Владимир Васильев - Сокровище «Капудании»
Александр Селиний, принц Моро,
Эвксина, лето года 864-го
К вечеру ветер начал помалу закисать. Чапа сперва распорядился добавить парусов, потом долго глядел на дымку, застлавшую горизонт. А после обернулся к Зимородку, который отдыхал под флоком. Многозначительно так обернулся.
Ральф и сам видел, что к закату ветер окончательно скиснет. Барашки с волн давно пропали, да и волны стали ниже, ленивее и беспорядочнее.
Надвигался штиль.
Это заметили все – и Фример, и Исмаэль, и вышедшие покурить солдаты.
– Тысяча чертей, – пробурчал толстяк-капитан, приставив ко лбу ладонь и изучая небо. – Штилеет. Торчи тут…
– По-моему, это лучше шторма, – легкомысленно заметил Александр, явно намереваясь присоединиться к Ральфу на прове. – Сухо, не болтает… Чего еще?
– Не скажите, Ва…
– Дядя!
– Ах да! Не скажите, Александр. Даже не особо бывалый моряк вам подтвердит: любая буря лучше штиля. С бурей можно бороться, и если капитан умел, а корабль хорош – много ли беды в буре? Зарифились и пошли помалу… А в штиль люди с ума сходят.
– Вероятно, потому что им занять себя нечем, – предположил Александр.
– Именно, любезный мой племянник! Именно поэтому – в штиль нечем заняться, от безделья с ума и сходят!
– Пытливому уму всегда есть чем заняться, – довольно безапелляционно заявил Александр. – Пойду-ка я к Ральфу. Что-то он там со своей кисой затевает…
Тут вмешался Чапа:
– Прошу прощения, господа, но штарха сейчас лучше не трогать. Он занят.
– В смысле? – не понял Александр. – Почему вдруг занят?
– Ну, штиль же, – проникновенно пояснил Чапа, всплеснув руками.
Никто из альбионцев ничего не сообразил. Александр недоуменно переглянулся сначала с Фримером, потом с Исмаэлем. Но в словах каморного было столько убеждения, что потревожить Ральфа никто так и не рискнул, все наблюдали издали, от средней мачты – Александр даже запомнил, что на «Гаджибее» она зовется майстро-шеглой.
Кассат взобрался на банберс, словно обычный домашний кот на балконные перила, прошел немного вперед и улегся на бастуне.
– Че это он на утлегарь полез? – отчего-то шепотом спросил Фример, обращаясь к Чапе.
– Куда?
– Ну… вон то дерево по-нашему зовется бушприт, а накладка – утлегарь.
– А… По-нашему – банберс и бастуня. Ветер творят, господин Фример. Глядеть – глядите, а вот близко лучше не подходить.
– Что творят? – Фримеру показалось, будто он ослышался.
– Ветер.
– А… – протянул Фример и осекся.
Ральф встал позади кассата, затем медленно воздел к небу руки. Воздух меж его ладоней словно бы загустел, стал текучим и зыбким – так в жаркий полдень над песками шевелится горячее марево. По шерсти кассата вдруг побежали, сухо потрескивая, яркие даже при дневном свете искры. Ральф все стоял; меж его ладоней, похоже, рождался миниатюрный вихрь. А несколькими секундами спустя Ральф отпустил этот вихрь; движение его было совершенно однозначным – так отправляют в небо ручных голубей.
Сантона ощутимо вздрогнула. Затрепетали, будто живые, паруса. Фример с удивлением обернулся, торопливо приблизился к борту и глянул назад, за корму.
Их догонял порыв, четко видимый по ряби на поверхности моря. Порыв ветра, немыслимый в установившемся спокойствии. Безмерно одинокий – а ведь порывы никогда не гуляют в одиночку.
– Айя стеньг-стралет! Айя майстро-контра-ранда! Айя бизань-ранда, бизань-контра-ранда! Живо, охламоны! – зычно и азартно проорал каморный.
Матросы кинулись еще добавлять парусов. И когда паруса встали, порыв как раз нагнал «Гаджибея». Сантона устремилась вперед, словно морские боги приняли ее в могучие ладони и увлекли по волнам. «Гаджибей» прочно сел в порыве и заскользил к Боспору, точно по курсу, настолько быстро, что капитан Фример, моряк, четырежды ходивший за океан, сначала не поверил своим глазам. А когда в этот же порыв пристроился и «Дельфин» и уже две сантоны рванулись к горизонту, буквально прилипнув к овальному пятну ряби, у капитана Фримера по спине прогулялся ощутимый холодок – и это невзирая на так и не спавшую к вечеру жару.
Зрелище было настолько нереальное и непривычное для альбионцев, что все остолбенели, только кто-то из солдат тихо прошептал: «Дева Лусия, это ж чистое колдовство!»
На него тут же зашикали с нескольких сторон.
А вот керкинитские матросы и каморный Чапа восприняли случившееся как нечто обыденное. Поставив паруса и закрепив снасти, матросы деловито разбежались кто куда, а Чапа подмигнул Фримеру и довольно осведомился:
– Ну что, господа хорошие? Поняли, зачем нужны штархи?
– Три… нет, тридцать три тысячи чертей! – вполголоса выругался Фример. – Ты хочешь сказать, что этот порыв вызвал наш штур… штарх?
– А откуда еще взяться порыву? – недоуменно пожал плечами Чапа. – Зимородок хороший штарх, думаю, на этом ветре до рассвета тянуть будем.
И обернулся к рулевому:
– Тимоня, в ветре держать!
– Добро, камо! – донеслось в ответ.
Фример снова взглянул на Ральфа – тот уже сидел у основания бушприта/банберса, а кот его продолжал неподвижно лежать на узкой деревяшке, словно и не было под ним волн, а над ним парусов.
– И долго его… нельзя трогать? – поинтересовался Александр, обернувшись к Чапе.
– Да сейчас очнется, – уверенно предсказал тот. – Можете покурить пока, как раз на одну люльку.
«Вот вам и местная магия, – подумал Александр в смешанных чувствах. – До чего же интересно!»
Он не мог поверить себе. Да, действительно болтали, дескать, варвары с берегов Эвксины используют магию. Но одно дело слышать это и совсем другое – увидеть воочию. Вот так вот, р-раз! И вместо штиля приходит равномерный ветерок нужного направления. Причем приходит только туда, где болтаются на волнах две сантоны…
Чудеса!
Через несколько минут Ральф действительно шевельнулся, завертел головой, поглядел на невольных зрителей своей работы. Шевельнулся и кассат, ловко перепрыгнул с бастуни на фашту, зевнул во весь рот и канул в пров-тамбучу. Видимо, отдыхать. К Ральфу тотчас подбежал один из матросов с ковшом разбавленного вина. Тот жадно выпил – залпом, не отрываясь. И устало растянулся на досках фашты.
Солдаты Исмаэля вскоре потеряли к происходящему интерес и уселись под мачтой в кружок. Затарахтели в стакане игральные кости.
Солдат трудно было удивить, потому что капрал не врал: все они минимум один раз хаживали через Атлантику и назад. Пусть они не особо разбирались в снастях, рангоуте и такелаже, но повидали всякого, и моря, и океана. Коль моряки считают, что все в порядке, – значит, все действительно в порядке. И нечего разевать рты.
Александр нерешительно заозирался: Чапа удалился вниз, дядя Фример, оглядев горизонт в подзорную трубу, теперь о чем-то тихо беседовал с Исмаэлем. Зимородок отлеживался на самом носу, рядом с люком в кубрик, который здесь, кажется, принято было называть тамбучей.
«Подойду», – решил принц.
– Ральф! – тихо позвал он, приблизившись. – Вы в порядке?
– Садитесь, Алекс, – тише, чем можно было ожидать, отозвался штарх, причем глаз при этом не открыл. – Простите, я не стану вставать, сил нет. Но скоро я оживу, подождите только.
Александр пробормотал «Конечно-конечно!» и уселся на свернутый в бухту канат, каким-то образом закрепленный на палубе (или на местном жаргоне – фаште).
К местному жаргону волей-неволей приходилось приноравливаться.
– Подобная работа выедает душу, – сообщил Ральф спустя недолгое время. Глаз он так и не открыл. – А уж тело – так просто выматывает. Словно черти тебя жевали…
– Вы имеете в виду общение со стихиями? – поинтересовался Александр.
– Со стихиями общается кассат, – Ральф наконец открыл глаза, – я только формулирую… как бы это сказать… запрос.
– Кассат? Хм… Так вот для чего вам нужен этот зверь – общаться со стихиями?
Зимородок вяло приподнялся на локте и кое-как сел.
– Эх-х-х… опять пить охота.
– Вина сюда! – немедленно крикнул Александр. Словно бы и в никуда крикнул, но было что-то такое в его тоне, в его голосе и интонациях – мигом примчался матрос с новым ковшом.
На этот раз Зимородок осилил только полковша, поэтому принц тоже позволил себе отхлебнуть.
– Довольно… – сказал он, собираясь отдать заметно полегчавший ковш матросу. Но передумал: – Хотя нет. Пусть тут постоит. Ступай.
Матрос послушно удалился.
– Я уже говорил вам, Алекс. Кассат – не зверь, – задумчиво проговорил Зимородок.
– Не зверь, – проворчал принц. – Не зверь, не человек, не божество… Кто же он тогда?
– Не знаю, – неожиданно серьезно ответил Ральф. – Полагаю, он спутник стихий. Или воплощение стихий. Не знаю… Но с помощью кассатов штархи всегда могут донести просьбу до стихий и она, как правило, бывает услышана и удовлетворена.
– Ценой чего? Только вашей усталости?
– А разве это малая цена? Можете поверить, я чувствую себя так, словно из меня действительно выпили душу. Это со временем пройдет, конечно… Всегда проходило. Но после особо тяжелой и масштабной работы иной раз хочется просто шагнуть за борт и прекратить это все. Развеять опустошение. Простите, если нагоняю на вас тоску.
