Карина Демина - Голодная бездна. Дети Крылатого Змея
Тельма кивнула.
Будет. Она так хочет пить, что, кажется, и всего содержимого графина будет недостаточно, чтобы утолить ее жажду.
Графин был тяжел, и без помощи Мэйнфорда Тельма его не удержала бы. Она пила, жадно, захлебываясь, не обращая внимания на то, что вода течет по шее, по груди. Запоздало вспомнилось, что сменной одежды при себе нет, а блузка промокла насквозь…
– На вот, – Мэйнфорд графин отобрал, намочил платок и протянул Тельме, – лицо оботри, легче станет…
И смущенно добавил:
– Он чистый.
– Спасибо. – От платка пахло табаком и лакричными леденцами, и Тельма, прижав его к лицу, трусливо пряталась за этим запахом.
Она едва…
…ее едва…
…в школе ведь предупреждали, что далеко не все артефакты безобидны…
…дремлющие ловушки…
…резонанс по ауре…
…рассеивание внимания, как отвлекающий фактор…
А она взяла и забыла.
Дура!
И сейчас у Мэйнфорда появился замечательный повод выставить Тельму.
Профессиональная непригодность… Боги Бездны.
Но Мэйнфорд не собирался выгонять. Он медленно, как-то слишком уж медленно развернулся к Кохэну, который, присев на корточки, изучал свирель.
– Встань.
Масеуалле подчинился. И от удара заслоняться не стал. Согнулся. Захрипел. Сглотнул слюну. И задышал, пусть далеко не сразу.
– Понял, за что? – поинтересовался Мэйнфорд, ласково похлопав масеуалле по плечу.
– Д-да.
– Точно понял? Или еще поучить?
– Н-не стоит… я… п-понятливый…
– Ну смотри… – Мэйнфорд повернулся к Тельме и та сжалась: на подобные методы воспитания она согласна не была.
Мэйнфорд вздохнул и почесал затылок.
– Ты… как?
– Нормально. Почти…
– Есть хочешь? Хочешь, конечно. Кохэн…
– Понял. Только уберусь сначала, а то мало ли… ты сам как?
– А никак. – Мэйнфорд, наклонившись, поднял свирель. – Я вообще ни хрена не понял. Так что… давайте, объясняйте… нет, сначала вот ее накорми, а потом объясняйте. И переодеться возьми, а то мокрая, как дохлая мыша.
Великолепно.
С мышью ее, конечно, сравнивали, но вот чтобы с дохлой…
– Извини. – Мэйнфорд ущипнул себя за ухо. – Но… ладно, вали за едой. А ты сиди уже… на вот.
Из старого шкафа появился старый же, если не сказать, древний плед. От него разило нафталином, и еще пылью, и кажется, виски, но сам факт заботы умилял.
Как ни странно, вернулся Кохэн быстро, с подносом, на котором уместился фарфоровый кофейник, тройка чашек, сахарница на тонких паучьих ножках, кувшинчик со сливками…
Экая роскошь.
Тельма, если бы не была так вымотана, удивилась бы.
Поднос поставили на стол, и Мэйнфорд, стоило ей пошевелиться, буркнул:
– Сиди уже… а еда где? – Это, исключительно вежливый вопрос адресовался уже Кохэну, и тот ответил кивком, вышел и вернулся, но уже не с подносом, а с парой промасленных пакетов.
– Надеюсь, ты не на диете? – запоздало поинтересовался он, протянув пакет Тельме.
Диета? Да она за один запах жареного мяса, который из пакета сочился, убить готова.
– Не на диете… не спеши, никто не отберет.
Ели молча.
Тельма сосредоточилась всецело на гамбургере, на мягкой булочке, щедро посыпанной кунжутом, на салате, листья которого не успели превратиться в тряпки, на сочной говяжьей котлете и куске сыра, что расплавился ровно настолько, чтобы тянуться тончайшими нитями, но в то же время не растекаться.
Гамбургер был хорош.
И соус к нему.
И кофе, черный, крепкий до того, что каждый глоток его приходилось запивать водой. Откуда-то к кофе появились шоколадные трюфели, пропитанные коньяком, и, Бездна задери, это было чудесно.
– А теперь говори, – не то велел, не то дозволил Мэйнфорд, при том с трудом подавив зевок. Тоже не высыпается? В нынешнем состоянии благостной сытости Тельма была готова посочувствовать ему.
Немного.
– Да в общем-то говорить особо не о чем… старая вещь, очень старая… я бы сказал, древняя.
Указанная вещь вернулась в бархатный футляр.
– Это не… – уточнила Тельма сиплым голосом.
– Все может быть. – Кохэн понял с полуслова. – Хотя… не знаю… я помню ту легенду… и не только вашу легенду. Мой дед рассказывал ту историю иначе. Он говорил о людях, которые пришли из-за моря и назвали себя детьми бога. И не было никого, кто бы усомнился в их словах. И сам Император склонился пред ними…
Нет, все-таки это не может быть она.
Слишком… просто?
Совпадение?
Бывают совпадения, но чтобы вот такие…
– Дед сказал, что… последний Император был глуп и слаб, он не решился последовать заветам предков и не взошел к солнцу, а потому и не сумел противостоять волшебному голосу. И это сгубило всех масеуалле. Боги вмешались, но поздно. Белых людей стало слишком много. У них была сталь. И сила. И многое, чего лишены были масеуалле.
Это Кохэн рассказывал, глядя в чашку с кофе, которую держал в горсти.
– Та война оставила след на землях. И наши Боги вынуждены были отступить. Но и ваши люди потеряли свою силу… нет, я не думаю, что эта та самая свирель. Но еще я знаю, что создана она была отнюдь не богами Старого Света, а малефиками. Одним конкретным малефиком.
Взгляд масеуалле обратился к Мэйнфорду, который лишь плечом дернул.
– В архивах я ничего не нашел.
– Ты не то в них искал…
– Возможно.
Странный разговор, Тельма понимает слова, но не понимает, о чем идет речь.
– Да и осторожный человек даже на пороге смерти не станет упоминать об опасных вещах. Мало ли кому попались бы ваши архивы… не о том речь. – Кохэн отставил чашку и потянулся. – Свирель, которая играла для войны, была совершенным оружием. А эта… в ней чувствуется некая… неправильность? Она жива, да, но и только… эхо силы… на наше счастье. И вот что мне подумалось… он ведь не сразу их создал. Ты понимаешь, о чем я?
Мэйнфорд кивнул.
– Я не понимаю, – Тельма отправила в рот последний трюфель, подумалось, что это не совсем вежливо, с другой стороны, шоколадные конфеты – недозволительная роскошь, а значит, грех не воспользоваться случаем.
Ответил, как ни странно, Мэйнфорд.
– Ни один артефакт не создается сразу. Расчеты. Чертежи. Потом – экспериментальный образец или даже серия. Помогают выявить скрытые недостатки. Доводка. Снова экспериментальные образцы. Их могут быть десятки, если не сотни. Все они в той или иной мере будут обладать заданными свойствами.
– Но не будут совершенны, – добавил Кохэн.
Он поставил локти на стол.
Сцепил пальцы.
Согнулся, уперся подбородком в эти пальцы. Замер.
– Значит, это прототип…
– Или чья-то попытка воссоздать старую легенду. Хотя, – Мэйнфорд поскреб щетинистый подбородок. – Все же я склоняюсь к прототипу. Уж больно материал… специфичный.
Тельма согласилась.
Вряд ли в нынешнем мире, появись у кого безумное желание воссоздать легенду – а желания у людей, как успела убедиться Тельма, порой возникали самые разные, – удастся найти кости сирен Старого Света. Нет, свирель жила давно.
Вот только что ей от Тельмы понадобилось?
Вопрос она не задала, но облизала пальцы и вздохнула.
– Ее… хотели купить. Так он сказал.
– Кто хотел?
– Не знаю.
Это не ложь, это просто маленькая… недомолвка, потому что неизвестно, как поступит Мэйнфорд, если узнает, что купить свирель желал поверенный его родного братца. Впрочем, на ответе Мэйнфорд не настаивал.
– Почему она? – Кривой палец его ткнул в Тельму. – Я вообще ничего не почуял.
– Иммунитет?
– Чего?
– Если ее действительно создал твой предок, очень далекий предок, то с его стороны было бы благоразумно обезопасить себя от собственных созданий.
– Кровь… – Мэйнфорд вновь кивнул и задумался, вперившись в футляр недобрым взглядом. – А ты?
– А я… будем считать, что я не совсем человек… той свирели, – Кохэн подчеркнул голосом, – не было разницы, кто перед ней. А эта… выбрала самую легкую жертву.
Жертвой быть Тельме не нравилось. Она открыла было рот, чтобы сказать, что уже была знакома со свирелью, и дело не в слабости вовсе, но в том мимолетном знакомстве, которое оставило свой след.
Первичное запечатление.
Азы артефакторики.
Но тут же Тельма спохватилась. Если упомянет, то придется излагать и обстоятельства этого знакомства, а там… нет, пожалуй, давняя история к нынешним делам отношения не имеет.
– А знаешь, что самое поганое? – Кохэн обошел стол и наклонился, тонкий нос его уперся в пыльный бархат, глаза закрылись. – Она до сих пор живет… и если дать ей волю…
– Обойдется.
И Тельма вновь согласилась с начальством: волю свирели давать никак нельзя, иначе она, Тельма, потеряет разум. А разум ей нужен.
– Это правильно… и еще… техникам ее показывать нельзя. Слишком много там… народу.
