Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник)
Эсме заметила, куда я смотрю.
– Ты играешь? – спросила она, кивнув в сторону рояля.
Я покачала головой.
– Совсем не умею. Но он такой красивый! Вы на нем играете?
– Нет, что ты, – засмеялась она. – Неужели Эдвард не сказал тебе, что он музыкант?
– Нет, – я прищурилась и недовольно перевела взгляд на Эдварда, который вдруг напустил на себя невинный вид. – Но мне следовало бы догадаться.
Эсме в замешательстве подняла тонкие брови.
– Ведь Эдвард умеет все, правда? – пояснила я.
Джаспер прыснул, Эсме укоризненно взглянула на Эдварда.
– Надеюсь, ты не хвалился. Это некрасиво, – нахмурилась она.
– Я чуть-чуть, – без стеснения рассмеялся он. От этого смеха лицо Эсме смягчилось. Они обменялись коротким взглядом, которого я не поняла, но при этом Эсме выглядела почти надменно.
– Вообще-то он даже слишком скромничает, – сообщила я.
– Так поиграй ей, – посоветовала Эсме Эдварду.
– Ты же только что сказала, что хвалиться некрасиво, – напомнил он.
– Из каждого правила есть исключения.
– А я бы хотела послушать, – высказалась я.
– Вот и хорошо. – Эсме подтолкнула Эдварда к роялю, он повлек за собой меня и усадил рядом с собой на банкетку.
Прежде чем повернуться к клавиатуре, он долго и сердито смотрел на меня.
А потом его пальцы стремительно побежали по слоновой кости клавиш, и зал наполнился звуками яркой буйной мелодии. Мне с трудом верилось, что эту сложную симфонию звуков извлекает из инструмента всего одна пара рук. У меня невольно открылся рот и отвисла челюсть, и я услышала, как мою реакцию встретили приглушенными смешками.
Не переставая играть, Эдвард как ни в чем не бывало взглянул на меня и подмигнул.
– Нравится?
– Это ты сочинил? – ахнула я, догадавшись.
Он кивнул.
– Любимая вещь Эсме.
Я закрыла глаза и покачала головой.
– Что-то не так?
– Я чувствую себя как полный ноль.
Музыка замедлилась, изменилась, и я, к своему удивлению, узнала тему колыбельной Эдварда, вплетенную в более сложную мелодию.
– Это ты меня вдохновила, – тихо сказал он. Мелодия струилась, невыносимо ласковая и нежная. Я не могла выговорить ни слова.
– Знаешь, ты им понравилась, – непринужденно заметил Эдвард. – Особенно Эсме.
Я оглянулась, но огромный зал был уже пуст.
– Куда они ушли?
– Полагаю, тактично дали нам возможность побыть вдвоем.
Я вздохнула.
– Им-то я понравилась, а Розали и Эмметту… – я умолкла, не зная, как выразить свои сомнения.
Он нахмурился.
– О Розали не беспокойся, – заверил он, глядя на меня. – Она смирится.
Я скептически поджала губы.
– А Эмметт?
– Ну, он, конечно, считает меня чокнутым, но против тебя ничего не имеет. И пытается вразумить Розали.
– А что ее тревожит? – я сомневалась, что хочу знать ответ.
Он тяжело вздохнул.
– Розали отчаяннее всех противится… нашей сущности. Ей тяжело сознавать, что кто-то из посторонних знает всю правду. А еще она тебе немного завидует.
– Розали завидует мне?! – не поверила своим ушам я. И попыталась вообразить себе мир, в котором несравненная красавица Розали могла бы найти хоть одну причину завидовать таким, как я.
– Ты человек, – он пожал плечами. – Вот и ей хочется быть обычной женщиной.
– А-а… – пораженно отозвалась я. – Но ведь даже Джаспер…
– А это уже моя вина, – прервал Эдвард. – Я же говорил тебе, что Джаспер начал приспосабливаться к нашему образу жизни позже всех нас. И я предупредил его, чтобы он держался от тебя подальше.
При мысли о причинах этого предупреждения я содрогнулась.
– А Эсме и Карлайл?.. – поспешно спросила я, чтобы Эдвард не заметил моего ужаса.
– Они счастливы, когда видят, что я счастлив. В сущности, Эсме не возражала бы даже, будь у тебя третий глаз или перепонки между пальцами. До сих пор она постоянно тревожилась за меня, боялась, что мне недостает неких важных свойств личности, ведь я был слишком молод, когда Карлайл создал меня… Так что она в восторге. Прямо-таки захлебывается от радости всякий раз, как я прикасаюсь к тебе.
– И Элис, кажется, очень… рада.
– У Элис свой взгляд на вещи, – сквозь зубы ответил он.
– Объяснений не будет?
В этот момент мы поняли друг друга без слов. Он догадался: я понимаю, что он говорит мне далеко не все. А я – что в эту тайну он не намерен меня посвящать. По крайней мере, пока.
– А что дал тебе понять Карлайл во время разговора?
Он свел брови над переносицей.
– Так ты заметила?
Я пожала плечами.
– Естественно.
Прежде чем ответить, он задумчиво посмотрел на меня.
– Он хотел сообщить мне кое-какие новости и не знал, готов ли я поделиться ими с тобой.
– А ты готов?
– Придется, потому что в ближайшие несколько дней или даже недель я намерен… чрезмерно опекать тебя, и не хочу, чтобы ты считала меня деспотом.
– Что-то случилось?
– Ничего особенного. Просто Элис видит, что скоро у нас будут гости. Они знают, что мы здесь, и им любопытно.
– Гости?
– Да… не такие, как мы, конечно, – я имею в виду, охотятся они иначе. Скорее всего, в город они вообще не сунутся, но я, само собой, не спущу с тебя глаз, пока они не уйдут.
Я задрожала.
– Наконец-то правильная реакция! – пробормотал он. – А я уж думал, у тебя начисто отсутствует инстинкт самосохранения.
Я пропустила это замечание мимо ушей, отвела взгляд и оглядела просторный зал.
Он заметил, куда я смотрю.
– Совсем не то, чего ты ожидала, да? – довольным тоном осведомился он.
– Да, – согласилась я.
– Ни гробов, ни черепов, сваленных в кучи по углам. По-моему, даже паутины нет… ты, наверное, страшно разочарована, – иронически продолжал он.
Иронии я будто не услышала.
– Так светло… и просторно.
Посерьезнев, он ответил:
– Это место, где нам незачем прятаться.
Песня, которую он продолжал наигрывать, моя песня, подошла к концу, заключительные аккорды прозвучали минорно, а последний мучительной недосказанностью повис в наступившей тишине.
– Спасибо… – выговорила я и вдруг поняла, что на глазах у меня слезы. Я смущенно утерла их.
Он коснулся уголка моего глаза, где я пропустила слезинку, поймал ее пальцем, задумчиво изучил капельку влаги. А потом так быстро, что я не сразу поняла, что происходит, он сунул палец в рот, пробуя мою слезу на вкус.
Я вопросительно смотрела на него, он отвечал мне взглядом, пока наконец не улыбнулся.
– Хочешь осмотреть весь дом?
– А гробов нет? – уточнила я, так и не сумев замаскировать сарказмом легкую тень страха.
Он засмеялся, взял меня за руку и повел прочь от рояля.
– Гробов нет, – заверил он.
Шагая по массивной лестнице, я вела ладонью по атласно-гладким перилам. Стены длинного коридора, к которому взбегали ступени, были обшиты медовым деревом того же оттенка, как и дощатые полы.
– Комната Розали и Эмметта… Кабинет Карлайла… Комната Элис… – указывал Эдвард.
Он продолжал идти вперед, а я вдруг остановилась как вкопанная в конце коридора, изумленно уставившись на украшение, висевшее на стене над моей головой. Мое недоумение вызвало у Эдварда усмешку.
– Да, можешь смеяться, – сказал он, – это и вправду парадокс.
Смеяться я не стала, но машинально подняла руку и вытянула палец, чтобы прикоснуться к этому большому, потемневшему от времени деревянному кресту, отчетливо выделявшемуся на фоне светлой стены. Но так и не решилась дотронуться, хотя мне было любопытно проверить, действительно ли старинное дерево такое шелковистое на ощупь, как кажется.
– Должно быть, он очень старый, – предположила я.
Эдвард пожал плечами.
– Приблизительная датировка – тридцатые годы семнадцатого века.
Я обернулась и уставилась на него.
– Почему вы повесили его здесь?
– Он принадлежал отцу Карлайла.
– Он собирал антиквариат?
– Нет. Он сам вырезал этот крест и повесил его в церкви над кафедрой, за которой читал проповеди.
Не знаю, отразился ли шок на моем лице, но я на всякий случай снова принялась разглядывать крест. Я быстро прикинула в уме: кресту уже более трехсот семидесяти лет. Пауза затягивалась, я пыталась представить себе этот долгий срок.
– Все хорошо? – с беспокойством спросил Эдвард.
– Сколько лет Карлайлу? – ответила я вопросом на вопрос, не сводя глаз с креста.
– Он только что отпраздновал трехсот шестьдесят второй день рождения.
Я обернулась к нему с миллионом невысказанных вопросов в глазах.
Внимательно наблюдая за мной, Эдвард продолжил:
– Карлайл родился в Лондоне, по его подсчетам – в сороковых годах семнадцатого века. В то время не записывали точных дат, по крайней мере, простолюдины, но известно, что он появился на свет незадолго до начала правления Кромвеля.
Я слушала с невозмутимым лицом, видя, что Эдвард не сводит с меня глаз. Я уже не пыталась осмыслить его слова, а просто принимала их на веру.
