Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)
Конан стоял в молчании лунного света, опустив меч, с которого капала кровь, и смотрел на останки своего поверженного врага. Красные глаза в последний раз взглянули на него с яростной жаждой жизни, потом остекленели и закрылись; огромные руки конвульсивно сжались и оцепенели. Самая древняя раса на земле перестала существовать.
Конан поднял голову, машинально высматривая гиен, которые были рабами и палачами, но не увидел их. Вместо этого взгляд его наткнулся на тела мужчин, а не зверей, разбросанные на залитой лунным светом траве: темнокожих мужчин с ястребиными лицами, пронзенных стрелами или изрубленных ударами его меча. И на его глазах они рассыпались пылью.
Почему крылатый монстр не пришел на помощь своим рабам, когда он сражался с ними? Или он боялся оказаться в пределах досягаемости клыков, которые могли обратиться против него и разорвать его в клочья? В этом бесформенном черепе обитали недюжинный ум и осторожность, но в конце концов и они оказались бессильны.
Повернувшись на каблуках, Конан зашагал к полуразвалившемуся причалу и поднялся на борт галеры. Несколькими взмахами меча он перерубил удерживающие ее канаты и взялся за длинное рулевое весло. «Тигрица» слабо покачивалась на мутной темной волне, медленно направляясь на середину реки, где ее и подхватило течение. Конан налег на весло, не сводя угрюмого взгляда с тела, завернутого в его накидку, лежащего на погребальной груде сокровищ, которой позавидовала бы и императрица.
5. Погребальный костер
…Вот мы и покончили с грабежами навсегда;
Замерли весла, и навеки умолк стон арфы ветров;
Кровавый вымпел более не наводит ужас на прибрежные селения;
Синий пояс мира, прими вновь в свои объятия
Ту, которую ты отдал мне.
Краски рассвета вновь запылали над океаном. Устье реки окрасилось в тяжелые кроваво-красные тона. Конан из Киммерии оперся на свой огромный меч, стоя на пляже белого песка и глядя на «Тигрицу», отправляющуюся в свой последний вояж. Его глаза оставались тусклыми и безжизненными, когда он смотрел на череду волн, медленно убегающих к горизонту. Океанские просторы утратили для него всю свою славу и очарование. Он содрогнулся от сильнейшего отвращения, глядя, как зеленый оттенок мелководья сменяется пурпурным оттенком таинственной глубины.
Белит была подлинной дочерью моря; только ее существование придавало водным просторам заманчивую и желанную прелесть. А теперь, без нее, они превратились в безжизненную и унылую пустыню, простирающуюся от одного полюса до другого. Она принадлежала морю, и он вернул ее вечно загадочной пучине. Большего он сделать не мог. Но для него синяя гладь моря выглядела отталкивающей и пугающей по сравнению с зелеными просторами таинственной глуши, покачивающей ветвями у него за спиной, в которую ему предстояло углубиться.
Ничья рука не направляла последний бег «Тигрицы», и весла не несли ее по зеленым волнам. Но сильный свежий ветер вздувал ее шелковый парус, и, подобно лебедю, устремившемуся к своему гнезду, она уходила все дальше от берега, и на палубе корабля все выше вздымались языки пламени, облизывая реи на мачте и укутывая огненными сполохами фигурку в ярко-алой накидке, лежавшую на ослепительной погребальной пирамиде.
Вот так ушла от него королева Черного побережья, и, опираясь на окровавленный меч, Конан молча стоял на берегу, пока отблески красного пламени не затерялись в голубой дымке, а рассвет не забрызгал океан розовыми и золотыми блестками.
Железный демон
1
Рыбак проверил, легко ли выходит из ножен лезвие его ножа. Жест этот был инстинктивным, потому что то, чего он испугался, нельзя было поразить ни ножом, ни даже зазубренным выгнутым йетшийским клинком, который способен распороть человеку живот одним восходящим ударом. Ни человек, ни зверь не угрожали ему в гнетущем молчании одиночества, окутавшем зубчатые стены острова Ксапур.
Он вскарабкался на утес, прошел через окаймлявшие его джунгли и теперь стоял в окружении былого величия. Сквозь деревья просвечивали полуразрушенные колонны, извилистые линии осыпавшихся стен терялись в поросших зеленой травой лугах, а под его ногами лежали широкие каменные плиты, потрескавшиеся и подпираемые снизу мощными корнями растений.
Рыбак был типичным представителем своей расы, того древнего и странного народа, чье происхождение терялось в серой дали веков, который с незапамятных времен жил в грубых рыбачьих хижинах на южном берегу моря Вилайет. Он был широкоплечим и коренастым, с длинными обезьяньими руками и мощной грудью, но стройной талией и тонкими кривыми ногами. У него было широкое лицо с низким и покатым лбом, над которым топорщились густые и спутанные волосы. Из одежды на нем был лишь пояс с ножнами да тряпка, заменявшая ему набедренную повязку.
Оказавшись здесь, он тем самым доказал, что ему чуждо унылое равнодушие, свойственное его народу. Люди редко наведывались на Ксапур. Он считался необитаемым и почти напрочь забытым, одним из бесчисленного множества островков, усеивавших огромное внутреннее море. Свое название «Ксапур», что значит «укрепленный», он получил благодаря развалинам, остаткам некоего доисторического королевства, о котором забыли еще до того, как волна завоевателей-хайборийцев прокатилась на юг. Никто уже не помнил, кто и когда возвел эти стены, хотя среди йетши бродили древние полузабытые легенды, смутно предполагавшие наличие некоего, весьма отдаленного родства между рыбаками и безымянным островным королевством.
Минула уже добрая тысяча лет с той поры, как последний из йетши всерьез задумывался о значении и важности этих легенд. Сейчас их повторяли, не вдумываясь в смысл, и они превратились в сказки, что слетают с губ лишь в силу привычки. Вот уже целое столетие никто из йетши не бывал на Ксапуре. Побережье соседнего большого острова тоже было необитаемым, являя собой заросшую тростником топь, отданную во владение жутким зверям, бродившим по округе. Деревня рыбака лежала на некотором расстоянии к югу, на этом самом большом острове. Шторм отогнал его утлую лодчонку далеко в сторону от тех мест, где он привык рыбачить, и в бурную грозовую ночь разбил о скалы острова. И вот сейчас, на рассвете, небо было ясным и безоблачным, и в лучах восходящего солнца капельки росы на листьях искрились бриллиантовыми брызгами. Он вскарабкался на скалы, на которых провисел всю ночь, потому что видел, как во время бури из черной круговерти небес ударил зигзаг молнии, причем с такой силой, что вздрогнул весь остров, а потом раздался оглушительный грохот, который никак не мог быть вызван упавшим деревом.
Вялый проблеск любопытства вынудил его отправиться на разведку; он нашел то, что искал, и теперь терзался животным страхом и дурными предчувствиями.
Среди деревьев виднелось куполообразное здание с проломленной крышей, возведенное из блоков необычного зеленого камня, по структуре похожего на железо, который встречается только на островах Вилайет. Казалось невероятным, что человеческие руки способны обтесывать их и устанавливать друг на друга. И уж конечно, не в силах человеческих было разрушить постройку. Но молнии удалось то, чего не смогли сделать люди, и прямое попадание небесного огня сожгло целую арку и превратило камень в зеленую пыль, которой было засыпано все вокруг.
Рыбак поднялся по обломкам и заглянул в пролом. От увиденного у него перехватило дыхание. Под пробитым куполом среди каменной крошки и обломков кладки на золотом постаменте лежал мужчина. На нем было нечто вроде юбки и пояса из акульей кожи. Его прямые черные волосы, волной ниспадающие на плечи, были схвачены на висках тонким золотым обручем. На его голой мускулистой груди лежал необычного вида кинжал с драгоценным камнем в навершии, с обтянутой акульей кожей рукоятью и широким изогнутым лезвием. Он очень походил на нож, который носил на бедре рыбак, но у него отсутствовали зубцы, да и сделан он был с гораздо большим тщанием и мастерством.
Рыбак возжелал заполучить прекрасное оружие. Мужчина, разумеется, был мертв; наверняка он умер много столетий тому назад. Этот купол и стал его могилой. Рыбак не стал ломать голову над тем, к каким чудесам прибегли древние, чтобы сохранить тело в полном подобии жизни, так что на руках и ногах у него по-прежнему бугрились мускулы, а темная кожа буквально светилась здоровьем. В закосневшем разуме йетши нашлось место лишь для желания обладать ножом, на тускло сверкающем клинке которого змеились волнистые линии.
Спрыгнув в пролом купола, он взял нож с груди мужчины. Но тут вдруг случилось нечто очень странное и ужасное. Мускулистые загорелые руки конвульсивно дрогнули и сжались, а веки приподнялись, обнажив большие, темные и магнетические глаза, взгляд которых потряс ошеломленного рыбака, как удар кулаком. Он отшатнулся, выронив от неожиданности вожделенный кинжал. А мужчина на возвышении принял сидячее положение, и рыбак от изумления потерял дар речи, только сейчас оценив пропорции незнакомца. Взгляд его прищуренных глаз заставил йетши замереть на месте, и в этих зрачках, превратившихся в узенькие щелочки, он не прочел ни дружеского расположения, ни благодарности; несчастный рыбак увидел лишь пламя, столь же чужое и враждебное, как и то, что горит в глазах тигра.
