Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник)
– Карлайл родился в Лондоне, по его подсчетам – в сороковых годах семнадцатого века. В то время не записывали точных дат, по крайней мере, простолюдины, но известно, что он появился на свет незадолго до начала правления Кромвеля.
Я слушала с невозмутимым лицом, видя, что Эдвард не сводит с меня глаз. Я уже не пыталась осмыслить его слова, а просто принимала их на веру.
– Карлайл был единственным сыном пастора англиканской церкви. Его мать умерла в родах, и воспитанием занимался отец – человек крайне нетерпимый. Когда к власти пришли протестанты, он стал ярым гонителем католиков и приверженцев других религий. Кроме того, он жестко боролся с силами зла и вел непримиримую борьбу с ведьмами, волками-оборотнями и… вампирами.
Услышав последнее слово, я притихла. Он, конечно, заметил это, и продолжил:
– При его непосредственном участии сожгли множество ни в чем не повинных людей. Разумеется, тех, кто действительно представлял какую-то опасность, было не так-то просто поймать.
Состарившись, пастор подключил к охоте на ведьм своего послушного сына и даже доверил ему руководящий пост. Поначалу Карлайл не оправдывал доверия: он не спешил выдвигать обвинения без достаточных на то оснований и выносить приговор без веских доказателств. Но зато благодаря своему упорству и смекалке он сумел раскрыть логово самых настоящих вампиров, которые прятались в городской клоаке и лишь по ночам выходили на охоту.
– Само собой, собралась целая толпа с факелами и вилами, – смех Эдварда на этот раз прозвучал мрачно, – и стала караулить возле того места, где эти чудовища выходили на улицу. Наконец появилось одно из них.
Эдвард говорил так тихо, что мне пришлось напрячься, разбирая слова.
– Видимо, тот вампир был очень стар, вдобавок ослабел от голода. Карлайл слышал, как он, почуяв запах толпы, криком на латыни предупредил остальных и бросился бежать. Карлайлу на тот момент было всего двадцать три года, он был полон сил и быстро бегал и кинулся в погоню одним из первых. Старик мог легко оторваться от преследователей, но, как считает Карлайл, он был слишком голоден, а потому развернулся и напал на них. Первой его жертвой стал Карлайл, но тут подоспели остальные, и старику пришлось защищаться. Он убил двоих и скрылся с третьим, оставив Карлайла истекать кровью посреди улицы.
Эдвард умолк. Я поняла, что он пытается скрыть от меня часть подробностей и тщательно подбирает слова.
– Карлайл знал, как поступит его отец. Трупы сожгут – все, что осквернило чудовище, должно быть уничтожено. Поэтому Карлайл инстинктивно сделал то, что спасло ему жизнь. Пока толпа преследовала демона и его жертву, Карлайл уполз из переулка, где был ранен, разыскал какой-то подвал и три дня прятался там в гниющей картошке. Каким-то чудом ему удалось сидеть тихо, и его никто не нашел.
А когда поиски прекратились, он понял, что стал вампиром.
Видимо, я изменилась в лице, потому что он вдруг осекся.
– С тобой все хорошо? – спросил он.
– Я в порядке, – заверила я, и хотя нерешительно прикусила губу, он, наверное, все-таки разглядел жгучее любопытство в моих глазах.
Он улыбнулся.
– Наверное, у тебя ко мне есть еще вопросы.
– Немного.
Его улыбка стала шире, сверкнули зубы. Он повернул по коридору обратно и потянул меня за руку.
– Тогда пойдем, – позвал он. – Сейчас увидишь.
16. Карлайл
Он привел меня обратно к двери, за которой, по его словам, находился кабинет Карлайла. Возле двери он на миг помедлил.
– Войдите, – послышался голос Карлайла.
Эдвард открыл дверь, и я увидела комнату с высоким потолком и такими же высокими окнами, обращенными на запад. Стены в ней были обшиты темным деревом – там, где их вообще удавалось разглядеть. Почти все стены занимали стеллажи намного выше моего роста, вмещающие больше книг, чем я когда-либо видела, если не считать библиотеки.
Карлайл, сидевший в кожаном кресле за огромным столом красного дерева, закрыл пухлый фолиант, заложив его закладкой. Его комната напоминала кабинет декана колледжа, только сам Карлайл казался слишком молодым для этой должности.
– Чем могу помочь? – любезно спросил он, поднимаясь с места.
– Мне хотелось познакомить Беллу с нашей историей, – объяснил Эдвард. – Точнее, с твоей.
– Извините, что помешали вам, – виновато добавила я.
– Нисколько. С чего вы собирались начать?
– С Ваггонера, – отозвался Эдвард, взял меня за плечо и развернул лицом к двери, в которую мы только что вошли. С каждым его прикосновением, каким бы мимолетным оно ни было, мое сердце начинало гулко биться. В присутствии Карлайла мне стало от этого особенно неловко.
Стена, к которой мы повернулись, отличалась от остальных. Вместо книг на ней теснились картины в рамах – картины всевозможных размеров, одни – яркие и пестрые, другие – тусклые и однотонные. Я попыталась уловить хоть какую-нибудь логику или объединяющий мотив этой коллекции, но за время краткого осмотра ничего не обнаружила.
Эдвард подвел меня к левой стороне стены и поставил перед маленькой квадратной картиной в простой деревянной раме. Она не выделялась на фоне ярких картин большего размера; написанная в оттенках сепии, она изображала город в миниатюре – множество островерхих черепичных крыш и несколько тонких шпилей на башнях. Передний план занимала широкая река, через нее был переброшен мост, увенчанный сооружениями, похожими на маленькие соборы.
– Лондон середины семнадцатого века, – объяснил Эдвард.
– Лондон моей юности, – добавил Карлайл с расстояния нескольких шагов за нашими спинами. Я не услышала, как он подошел, и вздрогнула. Эдвард сжал мою руку.
– Расскажешь сам? – спросил Эдвард, и я обернулась, чтобы видеть реакцию Карлайла.
Он встретился со мной взглядом и улыбнулся.
– Я бы не отказался, – ответил он. – Но я вообще-то уже опаздываю. Сегодня утром звонили с работы – доктор Сноу взял больничный. И потом, все эти истории ты знаешь не хуже меня, – добавил он с усмешкой, переведя взгляд на Эдварда.
Мне было очень трудно совместить у себя в голове повседневные заботы городского врача и рассказ о его юности, проведенной в Лондоне семнадцатого века.
А еще было немного неловко сознавать, что вслух он говорил только ради меня.
Еще раз тепло улыбнувшись мне, Карлайл вышел.
Некоторое время я пристально разглядывала родной город Карлайла на миниатюре.
– А что потом? – наконец спросила я, повернувшись к Эдварду, наблюдавшему за мной. – Когда Карлайл понял, что с ним случилось?
Он засмотрелся на картины, и я попыталась понять, на какую из них направлен его взгляд. Это был большой пейзаж в тусклых осенних красках – тенистая поляна посреди леса и скалистый утес вдалеке.
– Осознав, кем стал, – негромко заговорил Эдвард, – он взбунтовался. Несколько раз пытался покончить с собой. Но каждый раз неудачно.
– Каким способом? – я хотела промолчать, но в изумлении слова вырвались сами собой.
– Он прыгал с большой высоты, – бесстрастно сообщил Эдвард. – Пробовал топиться в океане… но в новую жизнь он пришел слишком молодым и был очень силен. Невероятно, как он, совсем еще новичок, мог подолгу отказываться от… пищи. Поначалу инстинкты особенно сильны, им невозможно противиться. Но Карлайл был настолько отвратителен самому себе, что ему хватало сил даже на попытки уморить себя голодом.
– А это возможно? – слабо выговорила я.
– Нет. Существует лишь несколько способов убить нас.
Я открыла было рот, чтобы задать следующий вопрос, но он продолжал:
– Он страшно оголодал и постепенно терял силы. Все это время он старался держаться подальше от людей, понимая, что его воля тоже слабеет. Много месяцев подряд он блуждал ночами по безлюдным местам, изнемогая от ненависти к самому себе.
Однажды ночью мимо его убежища проходило стадо оленей. Он настолько обезумел от жажды, что напал на них, не задумываясь. Силы вернулись к нему, и он вдруг понял: у него есть выход. Ведь и в прошлой жизни ему случалось есть оленину. За несколько последующих месяцев у него появилась новая система взглядов. Он понял, что может существовать, не превращаясь в демона, и тогда к нему наконец вернулось желание жить.
Карлайл решил не терять времени даром. Он всегда был неглупым и стремился к знаниям, а теперь впереди у него была целая вечность. По ночам он занимался, днем – строил планы. Потом вплавь добрался до Франции и…
– Вплавь до Франции?
– Белла, люди и тогда переплывали Ла-Манш, – терпеливо напомнил он.
– Ты прав, конечно. Просто подробность выглядит забавно. Продолжай.
– Надо сказать, что все мы отлично плаваем…
– И всё-то вы делаете на «отлично», – пробурчала я.
Он ждал с усмешкой на лице.
– Больше не буду перебивать. Честное слово.
Он загадочно хмыкнул и закончил фразу:
– …потому что нам, строго говоря, не обязательно дышать.
