Зверь (СИ) - "Tesley"
— Стоять! — рявкнул Ворон, оказавшись прямо напротив подвала. В руке у него тускло блеснул пистолет, вероятно, отобранный у кого-то из гаунау ещё наверху. — Стоять или я выстрелю в пороховой погреб!
Угроза возымела действие. Наёмники отступили, видимо, соображая, как бы половчее выбить оружие у Ворона из рук. Алва не замедлил воспользоваться этим.
— Вниз, в карцер, — вполголоса приказал он, и Валентин, не успев даже осознать до конца распоряжение, выполнил его. Он перепрыгнул на нижнюю ступеньку и бросился к тяжёлой, обитой металлом двери, намереваясь открыть её.
Дойти он не успел. Дверь отворилась сама, подталкиваемая изнутри чьим-то сильным телом, и навстречу юному герцогу вывалился очередной наёмник-гаунау с мушкетом в руке. Очевидно, он был отправлен своим командиром вниз, в карцер, чтобы ожидать там узника, и теперь, привлечённый странным шумом, вышел посмотреть, что за бесовщина творится у него над головой. При виде Валентина глаза и рот у него удивлённо округлились, а дуло ружья опустилось вниз. Валентин взмахнул шпагой, чтобы смести врага с дороги, и в это мгновение наёмник выстрелил.
Вспышка боли оказалась настолько внезапной и острой, что время и пространство разом провалились в какую-то бездонную чёрную яму. Сотню лет Валентин блуждал по ней вслепую, почему-то осознавая при этом, что всё ещё находится в подземельях Багерлее. Потом он услышал тишину – вокруг воцарилось полное безмолвие. Лицо наёмника плавало перед ним в каком-то топком мареве, таращась с прежним изумлённым видом, а потом стало заваливаться куда-то вбок, залившись алой краской от лба до подбородка.
Валентин облегчённо закрыл глаза. Как же он устал! Уже наступил вечер, и няньки скоро придут укладывать его. Но не время спать. Он должен дождаться матушку. Она придёт, когда он будет лежать в кроватке, и, неслышно шурша тяжёлым шёлковым платьем, уронит ему на лоб прохладный, почти невесомый поцелуй. Тогда и можно будет заснуть, но не сейчас. Когда он снова распахнул глаза, над ним, смешно разевая рты, как рыбы на суше, сгрудились головы его дворян, странно вытянувшиеся вверх, к тяжёлому каменному потолку.
Алва одним прыжком оказался рядом.
— Внесите его в карцер! — рявкнул он, и сразу восемь рук, подхватив раненого герцога Придда, перенесли его на холодный пол скудно освещённого карцера. Остальные, навалившись на массивную дверь, дали Алве возможность задвинуть засовы – достаточно крепкие, чтобы продержаться против целой армии гаунау.
Потемневшее лицо Ворона – злое, страшное, с заострившимися чертами и сжатым в одну линию ртом – склонилось над Валентином. На живот раненого Алва старался не смотреть: все внутренности были разворочены выстрелом. Но глаза Придда на искажённом, мокром от предсмертной испарины лице казались спокойными и осмысленными.
— Вы выйдете отсюда? — беззвучно спросил Валентин одними губами.
Алва кивнул и ответил с трудом, словно что-то застряло у него в горле:
— Да. Что я могу сделать для вас?
Губы Валентина дрогнули.
— Спасите мою семью, — сказал он без голоса. — Обещайте.
— Даю вам слово, герцог, — твёрдо ответил Алва.
Валентин прочёл в его лице подтверждение сказанному и с облегчением закрыл глаза. День был закончен, и Вальхен увидел, как солнце садится за горизонт. Он всегда любил закаты, хотя священник и говорил ему, что смотреть на них нельзя. Почему нельзя? Закат – это так красиво. Почти так же красиво, как рассвет. Хотя Вальхен и был очень мал, он знал столько, сколько себя помнил: солнце не умирает. Какая глупость! Оно просто ложится спать, как и он сам, чтобы потом проснуться в новом чудесном мире – по имени «завтра».
— Соберано, — обратился к Ворону один из кэналлийцев, когда по телу герцога Придда прошла последняя судорога. — Эта дверь очень крепкая, и засовы тоже, но если охранники подожгут её, мы задохнёмся тут раньше, чем они нас перестреляют.
Алва поднялся с колен и бросил сухо:
— Все за мной.
Уверенным шагом он направился к противоположной стороне карцера и, взобравшись почти под самый низкий потолок, всем телом повис на каком-то уступе неровной стены. Внутри что-то лязгнуло и натужно заскрипело, а потом стена начала медленно поворачиваться. Алва отпрыгнул в сторону, отряхивая руки. Стена отошла, открыв глубокий чёрный зев.
— Потайной ход. Его вырыли монахи-эсператисты, — отрывисто сказал Ворон остатку отряда. — Видимо, так они показывали чудеса, спасая своих фанатиков-собратьев. Будем надеяться, что у Сартена не было времени проговориться о нём.
— А куда он ведёт, монсеньор? — с опаской спросил один из дворян Придда.
— В Ноху. Он проходит под прудами для нужды, проще говоря – под клоакой. Но выбора у нас нет. Возьмите тело герцога Придда и внесите его внутрь. Я выйду последним и приведу в движение запирающий механизм. И снимите со стен факелы: там темно как в Лабиринте!
Все кинулись поспешно исполнять приказы Ворона. Кто-то быстро сорвал оба тускло чадящих факела; другие сбросили форменные плащи и мундиры, чтобы соорудить из них нечто вроде переноски. Через пять минут печальная процессия с факельщиком во главе протиснулась в подземный ход. Алва вышел последним. Затем стена с лязгом и грохотом встала на прежнее место.
Глава 5. Ноха. 1
16-24 Осенних Ветров, 399 год Круга Скал. Оллария, Атрэ-Сорорес
1
Низкое хмурое небо заглядывало в коридор сквозь полусгнившую решётку на потолке. Подул ветер, и редкие пожелтевшие листья каштана медленно посыпались в прореху. Сухо. Похоже, дождя не было не меньше недели. На полу лежал толстый слой мха, наросший поверх потрескавшихся каменных плит. Хотя вокруг царили безлунные осенние сумерки, Робер отчётливо видел и пожухлые листья у себя под ногами, и каменные сколы, выступавшие там, где плиты сошли со своих мест и встали на ребро. Выцветший мир отличался удивительной чёткостью.
Сколько времени он бредёт, как лунатик, по этому серому коридору? Да и как он тут очутился? Робер вздрогнул от этой неожиданно ясной мысли и рывком пришёл в себя.
Место казалось смутно знакомым. Перед Эпинэ и позади него тянулся узкий, как щель, проход, ограниченный массивными стенами, испещрёнными дождевыми потёками и пятнами подсохшей плесени. При виде них Робер почувствовал, как его лоб покрывается холодным потом. Он уже бывал здесь!.. Бывал, но когда? Он готов был поклясться, что никогда в жизни не видел этого места, но в то же время с ужасом узнавал его. Этот бесконечный коридор, причудливые белёсые разводы на стенах, похожие на стёртые старинные фрески… Каменный мешок, который вот-вот схлопнется, прижав свою жертву к нелепой, нарисованной плесенью вездесущей кобыле!
Робер заозирался по сторонам едва ли не в панике, но стены продолжали оставаться неподвижными, а причудливые пятна на них не спешили складываться ни в какие фрески. Робер выдохнул с облегчением и отёр пот со лба. Придёт же такое в голову! Кобыла, нарисованная плесенью! Бред. Всё равно что испугаться дурного кошмара. Успокоив дыхание, Робер внимательно осмотрелся, пытаясь мыслить рационально.
Теперь, когда его сознание воспринимало действительность ясно, он неожиданно сообразил, где находится. Коридор был похож на потайной ход, спрятанный в стене. Такие ещё в прошлом Круге любили строить монахи-истинники. Робер видел нечто подобное в Агарисе – узкие проходы походили на крысиные лазы, прогрызенные внутри толстого камня. Правда, в нынешние времена почти все они разрушились и обвалились. Этот, однако, оставался в полной сохранности, хотя и казался давно заброшенным. Толстый слой мха на занесённой через потолочные отверстия грязи доказывал, что им уже давно не пользовались.
Старинный монастырь истинников? Но где? В Алате? Или в Агарисе? И каким образом он, Робер Эпинэ, здесь очутился?
Его кто-то позвал сюда? Кто? А может быть, он просто спит?
Вокруг царила тишина. Робер вгляделся в сгущающийся впереди сумрак: похоже, там коридор упирался в тупик. Желая проверить это, он сделал несколько шагов и вдруг отчётливо увидел впереди серые, чуть светлее окружающего их сумрака ступени. Потайной ход выводил к грубо сработанной винтовой лестнице. Она вонзалась в нижний этаж, как каменный штопор.
