мой друг. Мы поднимемся снова.
— Подними меч, — произнес Санахт, в каждом его слове ощущался натянутый самоконтроль.
