Роберт Говард - Приключения Конана-варвара (сборник)
Вернувшись обратно в свое скалистое убежище, Оливия смотрела на далекие руины до тех пор, пока они не скрылись в наступающих сумерках, и теперь их положение отмечало лишь трепещущее пламя костра да пьяные фигурки вокруг него.
Она поднялась на ноги. Пришло время совершить свою отчаянную попытку. Но сначала она прокралась к обрыву на северной стороне и несколько мгновений всматривалась в лес, тянувшийся до самого пляжа. И вот, напрягая зрение в тусклом свете звезд, она вдруг оцепенела, а потом почувствовала, как ледяная рука ужаса стиснула ей сердце.
Далеко внизу что-то двигалось. Ей казалось, что из моря теней под ней вынырнула какая-то еще более темная и уродливая тень. Она принялась медленно карабкаться по отвесному склону наверх – огромная и бесформенная туша, едва различимая в полумраке. Паника схватила Оливию за горло, и девушка едва удержалась, чтобы не закричать. Повернувшись, она сломя голову бросилась бежать вниз по южному склону.
Стремительный бег по скалистой поверхности превратился в ночной кошмар, в котором она то и дело спотыкалась и поскальзывалась, негнущимися пальцами цепляясь за острые грани утесов. С трудом перебираясь сквозь валуны, через которые с такой легкостью переносил ее Конан, вся в синяках и порезах, она в очередной раз поняла, насколько привыкла полагаться на своего варвара со стальными мускулами. Но мысль эта мелькнула и пропала в захлестнувшем ее океане ужаса.
Спуск казался бесконечным, но вот наконец она достигла травянистого плато и с мужеством отчаяния устремилась к огоньку, одиноко рдевшему в ночи. Девушка слышала, как за спиной у нее с шуршанием срываются камни с отвесного склона, и от этих звуков у нее словно выросли крылья. О том, что за жуткий скалолаз обрушил эти камни, она предпочитала не думать.
Физическое напряжение помогло рассеять охвативший ее ужас, и вскоре разум ее прояснился, к ней вернулась способность рассуждать здраво, хотя ноги ее уже дрожали от усталости.
Оливия легла на живот и поползла вперед, пока не очутилась у небольшого деревца, чудом избежавшего топора пиратов, и принялась оттуда наблюдать за своими врагами. Они уже покончили с ужином, но продолжали пьянствовать, окуная оловянные кружки и украшенные драгоценными камнями кубки в бочонки с выбитым днищем. Некоторые уже храпели, забывшись беспробудным сном на траве, а другие, покачиваясь, неуверенно тянулись в руины. Конана нигде не было видно. Она лежала, на траве вокруг нее и на листьях над головой роса становилась все гуще, а мужчины у костра все еще спорили, играли в кости и сквернословили. Их осталось совсем мало; большинство уже ушли в развалины спать.
Оливия лежала и наблюдала за ними, нервы у нее звенели от напряжения, а по спине бежали мурашки при мысли о том, что могло наблюдать за ней – или таиться у нее за спиной. Время не ползло, оно буквально тащилось со свинцовыми гирями на ногах. Один за другим буяны проваливались в пьяный сон, пока все не простерлись на траве рядом с гаснущим костром.
Оливия заколебалась – а потом вздрогнула, как будто в нее ударила молния. Над деревьями засеребрилось сияние. Это восходит луна!
Приглушенно охнув, она вскочила и поспешила к руинам. По спине у нее пробежал холодок, когда она на цыпочках пробиралась между спящими телами, валяющимися на земле рядом со входом. Внутри пиратов было еще больше, они беспокойно вздрагивали и бессвязно бормотали в пьяном угаре, но никто не проснулся, когда она скользила мимо них. Увидев Конана, девушка чуть не расплакалась от радости. Киммериец бодрствовал, привязанный к колонне, и белки его глаз блестели в слабых отсветах костра, горящего снаружи.
Пробравшись между спящими, Оливия подошла к нему. Как ни старалась она двигаться беззвучно, он услышал ее и увидел, когда ее тень мелькнула в дверном проеме. Легкая улыбка тронула плотно сжатые губы Конана.
Она потянулась и на мгновение прильнула к нему. Он почувствовал, как бешено бьется ее сердце. Сквозь широкий пролом в стене внутрь проник лунный свет, и воздух вдруг заискрился от сдерживаемого напряжения. Конан тоже ощутил его и замер. Оливия испуганно ахнула. И только пьяницы продолжали храпеть как ни в чем не бывало. Быстро наклонившись, она вытащила кинжал из-за пояса ближайшего бесчувственного пирата и принялась пилить узлы, стягивающие руки и ноги Конана. Веревка оказалась пеньковой, завязанной морскими узлами. Она трудилась из последних сил, а лучи лунного света тем временем медленно подбирались к ногам черных фигур, замерших в неподвижности между колоннами.
Дыхание часто и с хрипами вырывалось из груди девушки; она освободила запястья киммерийца, но его локти и лодыжки все еще были крепко связаны. Оливия мельком взглянула на фигуры, выстроившиеся вдоль стен, – они ждали и наблюдали за ними в зловещем молчании не живых и не мертвых. Пьяницы у ее ног заворочались и застонали во сне. А лунный свет полз по полу, и вот он уже коснулся их ног. Веревки спали с рук Конана, и, взяв у нее кинжал, он одним быстрым взмахом рассек путы, связывавшие ему лодыжки. Он отошел от колонны и принялся разминать затекшие руки и ноги, стоически не обращая внимания на боль в лишенных кровообращения конечностях. Оливия прижалась к нему всем телом; девушка дрожала, как в лихорадке. Ей показалось, что лунный свет заиграл в глазах статуй и они вспыхнули мрачным огнем.
Конан двигался легко и стремительно, словно большой камышовый кот. Подхватив свой меч из кучи оружия, сваленного у входа, он легко поднял Оливию на руки и вынес ее наружу сквозь пролом в стене, заросший плющом.
Они не обменялись ни словом. Конан нес ее легко, как пушинку, а она обвила его руками за шею и закрыла глаза, спрятав лицо на его широкой груди. Девушку охватило блаженное ощущение безопасности.
Несмотря на свою драгоценную ношу, Конан быстро пересек лужайку, и Оливия, открыв глаза, увидела, что они уже скрылись в тени утесов.
– Что-то вскарабкалось по отвесной стене, – прошептала она. – Я слышала, как из-под него осыпаются камни, когда спускалась по склону.
– Придется рискнуть, – проворчал он.
– Я больше не боюсь, – вздохнула она.
– Ты не боялась и тогда, когда пришла освобождать меня, – заметил он. – Клянусь Кромом, ну и денек! Я еще никогда не слышал такой свары. Аратус хотел отрубить мне голову, а Иванос отказывался наотрез, чтобы досадить Аратусу, которого он, насколько я понимаю, ненавидит. Они весь день рычали и бросались друг на друга, а команда слишком быстро перепилась, чтобы поддержать одного из них…
Он внезапно застыл на месте, превратившись в бронзовую статую в лунном свете. Быстрым движением он опустил девушку на землю и закрыл ее своим телом. Приподнявшись на коленях, она вдруг закричала, глядя перед собой.
Из тени утеса вышла неуклюжая гигантская фигура – бесформенный ужас, гротескная пародия на живое существо.
В общем и целом оно походило на человека. Но вместо лица они увидели звериную морду, освещенную лунным светом, с плотно прижатыми к черепу ушами, раздувающимися ноздрями и большим ртом с мокрыми губами, в котором влажно поблескивали клыки. Тело твари покрывала свалявшаяся серая шерсть с серебряными нитями, поблескивавшими в лунном свете. Огромные бесформенные лапы свисали почти до земли. Монстр выглядел настоящим гигантом: стоя на коротких полусогнутых лапах, он на целую голову был выше человека, противостоявшего ему. Разворот плеч и выпуклая грудь казались чудовищными; массивные руки походили на стволы деревьев, искривленные и перевитые канатами мускулов.
Озаренный призрачным лунным светом мир покачнулся и закружился у Оливии перед глазами. Они дошли до конца пути – потому что разве найдется человек, способный противостоять нечеловеческой злобе и ярости волосатого демона? Но, глядя расширенными от ужаса глазами на бронзовокожего варвара, рискнувшего бросить вызов безымянному чудовищу, девушка вдруг ощутила между ними родство, которое потрясло ее до глубины души. Это была не столько борьба между человеком и зверем, сколько соперничество двух порождений дикой природы, равно безжалостных и свирепых. Сверкнув белыми клыками, чудовище устремилось в атаку.
Раскинув в стороны огромные лапы, тварь ринулась на человека, невероятно быстрая и стремительная, невзирая на свои чудовищные размеры и короткие ножки.
Конан отреагировал молниеносно, и взгляд Оливии не успевал уследить за его движениями. Она лишь заметила, что он ловко уклонился от смертельных объятий, а его клинок, ослепив ее жгучим блеском, полоснул по одной из массивных рук между плечом и кистью. Отрубленная конечность упала на траву, заливая ее кровью и жутко подергиваясь, но меч не успел закончить движение, когда другая лапа чудовища вцепилась в черную гриву Конана.
Только железные шейные мускулы Конана спасли его от смерти. Его левая рука метнулась вперед, хватая монстра за толстое горло, а левое колено врезалось в поросший шерстью живот твари. Началась жуткая схватка, длившаяся всего несколько мгновений, но парализованной ужасом девушке показалось, что она тянулась целую вечность.
