Eldar Morgot - Звезда Даугрема
Тогда вперед вышел Горгиз, быстро отвязал руки и ноги слепого. Отец Андриа повалился на снег. Толпа притихла. Люди вставали на цыпочки, стараясь разглядеть получше, как в месиве из крови и снега стонет от боли изувеченный старик. Горгиз перевернул настоятеля на спину. Тот захрипел и поднялся на ноги под дружный вздох изумления. Встал, пошатываясь, перед побледневшим Утой, выпрямился.
Зезва бросил кнут, и не помня себя метнулся к слепому. Подоспевшему стражнику заехал кулаком в ухо, тот с диким воплем рухнул. Смех из толпы. Второй солдат размахнулся копьем, но Зезва поднырнул под древко и что было сил ударил душевника ногой в пах. Рощевик позеленел и скрючился вдвое. Затем что-то тяжелое и тупое ударило Ныряльщика по голове, мзумец споткнулся и растянулся на грязном снегу. Сознания он не потерял, лишь потемнело в глазах, а удовлетворенно похмыкивающий сержант велел злым донельзя солдатам поставить солнечника на колени и глядеть в оба.
— Ты покажешь свою звериную сущность, гызмаал! — поочередно то белея, то краснея, выдавил из себя Ута. — Покажешь, слуга Кудианов, грешник из Пламени!!
Отец Андриа покачнулся и упал бы, не поддержи его Горгиз. Лицо юного душевника было похоже на камень.
— Спасибо, сынок…
Сын банщика вспыхнул, отступил на шаг, отвернулся. И поймал на себе горящий ненавистью взгляд Зезвы Ныряльщика. Андриа улыбнулся окровавленными, прикушенными губами.
— Зверя хочешь видеть ты, Ута? Тебе не нужно его искать. Он всегда рядом с тобой.
Чернобородый осенил себя знаком Дейлы, потряс над головой кулаками, но Андриа уже смотрел на своего двоюродного брата Виссария.
— Виссарий! Не терзай себя, я прощаю тебя и…
— Довольно! — закричал Ута, бросая полный неприкрытой злобы взгляд на задрожавшего отца Виссария. — Горгиз!
Молодой душевник резким движением заставил настоятеля упасть на колени.
— Кнут! — велел Ута, облизывая губы.
— Я? — спокойно предложил Горгиз.
— Ты. Мзумец ревет, как баба.
Зезва перевел взгляд горящих глаз на чернобородое лицо. «О, Дейла, дай мне сил выжить, и ты еще вспомнишь эту ревущую бабу, старец Рощи Ута! Помоги мне выжить, Дейла, и я скормлю этого чантлаха горным мхецам! Ормаз Всемогущий, помоги! Что вам стоит…»
Горгиз размахнулся. Удар, и отец Андриа с коротким криком упал ничком в снег. Новый удар, стон. И еще удар. И еще. Молчит толпа.
Ута подскочил к Андриа, заорал в бешенстве:
— Ты обратишься, гызмаал, обратишься!! Боль убивает человеческое, боль порождает зверя, боль — есть очищение от скверны!
Отец Андриа с трудом облокотился о локоть. С еще большим трудом сел. Затем, под легкий гул удивления поднялся и снова, покачиваясь, обратил изуродованное лицо к своим палачам. Наконец, заговорил. Тихо, но, казалось, слова слепого монаха разносятся по всей деревне Кеманы, долетают до леса и гулким эхом мечутся под монастырскими стенами. Запричитала вдруг женщина, но тут же умолкла.
— Все эти… годы, — голос старика чуть дрогнул, но тут же окреп, обрел силу, — живя со зверем внутри, я… мучительно пытался победить это чудовище, остаться человеком! А вы… вы тоже мучительно стараетесь… низвести самих себя до уровня жестокого и бездушного скота… мечтаете, что когда-нибудь состоится торжество скотства и животной ненависти. Вот почему я — человек, а вы — звери. Я — зрячий, а вы слепы, слепы… Да не сомкнутся глаза грешника!!
И отец Андриа, настоятель Кеманского монастыря воздел окровавленные руки к пасмурному небу. Стих даже ветер, лишь снежинки крутились вокруг замершей фигуры слепого. Вздрогнув, Андриа обратил к безмолвной, подавленной толпе изуродованное лицо. Снова запричитала женщина, затем другая, и вскоре причитания заполнили морозный воздух перед стенами монастыря. Мужчины смущенно переглядывались, переступали с ноги на ногу, зачем-то оглядывались, где видели такие же мрачные, озадаченные лица.
— Будьте же людьми, дети мои…
Андриа опустил руки. Рубцы на месте глаз налились кровью, словно большие, чистые рубины.
— Человек я… — прошептал слепой, понурившись. — Человек!..
— Горгиз!! — завизжал Ута.
Засвистел кнут, и Андриа упал лицом вниз. Толпа заволновалась еще больше. Изменившийся в лице сержант тихо велел стрелкам быть начеку. Встрепенулись каджи. Нестор вышел вперед, вглядываясь в толпу, и побледневшие от ужаса люди пятились, наступая друг другу на ноги. Кое-кто падал, поднимался снова, поминая Ормаза и Дейлу вместе с Кудианом и горными дэвами. Таисий присоединился к собрату, чуть помедлив. Младший кадж медленно развел руки и так же, не спеша, опустил их снова. Нестор в беспокойстве оглянулся. Из-под капюшона донеслось шипение. Сузил глаза Элан Храбрый. Его элигерцы положили руки на рукояти мечей, не сводя с каджей полных ненависти взглядов. Хохотнул Яндарб, с сожалением оглядел опустевшую бутыль и запустил ее в снег.
Отец Виссарий сделал два быстрых шага по направлению к Уте, но замер, словно наткнулся на невидимую стену, прошептал что-то и уткнулся взглядом в снег. Горгиз ударил снова, затем еще. Отец Андриа лишь дергался.
Зезва смотрел, как кровь и остатки ткани на спине старика окончательно превращаются в черно-бурую кашу. В висках мзумца стучало, он не чувствовал ничего: ни боли в затылке, ни холодного острия меча, что упирался ему в спину, ни морозного воздуха, ни снега, повалившего с новой силой, ничего. Лишь расплывчатую картину: беспомощный старик, скрючившийся на грязном снегу. А еще он слышал. Слышал свист кнута.
— Пожалейте!
Ута впился взглядом в толпу.
— Это монстр, чудовище! Кого вы хотите пожалеть?! — рот старца скривился еще сильнее, превратившись в звериный оскал. Но женщина, из груди которой вырвался этот крик, словно потеряла страх.
— Смилуйтесь!
Толпа занервничала, ставшая похожей на озеро из человеческих голов, по которому стремительно несется ветер.
— Бей!! — озверевший Ута потрясал кулаками над уже не шевелящимся стариком, прыгал, словно взбесившийся маймун из южных стран, и черные глаза старца Рощи были похожи на темную, беспросветную ночь. — Бей!!
Горгиз тяжело дыша, бросил кнут, повернулся к чернобородому, скривил губы в улыбке.
— Готов твой гызмаал, отче.
Андриа застонал, повернул незрячую голову. Снова наступила тишина. И тут кто-то зарычал. Это Зезва, зажмурив глаза, выл, словно дикий зверь. Столько ярости и отчаяния было в этом крике, что люди в толпе содрогнулись, а многие принялись бочком пятиться в задние ряды. Рощевики из оцепления не препятствовали эрам, лишь хмуро сторонились, пряча глаза.
Ныряльщик сжал кулаки и со всех сил ударил ими о снег перед собой. Конвоиры не сводили с пленника настороженных, удивленных глаз.
— Уведите детоубийцу, — скривился Ута. — Не иначе, он сошел с ума.
Зезва засмеялся, но тут же умолк, впился в чернобородого взглядом. Ута не выдержал, отвел глаза. Бросил через плечо:
— Увести.
— Он наш, — прошелестел голос Нестора, и каджи вышли вперед. Рощевики с опаской посторонились.
Ута отпил из поднесенной ему бутыли и махнул рукой, тяжело дыша.
— Забирайте. Дать вам солдат?
— Двоих, если можно.
Повинуясь взгляду сержанта, два рощевика взяли Зезву за руки. Пленник не сопротивлялся. Только постоянно оглядывался на отца Андриа, который снова перестал двигаться. Люди расступались перед каджами, Зезва не видел их взглядов, потому что снова донесся свист: Горгиз опять взялся за дело. И усталый голос Уты:
— Один… два… три… четыре…
Каджи вдруг встали как вкопанные. Конвоиры непонимающе переглянулись. Зезва поднял голову, обернулся. Воздух неожиданно взорвался единым криком ужаса, и спустя несколько мгновений ослепительный луч света появился над клеткой и изувеченным неподвижным телом слепого старика Андриа. Стоя у самих ворот, на небольшом возвышении, Зезва оттолкнул опешившего солдата и сделал два шага назад.
— О, Святая Роща, — пробормотал душевник, — чудо, чудо…
Яркий свет уже превратился в большой сверкающий шар, похожий на брызжущий искрами огненный диск. Люди закричали от страха, принялись бежать в разные стороны. Лишь самые стойкие остались на месте, пригвожденные к земле не то мужеством, не то ужасом. Солдаты пятились, лучники на стенах монастыря опустили оружие, многие из них попадали на колени, осеняя себя знаком Рощи. Элигерские наемники дружно отошли назад, почти к самой стене. Элан Храбрый кусал губы, не сводя глаз с ослепительного шара. Ута недоверчиво и злобно кричал что-то насчет Кудианового наваждения, но его никто не слушал. Горгиз бежал вместе со всеми, старцы Рощи, бухнувшись на колени, бормотали молитвы, в том числе и отец Виссарий, который громко молился, протягивая руки к телу Андриа. Зеленые глаза старца Рощи были раскрыты так, что, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
