Терри Пратчетт - Незримые Академики
– Вы ведь не знаете, а просто говорите наугад. Но – да, ношу, и они для разных старушек, которые редко выходят из дому. И вообще, это мое право.
– Да, разумеется. У каждой должности есть свои привилегии. Сомневаюсь, что Стукпостук когда-либо в жизни покупал скрепки, правда, Стукпостук?
Секретарь, разбиравший бумаги в уголке, слабо улыбнулся.
– Послушайте, я забираю только остатки… – начала Гленда, но патриций отмахнулся.
– Вы пришли из-за футбола, – сказал он. – Вчера вечером вы присутствовали на банкете, хотя университетские власти предпочитают, чтобы за столом прислуживали высокие девушки. Я очень внимателен, мисс Гленда. Напрашивается вывод, что вы решились проникнуть туда, не ставя в известность свое начальство. Зачем?
– Вы отнимаете у нас футбол!
Патриций сомкнул пальцы и оперся на них подбородком, продолжая глядеть на Гленду.
«Он пытается меня запугать, – подумала она. – И у него получается, ей-богу, получается».
Витинари прервал молчание.
– Твоя бабушка привыкла думать за других. Эта черта передается в семье по наследству, и всегда по женской линии. Трудолюбивые и умелые женщины, которые вращаются в мире, где окружающим вечно по семь лет и они постоянно разбивают коленки на детской площадке. Тогда матери поднимают их и снова пускают побегать. Если не ошибаюсь, ты заправляешь Ночной Кухней? Много людей, большое помещение. Тебе нужно место, которое ты способна контролировать, и чтобы никакие идиоты не мешали.
Если бы он добавил «Я прав?», как пустослов, ищущий аплодисментов, она бы его возненавидела. Но патриций читал ее мысли изнутри, спокойно и бесстрастно. Гленда подавила дрожь, потому что он говорил чистую правду.
– Я ничего ни у кого не отнимаю, мисс Медоед. Я просто меняю площадку, – продолжал собеседник. – Что приятного в том, чтобы пихаться и драться? Это всего лишь способ хорошенько пропотеть. Нет, мы должны идти в ногу со временем. По крайней мере, я знаю, что «Таймс» идет в ногу со мной. Капитаны, несомненно, будут жаловаться, но они стареют. Умереть в игре кажется романтичным, когда ты молод, но человеку зрелому хочется сделать так, чтобы и волки были сыты, и кобыле легче. Они это понимают, пусть даже и не признают, и, протестуя, постараются, чтобы их не приняли всерьез. На самом деле я не отнимаю, а даю. Признание, принятие, определенную репутацию, позолоченный кубок и шанс сохранить оставшиеся зубы.
Гленда смогла лишь выговорить:
– Да, но вы их обманули!
– Правда? Но ведь им необязательно было напиваться в стельку, не так ли?
– Вы знали, что они напьются!
– Нет. Я всего лишь подозревал. А они могли быть осторожнее. Они должны были быть осторожнее. Скажем так, я повел их правильной дорогой, прибегнув к небольшому обману, вместо того чтобы гнать их по ней палками. А палок у меня много, мисс Медоед.
– И вы за мной шпионили! Вы знаете про остатки с кухни!
– Шпионю? Мадам, про одного великого принца некогда сказали, что он думал только о своих подданных. Я тоже думаю о своих подданных. Просто у меня лучше получается, только и всего. А что касается остатков, я сделал вывод на основании общеизвестных сведений о человеческой природе.
Гленда многое хотела сказать, но почему-то отчетливо почувствовала, что аудиенция – по крайней мере, та часть, где предполагалось ее участие, – закончена. Тем не менее она спросила:
– А вы почему не пьяны?
– Прошу прощения?
– Вы весите примерно вдвое меньше любого из наших парней, и все они отправились домой в тачках. Вы выпили столько же и сидите тут свежий, как ромашка на лугу. В чем фокус? Волшебники сделали так, чтобы пиво исчезло из вашего живота?
Она уже давно перестала искушать судьбу. И теперь судьба, вырвавшись из-под контроля, летела как перепуганная ломовая лошадь, которая не может остановиться, потому что за спиной грохочет и подпрыгивает огромная телега.
Витинари нахмурился.
– Милая моя, если человек пьян настолько, что позволяет волшебникам, которые и сами усердно прикладывались к плодам лозы, извлекать что-либо из своего тела, он все равно что мертвецки пьян. Предвосхищая твой следующий комментарий, замечу, что хмель, теоретически, тоже лоза. Более того, я пьян. Правда, Стукпостук?
– Вы действительно поглотили около двенадцати пинт очень крепкого солодового напитка, сэр. Теоретически вы должны быть пьяны.
– Идиосинкратически сказано, Стукпостук. Спасибо.
– Но вы не ведете себя как пьяный!
– Да, я неплохо веду себя как трезвый. И должен признать, что утренний кроссворд заставил меня изрядно поломать голову. Прокаталепсис и плеоназм в один день! Мне пришлось взяться за словарь. Шарлотта – просто зверь. Так или иначе, спасибо, что пришли, мисс Медоед. Я с большой теплотой вспоминаю жаркое с овощами, которое готовила ваша бабушка. В скульптуре это была бы прекрасная статуя, без рук и с загадочной улыбкой. Как жаль, что некоторые шедевры преходящи.
Профессиональная гордость Гленды тут же возмутилась.
– Она передала рецепт мне!
– Наследство, которое дороже драгоценных камней, – согласился Витинари, кивнув.
«Хотя и парочка камней не помешала бы», – подумала Гленда. Секрет бабушкиного жаркого, разумеется, лежал прямо на виду – там, где никто его не замечал. Как и многое другое.
– Что ж, аудиенция подошла к концу, мисс Медоед, – сказал Витинари. – У меня много дел, и, скорее всего, у вас тоже.
Он взял перо и посмотрел на лежавшую перед ним бумагу.
– До свиданья, мисс Медоед.
И все. Она оказалась за дверью, и та уже почти закрылась, когда вдруг голос произнес вдогонку:
– И спасибо за то, что вы добры к Натту.
Дверь захлопнулась, едва не ударив обернувшуюся Гленду по лбу.
– Я благоразумно поступил, сказав это, как по-твоему? – спросил Витинари, когда Гленда ушла.
– Возможно, нет, сэр, но она просто решит, что за ней следят, – бесстрастно отозвался Стукпостук.
– Возможно, за ней и впрямь стоит понаблюдать. Вот что такое женщина из рода Медоедов, Стукпостук. Маленькая домашняя рабыня – до тех пор, пока не решит, что с кем-то обошлись несправедливо. И тогда она выходит на тропу войны, как ланкрская королева Инчи. Колесницы несутся, руки и ноги разлетаются во все стороны.
– Она выросла без отца, – заметил Стукпостук. – Ей наверняка пришлось нелегко.
– Зато она сделалась крепче. Остается лишь надеяться, что мисс Гленде не придет в голову заняться политикой.
– А разве сейчас она именно этим не занимается, сэр?
– Хорошо подмечено, Стукпостук. Я похож на пьяного?
– По-моему, нет, сэр, но вы необычайно… разговорчивы.
– Я говорю достаточно связно?
– Вплоть до мелочей, сэр. Почтмейстер ожидает аудиенции, сэр, и несколько глав гильдий желают немедленно с вами поговорить.
– Подозреваю, они хотят играть в футбол.
– Да, сэр. Они намереваются собрать команды. Не понимаю, какая муха их укусила.
Витинари отложил перо.
– Стукпостук, если бы ты увидел мяч, призывно лежащий на земле, ты бы его пнул?
Секретарь наморщил лоб.
– А каким образом был бы выражен призыв?
– Прошу прощения?
– Это была бы прикрепленная к мячу записка от имени неизвестного человека или группы лиц?
– Я имел в виду, что тебе, возможно, показалось бы, будто мироздание безмолвно предлагает отвесить упомянутому мячу здоровый пинок.
– Нет, сэр. Слишком много переменных. Возможно, мой недруг или просто какой-нибудь шутник решил, что я предприму именно такое действие, и изготовил мяч из бетона или какого-либо сходного материала, в надежде, что я получу серьезное или же комическое увечье. Нет, я бы сначала проверил.
– Ну а потом, если бы все оказалось в порядке, ты бы ударил по мячу?
– С какой целью, сэр, и в расчете на что?
– Интересный вопрос. Наверное, просто ради удовольствия посмотреть, как он полетит.
Стукпостук, казалось, некоторое время обдумывал эту идею, после чего покачал головой.
– Прошу прощения, сэр, но здесь вы загнали меня в тупик.
– Ты – непоколебимый столп в меняющемся мире, Стукпостук. За это я тебя и люблю.
– Я хотел бы сделать небольшое заявление, сэр, – серьезно произнес секретарь.
– Пожалуйста, Стукпостук.
– Мне неприятно сознавать, что, по вашему мнению, я не покупаю себе скрепки, сэр. На самом деле я люблю иметь собственные скрепки. Ведь это значит, что они мои. Я подумал, лучше поставить вас в известность спокойным и бесконфликтным образом.
Витинари несколько секунд смотрел в потолок. Потом он произнес:
– Спасибо за честность. Я полагаю, что истина восстановлена и вопрос снят.
– Благодарю, сэр.
Саторская площадь была тем местом, куда приходили горожане, когда была обозлены, озадачены или перепуганы. Люди, которые понятия не имели, отчего они так поступают, собирались вместе, чтобы послушать других людей, которые также ничего не знали, поскольку неведение разделенное есть неведение вдвойне. С утра на площади повсюду стояли компании и собрались даже несколько импровизированных команд, ибо сказано – а точнее, нацарапано на городской стене, – что всюду, где сойдутся как минимум два человека, у одного найдется импровизированный мяч. Жестянки и тугие тряпочные мячики нервировали взрослых по всей площади, но, как только Гленда подбежала ближе, огромные университетские двери отворились, и вышел Думминг Тупс, неловко постукивая оземь одним из злополучных новеньких мячей. Бом! Воцарилась тишина, и забытые жестянки с дребезгом покатились по земле. Никто не сводил глаз с волшебника и мяча. Тупс бросил мяч оземь, и он с двойным «бом» отскочил от булыжников. А потом Тупс ударил по нему. Удар был довольно слабый, но ни одному человеку из собравшихся на площади никогда не удавалось послать мяч хотя бы на десятую долю этого расстояния. Все мужчины бросились за мячом вдогонку, гонимые древним инстинктом.
