Я обязательно вернусь. Книга 3.1 (СИ) - Ольвич Нора

Кусты, что цеплялись за одежду, оставляя колючки. Уже лучше, так как начались поля; последние дома, стоящие на окраине, вот и они остались позади. Я обернулась. Все на месте.

Встретилась глазами с Ним.

«— … вот и вы в этой шкуре, сеньор герцог. Когда обстоятельства загоняют вас как дикое животное на охоте. И порой, нет надежды. А так хочется жить. И это зависит только от вас самих; возможность выжить — от возможностей вашего тела и разума. Сиятельный герцог, как вам такой расклад? Не жмёт одежонка моих рабочих»?

Это всё мысли. Куда без них? А как хотелось бы их озвучить. К чему вот только?

Сколько часов мы бредём в темноте? Целую бесконечность!

— Осталось немного, донна Каталина.

Вейлр взял у кого-то старшего ребёнка на руки.

— Ускоримся, сеньоры.

— Давайте мне эту малышку сеньор, — обратилась я к измученному пожилому мужчине, который помогал невестке нести внучку.

— Осталось совсем немного. Держитесь.

Прижала к себе маленькую девочку и словно второе дыхание открылось. Эта маленькая нежность, доверчиво прижавшись ко мне, обняла ручонками за шею. А далее и вовсе не спускала глаз с моего лица.

— Ты поедешь со мной на лошадке? Далеко, далеко. Я тебе, зато песенку спою. Хочешь?

Восторг в детских глазах. И кивок головой.

— Только на французском, хорошо? Ты любишь приключения? Я очень.

И мы тихонечко с мадемуазель Илоной затянули любимую песенку Анжелик про далёкие края. Ведь мадам Жанна давно уже переложила все музыкальные композиции, что я помнила на французский язык и подобрала к ним музыку. Думаю, что наш настрой поднял градус настроения у всего отряда. Детей передавали из рук в руки. Давая возможность людям отдыхать.

Но верхом малышка ехала только со мной. Мы привязали кроху к моему телу импровизированным кенгуру для мам. Его мы быстро скроили острым кинжалом из широких юбок моего вчерашнего наряда. Нам было удобно вместе в большом седле. Позади, пристроилась Илона, прижавшаяся ко мне, укутанная в плед, и согревающая мою спину, что застыла в уверенной посадке.

— Мессир Вейлр, выдвигаемся! Ведите, мы за вами.

До чего же выносливы лошади в Шотландии. Хотя, если задуматься, наш вес в сумме был примерно равен одному взрослому плотному мужчине.

Было трудно. Тяжело. Сказывалась безмерная усталость. Но главное мы удалялись от города в нужном направлении. Я не рассматривала, кто и как разместился верхом. Лошадей всем не хватало. Не маленькие разберутся. Наш с Илоной вариант будет для них хорошим примером.

Бешеная скачка в ночи. Желание быть как можно дальше от места, в котором скоро произойдут страшные злодеяния. Затем ритмичный и спокойный аллюр, удобный для всех.

Мне показалось, или я уснула в седле? Полностью доверившись умному животному. Это произошло неосознанно. Я как будто выключилась.

Осознавала это, но не могла вернуться. Кто-то подъехал и пересадил Илону на другую лошадь. Вероятно, произошла рокировка. Пытаясь стряхнуть сон, я ощутила сильные руки, что мягко забрали у меня поводья. Откинув спину на чьё-то твёрдое, мускулистое тело, придерживая малышку одной рукой, схватилась за луку седла.

— Вейлр, мы где? Сколько ещё осталось?

Ответ я уже не слышала, уплывая далеко, далеко. Уходя практически в бессознательное состояние. Только кузнец мог так осторожно держать меня, облокачивая голову на плечо, ему я доверяла, как отцу родному. Он и был им долгое время. Он и месье Жак. Жак. Горечь заполнила сознание. Мой учитель, его глаза, они были всюду. Только он мог заметить, что я уснула в седле. А ещё отец.

Воспоминания кадрами киноленты ложились во сне, перенося меня в Париж. Я выхаживаю больного кузнеца. Его благодарность не знает границ. Он прикладывает мои натруженные руки к своему сердцу. А потом становится моей тенью, на многие месяцы восстановления. Великолепные дамы — Бланка и герцогиня Анна, сад в Лувре.

Скучаю.

Сюжеты наслаивались одни на другие. Комнаты и гостиные. Дворцы и каравеллы. Дядюшка Франциск, и его длинные ноги, горящий камин, чашечка какао. Передо мной проносилась вся моя жизнь.

Тёмная комната, свечи, которые скоро зажигают слуги. Тело. Его вносят на носилках и перекладывают на кровать. Тихий стон. Что происходит? Где я?

— Вейлр! Только не это!

Нет. Это не он.

— Мессир Томас Уилсон, что с вами?

Меня не слышат! Меня никогда не слышат во сне.

В комнату кто-то входит. Оборачиваюсь. Милорд Иаков.

— Она приходила, милорд. Она смотрела мне в глаза.

— Кто? — Изумлённый голос короля.

— Мадонна, сир. Она была моей смертью с глазами донны Каталины.

— Оставьте это Томас. Кто на вас напал? Вы сможете их описать? Вы узнали их? Дайте уже показания.

— Она смотрела мне в глаза, сир. Смерть, в чёрном, траурном платье, она ждёт ребёнка. Сир. Вашего ребёнка, — это было похоже на бред.

— С немым укором, с глазами Донны Каталины. Я предал всё, во что верил. Сир. Нельзя делать то, что вы задумали. Вы лишитесь всего. Наследника и престола. Семьи и жизни. Страна погрязнет в войнах. Мадонна, она приходила взглянуть мне в глаза. Укор. В них был укор.

Король перекрестился.

Томас стонал всё сильнее. Крик жуткой боли заполнил моё сознание, и, казалось, всю комнату, весь королевский дворец. Его нательная рубашка стала пропитываться кровью.

Доктора, разрезав её, замерли в священном изумлении.

Все шрамы, что зажили, ещё в Новом Свете заново воспались. Как будто пытки были произведены только сейчас. Я смотрела и узнавала удары, что наносила своим стилетом. Это я так мысленно убивала этого человека. Вонзая острое оружие в его плоть!

Умирая, он что-то ещё говорил королю. Он не просил. Он предрекал.

— Она заберёт всех ваших детей! Сир! Остановитесь!

— Но я не убивала его!

Как он мог получить раны, которые я наносила мысленно, в порыве гнева. Бежала коридорами дворца, ища выход. Но даже в самых запутанных путях есть надежда на исход, на освобождение от оков самозабвения. Страхи и сомнения, как призраки, преследуют, мешая двигаться вперёд. Но сила воли побуждает продолжать, искать выход даже там, где кажется, что его нет. Мне везде казалась кровь. Я боялась притронуться к стенам, боялась испачкать руки, всю себя. Я не хотела быть грязной! Я не убивала его!

Забившись в какой-то угол, отчаявшись найти выход, ждала рассвета. Для своей Души. Где он, рассвет для моей Души?

Закрыв глаза, слушала тишину. И вновь искала ответы на свои вопросы, на свои томительные сомнения. В мерцающей тьме, прокладывая путь мыслям, стремилась обрести понимание и спокойствие. Душа жаждала пролить свет на тайны, которые скрывались где-то в глубине сознания.

— Дитя, вы где? Я слышу, как бьётся ваше сердце. Я найду вас.

Тихий смех. Жуткий и такой тихий. Смех. Смех, преследующий и настигающий.

Мадонна! Мессир Томас. Он идёт за мной.

И снова бег.

Нет, это уже был полёт. Полёт в вязкой, бесконечной темноте, её тихий покой затягивал. Завораживал. Невесомый, уютный. Не нужно было дышать и думать, бежать. Можно просто парить. Просто быть.

Покой!

— Выбирай, дитя, — тихий шелест в сознании.

Вязкая тишина убаюкивала, уносила вдаль. Хотелось просто раствориться в ней и стать ничем. Самой Вселенной, быть может. К чему бороться? Ведь и так всё хорошо.

Но смогу ли я быть собой?

Или я стану множественными частичками всего бытия?

— Я не оставлю их! Я нужна своей семье. Я выбираю жизнь!

— Жизнь — тяжёлая ноша, дитя.

Шёпот — тихий уплывающий шелест и стук сердца в сознании. Моего сердца! Или нет?

Она не просыпалась. Словно и не дышала. Облокотившись на него, вначале звала мужчину по имени Вейлр. Он был рядом. Не отставал, не спуская с них глаз. А затем донна затихла. Рука, что держалась за луку седла, ослабла и безвольно легла ему на колено.

Занятный браслет, почему-то слегка большой по размеру, скользнул на верхнюю сторону её ладони. И он с изумлением узрел око, что взирало на него сине-васильковым сапфиром небывалой чистоты. Sarcosanctus — неприкосновенен.