Eldar Morgot - Звезда Даугрема
— Говори, что за слухи.
— Болтали, — задыхался Курцикс, — будто королева Ламира…
Когда бригадник закончил рассказ, помрачневший Гастон отвернулся, отбросив нож в сторону. Громко лязгнула сталь о каменный пол. Скрипнула дверь.
— Хорошо, что ты заглянул, Бонифациус, — проговорил Черный, массируя себе виски. — Подойди, пожалуйста.
Кат с готовностью подбежал, склонил голову.
— Перережешь ему горло, — шепнул Гастон палачу на ухо, — только без мучений. Понял?
— Будет исполнено, — заговорщицки закивал кат, выкатив грустные глаза.
Гастон Черный завернулся в плащ и направился к дверям, дружески кивнув Курциксу на прощание. Несколько агентов окружили его неслышными тенями. Захлопнулась тяжелая дверь. Гастон мрачно шагал по коридору, а телохранители безмолвно следовали за ним. Неожиданно Черный остановился.
— Что Эниох? — глухо спросил он. — Есть новости?
— Нет, господин Главный Смотрящий, — почтительно отозвался один из сопровождающих.
— Лошади готовы? Провизия и подарки погружены?
— Точно так, господин.
Гастон возобновил шаг. Через некоторое время из мрака очередной развилки подземелья выступил Эниох. Бегающие в разные стороны глазки помощника тревожно задержались на лице Гастона. Резкий взмах рукой, и теневики отступили на несколько шагов назад.
— Ничего? — спросил Черный, кусая губы.
— Ищем, господин, — тихо доложил Эниох, — везде, где только можно. Не только во Мзуме, но и в Арране, Баррейне, Рамении, даже в Элигере. Нашли, как тебе известно, господин, нескольких девочек по имени Аиша, но… Мы продолжаем поиск, господин!
— Хорошо, друг Эниох. Поедешь со мной к Лали?
— Конечно, — сглотнул теневик, содрогаясь про себя. Жуткий приют для прокаженных, где жила сестра Гастона, по-прежнему наводил ужас на Эниоха.
— Поговорим по дороге, — сказал Гастон, смотря в никуда застывшим взором. — Про короля Роина и дочь его, королеву Ламиру…
Как громом пораженный Эниох посторонился, пропуская верховного теневика. Затем что-то пробормотал сквозь зубы и поспешил следом, щелкнув пальцами выжидавшим у стены телохранителям. Те встрепенулись, и, словно верные ищейки, бросились за начальством. А в жаркой, пропахшей потом и экскрементами пыточной печальный палач Бонифациус тщательно счищал кровь с лезвия ножа и преданно думал о любимом господине Гастоне, столь великодушно устроившего сына палача в академию. Ведь сказал Ормаз: «Да не воцарится тьма невежества над светом знания!».
* * * * * *Геронтий Огрызок выругался, нырнул обратно в укрытие. Вражеские катапульты били, не переставая. Сквозь грохот и шум пробивались скрип колес и крики — душевники катили новые башни, из-за палисада били лучники. Командор обернулся. Заал Косой.
— Говори.
— Командор, докладываю — первые две группы ушли. Повели два старших сына банщика Мевлуда. Взяли почти всех лошадей. Забрали женщин, детей и тех раненых, которых можно нести. Потайной ход высок — там…
Камень из катапульты со свистом врезался в стену, рассекая воздух целым градом осколков. Джуджи и люди прижимались к обжигающе-ледяной кладке и таким же холодным стенам. Барабаны врага оглушающее гремели, и воинственные вопли рощевиков становились все ближе.
— …пройдут даже лошади, — Заал закашлялся, сплюнул, повернул лицо к помрачневшему командору. — Горгиз, младший сын, пообещал ждать нас у выхода. Хотя отец его, старик Мевлуд, не хотел помогать нам, вооруженным, то есть тем, кто против его сородичей воюет.
— А Горгиз?
— Юнец лишь пообещал, но кто знает, что у него на уме?
Геронтий опустил голову.
— Да, конечно, чувства… Гютфераны опередили нас, пошли на приступ. Теперь мы должны продержаться максимально долго, чтобы ыги не нашли выход из монастыря. Сколько тяжелых?
— Семеро, командор. Под присмотром монахов. Они… они отказались уходить.
— Мзумцы?
— Да. Наотрез. Как не пытался выгнать их настоятель, все без толку.
Обстрел неожиданно прекратился. Крики все ближе. Беснуются барабаны. К выглядывающему из бойницы командору подобрались двое: отец Кондрат и Зезва.
— Господин командор!
— Чего надо? Почему ушли с позиций?
— Мы хотим на одну из башен, к людям Абессалома и Гуса Орлоноса!
Геронтий медленно повернул голову, оценивающе оглядел человеков. Ответил, чуть вздрогнув, когда две или три стрелы чиркнули о стену рядом.
— Жить надоело?
— Мне кажется, — серьезно ответил Зезва, — что нас и тут могут распрекрасно укокошить. А вот там…
Ныряльщик поправил сумку за плечом. Огрызок сплюнул в снег. Нехотя кивнул.
— Уговорили. Дуйте. На какую? Так, давайте, к Абессалому, там меньше людей. Ну, чувства, человеки, ха! Был рад знакомству.
Джуджа вдруг прижал к себе поочередно монаха и Зезву. Прошептал что-то по-джувски, махнул рукой.
— Быстрее, пока лучники не проснулись, ну! Эй, там, прикрыть! Оглохли, я ваших матерей шатал?!
Сверкнул улыбкой Заал Косой. Джуджи вокруг принялись ворчать прощальные слова. На башне выросло несколько теней — стрелки Абессалом Весельчака.
— С Ормазом, дети мои! — провозгласил брат Кондрат, осеняя немало удивленных этим карлов знаком Дейлы. — Да хранят вас боги!
— Пошел! — заорал Геронтий, кусая губы.
Зезва и брат Кондрат вскочили, метнулись по деревянной доске на башню. Крики — вражеские лучники за палисадом и на приближающейся башне заметили двоих безумцев. Свист, ругательства. И утробный рев Огрызка:
— По башне, по башне, чантлахи!!
Зезва охнул, едва не упал с доски вниз, но брат Кондрат успел схватить его за руку.
— Не зевай, мирянин!
Стрела просвистела так близко от головы, что Зезве показалось, что мягкое оперение ласково погладило его по небритой щеке. Застучали сапоги по заледенелой доске. Яростно вращающиеся глаза Абессалома, пыхтение и сильные руки карлов, затаскивающие задыхающихся людей в башню.
— Ну, человеки, чувства! — прошипел Весельчак. — Раньше не могли прискакать?! А ну, по местам, чантлахи и, не дай Ормаз, ослушаетесь приказа. Яйца отрежу и вставлю в рот! Ясно?!
— Ясно, курвин корень!
— И не выражайся мне тут, я твою бабушку шатал, понял!
— Дети мои, успокойтесь!
Весельчак еще раз окатил человеков яростным взглядом, затем подобрался к стене, осторожно выглянул.
— Арбалеты!
— Готовы!
— По моей команде… вы, гютфераны человековские, не высовываться! Ждем… Ждем…
Зезва угрюмо рылся в сумке. Брат Кондрат прочитал короткую молитву Ормазу. Скрип колес уже стал таким громким, что, казалось, некий великан натирает медный таз куском извести. Гул барабанов смешивался с повторяющимися воплями из сотен глоток.
— Давай!!
Шеренга джуджей поднялась во весь рост, и болты засвистели вниз. С земли послышались вопли, а Абессалом захохотал, заскакал на одной ноге. Но уже через мгновение стал очень серьезным, замер, прислушиваясь.
— Баллиста, прячься!
Огромный камень не долетел до трофейной башни самую малость. С грохотом и треском он врезался в большой отряд душевников. Во все стороны полетели ошметки тел, обломки штурмовых лестниц и комья снега и льда.
— Джу-у-у-у-ув!! — грянуло со всех сторон так, что заложило в ушах.
Больше противник не предпринимал попыток обстрела башен из баллист. Интересно, думал Зезва, прижимаясь к деревянной стенке, клянут ли они собственную глупость, что не обстреляли башни сразу перед штурмом?
— Чан!! — между тем, взревел Весельчак, метаясь между джуджами. — Шевелись, гютфераны!
Два дюжих карла, замычав от натуги, медленно накренили огромный чан с дымящейся жидкостью. Обратили покрасневшие лица к командиру.
— Вари чантлахов!!
Шипение и дикие крики сладкой музыкой обрушились на защитников башни. Зезва быстро выглянул: множество вражеских солдат, выживших после незадачливого удара собственной баллисты, катались на шипящем льду, обваренные, похожие на красные вопящие куклы. Некоторые уже не шевелились. Остатки отряда в панике отступали. Но Абессалом Весельчак, поставив ногу на подставку для стрелка, дал знак арбалетчикам. Свист, и вражеские солдаты, нелепо взмахивая руками, зарываются в снег, утыканные болтами. Торжествующе ревут джуджи.
— Начало сражения удалось на славу, а, святой отец? — проговорил Зезва, прислушиваясь. — Мне вот интересно, неужели мы выпросили разрешение оказаться на этой уродливой башне лишь для того, чтобы прятать задницы в тюфяках?
— Слушай, мирянин, — вскипел брат Кондрат, — тебе, я смотрю, нравится глядеть на смерть и страдания этих несчастных?
— Ты вот что, отче, — Зезва сосредоточенно перебирал содержимое сумки, — эти несчастные с удовольствием продырявят твою рясу. Без особых зазрений совести.
