Многоликий Янус (СИ) - Малеёнок Светлана

Я приподнялся в стременах и, приложив руку козырьком ко лбу, всмотрелся вдаль. Но никого не было видно, даже собаки не лаяли. Куда они все подевались, вымерли что ли? — подумал я. Проскакав сквозь безмолвное поселение, я выехал на его окраину.

У самого ближайшего поля, я увидел столпившееся население всего посёлка. Люди размахивали руками и что-то выкрикивали. Выпрямив спину и расправив плечи, я придал своему лицу спокойное и уверенное выражение. Шагом, подъехав к сборищу, услышал конец разговора. Громче всех ругалась тётка Матрёна, местная травница, с моим управляющим Прохором.

— Это же, сколько можно у нас кровь пить!? – верещала она. — Вы требуете подати, а зерно на посев не даёте! Вот где наш Барин? Я ему всё скажу! — Разорялась знахарка.

Управляющий, увидел меня, стоящего позади женщины и чуть не подавился. Он пытался вставить слово, чтобы остановить поток брани женщины, но та буквально не давала ему этого сделать и продолжала кричать и ругаться. Проследив за взглядом управляющего, один за другим, крестьяне поворачивались, и замечали меня. Вскоре, недовольный ропот полностью прекратился, слышен был только визгливый голос женщины. Наконец-то до неё тоже дошло, что какая-то подозрительная тишина вокруг образовалась и удивлённо оглянулась. Тут взгляд Матрёны, наконец, наткнулся на меня, и женщина мгновенно покраснела, вспомнив, что именно, она только что говорила, и кричала.

Я спешился, отдав повод, кузнецу Степану и вышел вперёд, встав рядом с Прохором. Оглядел замерших в ожидании людей и заговорил:

— Дела наши плохи и вы как никто знаете это. Так уж сложилось, что мой отец был вынужден для лечения матери заложить имение. Теперь же, ради спасения своего дома и ваших домов, я готов был жениться по расчёту. Но, увы, всё сложилось так, что моя будущая жена слегла, проболев два месяца, вот уже еще два месяца, как она находится в беспамятстве. Сможет ли она поправиться или нет одному Господу Богу известно. В настоящее время положение таково: или мы совместными усилиями пытаемся как-то расплатиться с долгами, и потом я смогу вам помогать. Или я буду вынужден продать имение, а каков будет ваш новый Хозяин, этого никто не знает. – Я внимательно оглядел притихших крестьян и продолжил. – Возможно, он будет очень богат. Но даст ли он от своих богатств вам хоть медный грош, этого мы не можем предугадать. Многие ли баре помогают своим холопам, раздавая зерно для посевов и помогая продуктами в неурожайный год? — Я опять сделал паузу, давая возможность людям, самим ответить на этот вопрос. Хотя, он был очевиден.

Мой отец, князь Винсент Райли, слыл необыкновенно мягким и щедрым человеком, поэтому между ним и его крепостными крестьянами, давно сложились весьма необычные, неформальные отношения. Ни как между Хозяином и холопом, а как между отцом и неразумным дитятей. Крестьяне не особо утруждали себя поклонами, но зато чуть что, бежали к моему отцу за помощью.

— Подумайте хорошенько. – Добавил я, и внимательно посмотрел на людей.

Крестьяне понурили головы и искоса принялись переглядываться, лица при этом у всех были очень виноватые. Вперёд вышел староста деревни Егор Лукич, помяв в руках свой старый картуз, он, посмотрев на меня, сказал: — Князь, думаю, что выскажу мнение большинства. Нам, конечно, всем сейчас очень трудно, но мы не хотим другого Хозяина. Но барин, у нас на самом деле нет денег и нечем платить подати. Как нам быть?

Я шагнул к старосте и, похлопав старика по плечу, сказал:

— Мы знаем друг друга много лет. Большинство из вас я знаю с самого детства. Как бы то ни было, но вы для меня не чужие, и я всё сделаю для того, чтобы справиться с этой ситуацией и помочь всем нам. Я пока не знаю, как быть, но обещаю, что обязательно что-нибудь придумаю. А теперь расходитесь. Сегодня я остаюсь в имении, а завтра к обеду прошу ко мне подойти управляющего, старосту ещё трёх человек, которых вы выберете, чтобы говорить от имени всего села. Я предложу своё решение проблемы, и мы вместе всё обсудим. Также если у вас будет что сказать, я вас я обязательно выслушаю. А пока всё.

Я вскочил на коня и молодецки гикнув, поскакал в сторону своего дома.

Отчий дом встретил меня неласково. Ещё до моего отъезда в гимназию, оштукатуренные стены, давно нуждались в ремонте, теперь же, дом являл собой, поистине гнетущее зрелище. В многочисленных окнах, не было видно ни единого огонька, они слепо и печально, таращились в пустоту. Хотя много раньше, мои родители не жалели свечей, отчего всё пространство внутри особняка, обволакивало уютом каждого, кто входил в дом.

Привязав коня к коновязи, я вбежал по ступеням крыльца и вошел в темный и мрачный холл. Видимо, прознав, о моем приезде, навстречу мне уже спешил наш верный дворецкий, Тимофей. Не смотря на новую моду на заграничные имена, мои родители не стали переиначивать ему имя на заморский лад. В отличие, от моего будущего тестя, который своего дворецкого Виктора, стал называть, — Виктор!

— Добро пожаловать, ваша светлость, домой! – отвесил мне едва заметный поклон, наш старый, верный Тимофей. – Ваш отец уже готовился ко сну, когда узнал о вашем приезде. Он ждёт в своём кабинете.

С этими словами, старик отдал мне свечу в тяжёлом бронзовом подсвечнике и заковылял к входной двери, сказав:

— Сейчас, коня вашего, барин, пойду на конюшню поставлю.

— А где Митрошка? – удивлённо спросил, я.

Тимофей остановился, и, повернувшись ко мне в пол оборота, пожевал губами, и, словно нехотя обронил: — Помер Митрошка, третьего дня как. Конь его в грудь лягнул. Да проломил. Два дня, сердешный маялся. Нет у нас теперь, конюха. – И снова направился к выходу.

Я нахмурился. Пока, родной дом встречал меня только дурными новостями. Ну, послушаю, что мне скажет отец.

***

Райли старший, полулежал на кушетке, глаза его были закрыты.

— Приехал? – не открывая глаз, хрипло проговорил мужчина.

Разглядеть отца в неверном свете свечи, я не смог, но он производил впечатление очень изможденного человека. Сердце невольно защемило. Мне было очень больно видеть его таким. Я хорошо помнил то счастливое и беззаботное время, когда матушка была еще молода, а отец полон сил. Моя мать являлась настоящей хранительницей домашнего очага, а я и отец, слышали от неё только слова утешения и поддержки, и всегда видели на её лице, нежную светлую улыбку.

На отце же держалось наше безбедное существование. Он уверенно управлял делами нашего имения. А отлично разбираясь в сельском хозяйстве и благодаря своим знаниям и предпринимательской жилке, наши крестьяне, собирали самый большой урожай зерна и овощей, во всей округе.

Я присел на край кушетки.

— Как ты, отец?

— Пока, живой, — мрачно пошутил он и открыл глаза. Несмотря, на изнуренный вид, в его глазах плескался живой интерес и любопытство. – Ну, как там дела у графа? Как Аврора? Поправляется? – засыпал он меня вопросами, и приподнялся, сев на кушетку рядом со мной.

Я вздохнул, собираясь с мыслями. Первым порывом было поделиться с отцом последними событиями и своими переживаниями по поводу Ядвиги. Но, что-то во мне, не дало это сделать, словно сработал внутренний тормоз. Поэтому, я просто сказал:

— Граф Саян, в добром здравии и тебе велел кланяться! А вот Аврора… Там, без изменений. Всё также лежит без чувств.

Отец разочарованно покачал головой. – Даа, все наши надежды… — Ну, и что теперь? Ведь четыре месяца прошло! – посмотрел он на меня пытливо.

— Да, четыре. – Задумчиво повторил, я. – Граф просил подождать еще один месяц. Последний. — Поспешил я пояснить, глядя на вытянувшееся лицо отца. – Неделя уже прошла, ещё три осталось. А там … – я многозначительно посмотрел на отца. – Теперь вот думаю, где, если что, найти денег на осеннюю посевную.