Мэри Стюарт - Кристальный грот
И, как будто опровергая ее собственные слова, позади звякнул амулет и послышалась читаемая торопливым шепотом молитва.
В комнате яблоку негде было упасть. Многих из присутствовавших я знал, но были и чужаки, должно быть, из того отряда, который я видел. Их предводитель, окруженный своими людьми, сидел справа от короля. Это был тот крупный смуглый мужчина, которого я видел на мосту, с окладистой бородой, хищным крючковатым носом и огромными конечностями, закутанный в алый плащ. По другую сторону короля, но ниже возвышения, стояла моя мать с двумя из своих женщин. Мне нравилось смотреть на нее, когда она, как сейчас, была одета в одежды принцессы и ее длинное шерстяное платье цвета сливок достигало самого пола — казалось, оно только что вырезано из цельного куска дерева. Волосы ее не были заплетены и спадали на спину подобно дождю. На ней была голубая накидка с медной застежкой. Лицо ее было бледным и неподвижным. Я был так занят своими страхами — знаком Диниаса, повернутым в сторону лицом и опущенными глазами матери, молчанием присутствовавших и пустой серединой зала, через которую мне предстояло пройти — что даже не посмотрел на деда. Я шагнул вперед, все еще незамеченный, когда вдруг с грохотом, подобным удару лошадиных копыт, он обрушил обе руки на деревянные подлокотники кресла и так яростно вскочил с него, что оно отодвинулось на шаг назад и его ножки процарапали борозды на дубовых досках помоста.
— Клянусь светом! — лицо его пошло алыми пятнами, и рыжеватые брови выпятились узлами мышц над горящими яростью маленькими голубыми глазами. Он глянул сверху вниз на мою мать и так втянул воздух, чтобы заговорить, что вдох этот был ясно слышен даже у дверей, где я остановился в страхе. Затем бородач, поднявшийся вместе с ним, что-то сказал с выговором, которого я не разобрал, и в тот же момент Камлах прикоснулся к его руке и что-то зашептал. Король сделал паузу и затем невнятно сказал:
— Как хочешь. Позднее. Уберите их отсюда. — Затем отчетливо, обращаясь к матери: — На этом дело не кончено, Ниниана, обещаю тебе. Шесть лет. Хватит, клянусь богом! Пойдемте, милорд.
Он перебросил край накидки через руку, мотнул головой, затем, сойдя с помоста, взял бородача за руку и широко зашагал с ним по направлению к двери. За ним смиренно последовала его жена Ольвена со своими женщинами, а следом Диниас с улыбочкой на лице. Моя мать осталась неподвижна. Король миновал ее, не сказав ни слова и не глянув, и толпа расступилась между ним и дверью, как стерня под лемехом плуга.
Я остался стоять один, пригвожденный к месту, глядя широко открытыми глазами, в трех шагах перед дверью.
Когда король наткнулся на меня, я пришел в себя и повернулся, чтобы убежать в переднюю, но было уже поздно.
Он вдруг остановился, отпустил руку Горланда и резко повернулся ко мне. Голубая накидка мелькнула в воздухе и краем задела мой глаз, который тут же заслезился. Я заморгал, глядя на него. Рядом с ним остановился Горланд. Он был моложе моего дяди Диведа. Он тоже был зол, но скрывал это, и злился не на меня. Когда король остановился, Горланд удивился и спросил:
— Кто это?
— Ее сын, которому ваша милость дала бы имя, — ответил мой дед, и его браслет сверкнул золотом, когда он взмахнул огромной рукой и запросто сшиб меня на пол, как мальчишка сбивает муху. Затем мимо моего лица пронеслась его голубая накидка и прошагали обутые в сапоги ноги короля, и почти сразу же ноги Горланда. Ольвена сказала что-то своим приятным голосом и остановилась надо мной, но король сердито окликнул ее, и рука королевы отдернулась от меня. Ольвена зашагала за ним вместе с остальными.
Я с трудом поднялся с пола и огляделся в поисках Моравик, но той не было. Она сразу же подошла к моей матери и даже не видела случившегося. Я стал пробираться сквозь гомонящую толпу, но прежде, чем я смог приблизиться к матери, окружившие ее плотной и молчаливой группой женщины вместе с ней покинули зал через другую дверь. Ни одна из них не оглянулась.
Кто-то заговорил со мной, но я не ответил. Я пробежал мимо колоннады, через большой двор и дальше, в покой залитого солнечным светом сада.
Мой дядя нашел меня на террасе Моравик.
Я лежал животом на горячих плитах и наблюдал за ящерицей. Из всего дня это воспоминание сохранилось как самое живое: ящерица, распластавшаяся на камне не далее, чем в футе от моего лица, с неподвижным телом цвета зеленой бронзы — лишь горло слегка пульсирует. У нее были маленькие темные глаза, тусклые, как грифельная дощечка, а рот цветом напоминал тыкву. Изо рта быстро, как бич, вылетел длинный и тонкий язык, а лапки ее тихо прошелестели по камню, когда она перебежала через мой палец и исчезла в расщелине между плитами.
Я обернулся. По саду спускался мой дядя Камлах. Поднявшись на три маленькие ступени, он взошел на террасу, мягко ступая в своих изящных шнурованных сандалиях, и остановился, глядя вниз. Я отвернулся. На мху между камнями светились крохотные белые цветочки — не больше глаза ящерицы, а формой совершенные, как резная чаша. До сего дня я помню их так, как будто сам их изваял.
— Дай и мне посмотреть, — сказал он.
Я не двинулся. Он подошел к каменной скамейке и сел лицом ко мне, раздвинув колени и сцепив между ними руки.
— Посмотри на меня, Мерлин.
Я подчинился. Какое-то время он изучал меня.
— Мне всегда говорили, что ты не играешь в грубые игры, что ты убегаешь от Диниаса, что из тебя никогда не выйдет ни солдат, ни даже мужчина. И в то же время, когда король сбил тебя с ног ударом, который заставил бы его гончую с визгом убраться в конуру, ты не издал ни звука и не проронил ни слезинки.
Я промолчал.
— Я думаю что, возможно, ты не совсем тот, за кого тебя принимают, Мерлин.
Снова молчание.
— Ты знаешь, зачем сегодня приехал Горланд?
Я предпочел солгать.
— Нет.
— Он приехал просить руки твоей матери. Если бы она согласилась, ты уехал бы с ним в Бретань.
Я тронул указательным пальцем одну из чашечек на мху. Она сникла, как гриб-дождевик, и исчезла. Я тронул на пробу еще один. Камлах спросил, на этот раз резче, чем обычно:
— Ты слушаешь?
— Да. Но если она ему отказала, это уже не имеет значения. — Я поднял глаза. — Разве не так?
— Ты хочешь сказать, что не желаешь уезжать? Я бы подумал… — Он нахмурил свои красивые брови, такие похожие на брови деда. — С тобой обращались бы почтительно, ты был бы принцем.
— Я и сейчас принц. И в большей степени принцем мне не стать.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Раз она ему отказала, — пояснил я, — значит, он не может быть моим отцом. Я думал, что он — мой отец. Я думал, именно потому он и приехал.
— Почему у тебя появились такие мысли?
— Не знаю. Показалось… — Я остановился. Я не мог объяснить Камлаху, что имя Горланда явилось мне во вспышке света. — Я просто подумал, что это, должно быть.
— Это лишь потому, что ты ждал отца все это время. — Его голос был спокоен. — Ждать глупо, Мерлин. Пора взглянуть правде в глаза, твой отец умер.
Я опустил руку на поросль мха, сминая ее. И видел, как пальцы белеют от усилия.
— Она тебе так сказала?
— Нет. — Он пожал плечами. — Но будь он жив, он бы давно приехал. Ты должен понять это.
Я молчал.
— А если он не умер, — продолжал дядя, не спуская с меня глаз, — но все же не приехал, то вряд ли кому-то стоит об этом сильно жалеть, верно?
— Да, если не считать, что каким бы низким он ни был, это могло бы уберечь кое от чего мою мать. И меня.
По мере того, как я убирал руку, мох снова постепенно разворачивался, будто рос, но крошечные цветочки исчезли. Дядя кивнул.
— С ее стороны, быть может, было бы мудрее принять предложение Горланда или какого-нибудь другого принца.
— Что с нами будет? — спросил я.
— Твоя мать хочет уйти в общину Святого Петра. А ты — ты сметлив и умен, и, говорят, умеешь немного читать. Ты мог бы стать священником.
— Нет!
Его брови вновь нависли над узкой переносицей.
— Жизнь их достаточно хороша. Ты определенно рожден не для воинских дел. Почему бы тебе не жить так, как тебе угодно и там, где ты будешь в безопасности?
— Не нужно быть воином, чтобы хотеть оставаться свободным! Быть запертым в таком месте, как община Святого Петра — это не выход. — Я замолк. Я говорил горячо, но понял, что мне не хватает слов. Я не мог объяснить нечто, чего и сам еще не знал. Я с надеждой посмотрел на него. — Я останусь с тобой. Если ты не найдешь мне применения, я — я убегу и буду служить другому принцу, но я хотел бы остаться с тобой.
— Но об этом сейчас рано говорить. Ты очень молод. Лицо не болит?
— Нет.
— Его нужно осмотреть. Пойдем со мной.
Он протянул руку, и я пошел с ним. Он вел меня вверх по саду, затем под арку, которая вела в личный сад деда. Я потянул руку назад из его руки.
