Ник Перумов - Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 2
А что Дану осталось совсем, совсем мало – этот отряд да едва ли четыре полных десятка, оставленные в заповедном краю, – так это не беда. Едва сгинут хумансы, едва пусть даже и малый, но хранимый магией Иммельсторна народ вернется к остаткам Друнгского Леса – всё, конечно же, изменится. Не может не измениться. Станут рождаться дети. Магия победит болезни, что уносят совсем крошечных младенцев – семя, надежду рода. Бросовые земли, зловонные болота – дети не заживались там. Тяжёлые миазмы, ядовитые испарения – там и взрослый-то выживал с трудом, в осаде мелких, но проворных и вооружённых смертельной отравой тварей.
Агата не думала о том, как именно она поразит все те бессчётные мириады хумансов, что обитали между Берегом Черепов и северными тундрами, между древними горами Заката, границей владений Вольных, и бескрайними степями востока, где теперь пытались укрепиться новые королевства. Сто пятьдесят Дану против великой, непобедимой Империи. Сто пятьдесят мечей – сражаться будут все, даже женщины и дети.
«Но что же делать, если на свободные земли хлынут всякие там орки, гоблины, кобольды и прочие низшие племена? Истреблять? Дану должны растить детей, а не ходить в бесчисленные походы. Быть может, Иммельсторн поможет и в этом, подскажет верное решение?»
И сознание послушно соглашалось, радуясь найденной отмычке-отговорке – ну конечно же, Деревянный Меч всё сделает… он подскажет, как удержать бескрайние владения – где не будет хумансов.
Невольно Агата представила себе это – пустые города, двери домов настежь, окна и ставни сорваны, кое-где громоздятся груды обугленных стропил и балок, валяется забытый в суматохе напрасного бегства скарб, жалкая одежонка, уродливые игрушки уродливых детей, а вот кто-то из забытых взрослыми малышей бессильно плачет на углу – город пуст, все ушли, его оставили или попросту бросили, чтобы не мешал бегству…
Плач резал слух. Хотелось, чтобы он прекратился – прекратился навек, навсегда, чтобы вместо грязных улиц вновь вознеслись величественные и свободные леса. Но – этому не бывать, пока звучит плач.
Значит, он должен умолкнуть.
Агата уже не ощущала разницы между сном и явью, между вызванными ненавистью видениями и тем, что окружало её. Она внезапно увидела себя на улице города, одетая по-боевому, в руках – привычная тяжесть Деревянного Меча. Подняв оружие для атаки, она шагнула вперёд.
– Ма-ма-а-а!.. – до хрипоты тянул забытый мальчишка лет четырёх. Стоял, размазывая слёзы кулачками по грязной мордашке.
«Как у меня болит голова! – вдруг подумала Агата. –Как она болит!.. Это от крика. Стоит ему прекратиться, и мне станет легче».
Малыш увидел её – и тотчас же замолчал. Слёзы мгновенно высохли. Он улыбнулся, широко и светло, как умеют улыбаться только дети.
– Мама! – и, протянув руки, побежал ей навстречу.
Агата опешила. Остриё Деревянного Меча опустилось.
Однако растерянность той, что звалась Сеамни Оэктаканн и ещё – Thaide, длилась меньше секунды. Что?! Этот грязный хумансовый выродок, крысиное отродье назвал её мамой?.. Х-ха! Никакой пощады! Ему так и так умирать – так пусть умрёт быстро и без мучений. От честного клинка, как воин – вместо того чтобы погибать медленно и мучительно от голода или быстро, но не менее мучительно в зубах хищных зверей.
Деревянный Меч вновь был готов к бою. Ему ведь всё равно, кого пронзать – воина или ребёнка. Любой хуманс – враг народа Дану. Приговор один – смерть. Обжалованью не подлежит.
Малыш был уже совсем рядом. Глазёнки сияли от радости. Мама вспомнила о нём и вернулась!
Рука Сеамни крепче сжала рукоять.«Этому малышу не будет больно, – сказал ей кто-то. –Один взмах. Он даже ничего не почувствует. Совсем не так, как те дети Дану, что умирали на посыпанной песком имперской арене».
– Нет, – сурово и отчетливо сказал кто-то совсем рядом. Бегущего малыша остановила закованная в сталь рука.
Перед Агатой стоял воин. Без сомнения, хуманс. Искусно выкованные доспехи, на груди – василиск, герб проклятой Империи. Голова непокрыта, воин пренебрёг шлемом, то ли из свойственного хумансам бахвальства, то ли… Впрочем, неважно. Он поплатится за свою самонадеянность.
Малыш как-то сразу притих, вцепился в ногу воина и замер, теперь уже с явной опаской поглядывая на Сеамни.
– Кто ты? – прозвучал вопрос. – Как тебя звать, Дочь Дану?
– Тебе не нужно мое имя, проклятый, – слова выговаривались тяжело от душившей девушку ненависти. – Хочешь сразиться? Торопишься в ваше хумансово посмертие? Что ж, воздух станет чище. Сражайся же и гордись, что я, Сеамни Оэктаканн, оказала тебе честь, удостоив поединка! Вообще-то тебя следовало бы зарезать как барана.
– Откуда такая уверенность, доблестная Сеамни? – Воин усмехнулся. Холодные глаза в упор смотрели на Агату. – Надеешься на выращенный Царь-Деревом Меч в твоей руке? Но побеждает не оружие, побеждают бойцы. Мой меч не столь знаменит, однако он ни разу ещё не подводил меня. Его выковали гномы – и, клянусь Каменным Престолом, этот клинок сейчас вспомнит о вашей давней вражде с Подгорным Племенем! Вместо того чтобы убивать детей, сразись со мной… хотя я бы этого не хотел.
– Почему? – невольно спросила Агата.
– Потому что я уже убил тебя один раз, – вздохнул её противник. – Много лет назад, когда был мальчишкой. Помнишь? Имперская столица, Мельин, арена… красноватый песок. Несколько детей твоего народа и мальчик-хуманс с тупым иззубренным мечом в руке. Помнишь? Он убивал тогда. Ты пыталась сражаться. Мой меч… он разорвал тебе шею. Где тот памятный шрам, Сеамни? Покажи его мне. Впрочем… не надо. Вижу его и так. Ты – это та самая девочка. И второй раз меня уже никто не заставит убить тебя. Даже ты сама.
Агата растерялась. О чём идёт речь?
– Ты не узнаешь меня? – Высокий белый лоб пересекло несколько морщин. – Тогда я был наследным принцем. Сейчас я – Император.
Он не лгал. Даже если забыть о том, что доспехи с василиском имеют право носить только истинные Императоры Мельина.
– Как тебя зовут? – против воли спросила Агата.
Император улыбнулся, осторожно коснулся головы прижимавшегося к нему ребёнка латной перчаткой диковинного и дисгармонирующего с остальным доспехом белого цвета.
– У меня нет имени, Сеамни. Я забыл его. Пока я был мал, меня звали принцем. Сейчас, когда не стало отца, я – Император. Тебе придётся звать меня так.
– Даже приблудному псу дают имя, – тихо заметила Сеамни. – У нас не принято обращаться с титулованием.
