Я обязательно вернусь. Книга 2 (СИ) - Ольвич Нора

— Княгиня? — отзеркалил папенька, затем его взгляд выхватил мою руку с браслетом и обручальным кольцом, брови нахмурились. Начинается! Или мне показалось?

Он протянул свою открытую ладонь к моей, и мне пришлось принять её. Слишком много зрителей ожидали нашего действия, и напряжение в воздухе стало почти осязаемым. Но когда его тёплая рука коснулась моей, я забыла обо всём остальном. Мои пальцы мягко утонули в его ладони, ощущая его бережность и осторожность, как будто его рука боялась нанести мне боль. Он сжимал её осторожно, словно ценное Муранское стекло, и это создавало особую интимность между нами. В этот момент, несмотря на шум и суету вокруг, мы были в своём мире, где существовали только мы двое. В крепкой и одновременно нежной ладони я ощущала его силу и поддержку. Это был настоящий момент привязанности, когда стало понятно, что мы можем сосуществовать рядом, даже в самые сложные моменты.

Князь, окинув взглядом замершую незнакомую толпу, медленно приклонил одно колено. Громко и торжественно произнёс фразу, от которой у меня слёзы застили глаза, и перехватило дыхание:

— Готов любить и оберегать свою дочь вечно!

Восторженный вздох прокатился по залу.

— Я принимаю вашу клятву, отец, — не менее торжественно прозвучал мой голос в ответ.

Он встал с колена и обнял меня. Моя хрупкая фигурка утонула в его объятиях. Растроганная улыбка застыла на губах. Но моя голова! Отбросив ваниль, в это время вообще отказывалась воспринимать действительность! Она решала возможные вариации жизненных ситуаций как самый мощный компьютер в двадцать первом веке. Я взвешивала все за и против, и думала о своей самостоятельности, в том числе и финансовой, и что мог задумать князь, и что мне со всем эти делать?

Неслыханное, конечно, дело признать свою дочь в столь многолюдном месте. Что за этим стоит, потом разберёмся, а пока улыбаемся и дарим Дожу небольшой презент, а также приглашение графского ювелирного дома делла Гутьеррес на показ новой коллекции ювелирных изделий нарядов и аксессуаров.

Мне представляют несколько дам, а затем очень молодую супругу Дожа Венеции. Мило веду беседу с ними, понимая, что мы практически ровесницы с молодой и прекрасной Донной, приглашаю всех на открытие, раздавая пригласительные билеты.

С доброжелательной улыбкой, с глазами, полными лучистой радости, знакомлюсь с новыми и новыми представителями знати Венеции. Я воспринимаю этот приём как работу, кажется, уже говорила об этом. И весьма тяжёлую работу, как оказалось.

Что-то невесело! А когда же будет бал? Или все собрались поглазеть на нас? Ну что же на открытии салона у нас точно будут музыканты. Князь не отходит от графини и Анжелик, да и все остальные наши дамы встали возле этого жёсткого и властного мужчины. Охрана придвинулась ближе, отбивая охоту у любознательных венецианцев, завязать разговор с прекрасными незнакомками. Виконтесса Адория и Бланка, месье Жак не отходили от меня. Я думала, у меня от улыбок сведёт губы. Напористые венецианцы искали возможности завести с нами знакомство, и весьма продолжительное. Кланялись и заглядывали в глаза, а уж припасть к моей руке вообще считали за честь. Эти перчатки: я долго ещё их не одену. Секретарь же Дожа знакомил меня всё с новыми и новыми лицами.

Обернувшись в очередной раз, я увидела Анжелик уже на руках у князя. Уставшую, но очень выдержанную Элеонору держащую мать за руку. Все мило беседовали, но я поймала встревоженный взгляд графини.

Показ закончен! Пора детей везти домой, всё остальное в следующий раз. Мы вежливо откланялись и величественно удалились с разрешения местного правителя.

Глава 17

И снова длинные, широкие коридоры и шелест тяжёлых нарядов. Великолепные образцы мужской красоты провожали нас жаркими глазами. Наверное, в них отражались горящие повсюду свечи. А, возможно, и не растраченный любовный пыл. Кто их поймёт? Пустота в голове, которая возникла от поглощения слишком ярких эмоций, исходящих от чужих людей, отступала. Пришло понимание, что благородных дам в главной зале было намного меньше, чем сеньор.

Прошло, всего чуть более двух часов с момента нашего приезда на приём, а мы уставшие и вымотанные, но гордо держащие головы, шли на выход из приёмной залы дворца. Наших малышек мужчины несли на руках. И к моему удивлению у нас было сопровождение. Из зала вслед за нами последовало около пяти или шести мужчин. Кто они? Молчаливые незнакомцы провожали нас весь этот длинный переход. Зачем? Что происходит? На мраморном крыльце дворца, некоторые из них весьма корректно предложили свою помощь в сопровождении. Обязуясь довести нас до нашего дома на своих личных гондолах. Мы с графиней непроизвольно взялись за кинжалы. Ведь мы не просили о помощи. Это было несколько навязчиво.

— Эти женщины находятся под моей охраной и опекой, — раздался жёсткий голос князя, он поставил синьорину Анжелик на одну из ступеней, и передал её ручку графине. Малышка была на удивление послушной, тихой и очень задумчивой. Месье Жак также поставил на ножки Элеонору. Мужчины не сговариваясь, отточенным движением, положив руки на эфес своих шпаг, решительным шагом, вышли к этим достойным представителям Венецианской аристократии, гвардейцы охраны плотно окружила нас.

Синьоры из зала, поняв, что о нас есть кому позаботиться вежливо откланялись. Они не сводили заинтересованного взгляда со встревоженных синьор Бланки, Анны и Жанны. Особенно с белокурой виконтессы Бланки. Локоны, которой, скреплённые на затылке золотой сеткой в виде маленькой шапочки, вились тугими волнами до самой талии. Неприятно было оттого, что они настойчиво ловили наши взгляды. Мы не привыкли отпускать головы, всегда гордо смотрели вперёд. Зачем быть такими настойчивыми? У нас в голове не укладывалось, как можно завести знакомство с мужчиной, которого нам никто не представил, а уж тем более сесть к нему в гондолу, дав несомненно повод, надеется на что-то большее.

Обратная дорога домой заняла определённое время. Сумерки сгустились над городом, что сиял в праздничных огнях и любовался своим отражением в водах канала. Наше судно, которое мы наняли на весь вечер, возможно, было намного скромнее тех, что нам предлагались недавно. Но в какой-то момент очень захотелось относительной свободы и самостоятельности, и думаю, что не мне одной. Так давил свод монументального строения, в котором жил и правил Дож Венеции. И вся обстановка, царящая в нём откровенно, напрягала.

Громкий вскрик виконтессы Бланки отвлёк о тяжёлых воспоминаниях, о произошедшем во дворце.

— Мы просто магнит для неприятностей, — думалось мне напоследок.

И словно в подтверждение этого мысленного замечания донна Бланка вытащила дрогнувшей рукой какой-то лист бумаги и перстень. Её широко открытые глаза цвета бирюзы выражали изумление и шок. Всё это лежало в её сумочке — кошеле, что висел на бедре, крепясь красивым золотистым шнуром к ремешку на талии.

— Откуда сие? Это не моё! А где мой платочек? — Её голос испуганно вздрогнул.

Князь, мрачно взяв в руки послание и прочитав его, сказал, что всё оговорим дома. Канал был полон транспорта. И параллельно с нашей гондолой плыло ещё несколько судов. Дальнейшее наше небольшое путешествие продолжалось в тяжёлой тишине. Малышки уснули. Мы причалили к великолепному крыльцу и арке, увитой розами, нашего сада. Приветливые огни особняка ждали нас, вселяя немного уверенности. И снова мужчины несли девочек. И как-то само собой получилось, что Князь остался на ужин, совершенно уже как член семьи, как давний знакомый, оказавшийся рядом в тяжёлый час.

— Виконтесса, вам назначили свидание! Получается, что, заручившись вашей благосклонностью, — отец мрачно смотрел на донну Бланку. — Вы в знак согласия одарили незнакомца своим кружевным платком, с вышитыми вашими инициалами, взамен получив, сей перстень!

— Как такое возможно? Она даже не понимает, как всё это оказалось у неё в кошеле, — я стояла напротив отца в общей гостиной и от негодования сжимала рукой кинжал. — Донна Бланка не могла этого сделать! Она была при мне неотступно!