Вирджиния Бокер - Ищейка
Чья-то ладонь ложится мне на руку, и я вздрагиваю.
– Вот ты где! – говорит Джордж. Он стоит напротив меня, с ним рядом Джон и Файфер. – Что случилось? Мы оборачиваемся, а тебя нигде нет.
– Я… извините. – Я трясу головой, все еще не в состоянии думать. – Тут слишком пестро, – наконец произношу я. – Наверное, не в ту сторону свернула.
Джордж укоризненно цокает языком.
– Ладно, пошли. Пора бы нам на корабль.
Они с Файфер поворачиваются и идут по причалу. Но Джон остается, смотрит на меня, приподняв брови. Это вопрос.
Я могла бы сказать ему, что здесь был Калеб, могла бы посвятить его в наш с Калебом разговор. Но какой смысл? Это не изменит того, что я распрощалась со своим лучшим другом. Вероятнее всего, навсегда.
Снова на глаза набегают слезы, и я не даю себе труда их сдержать.
У Джона вдруг широко раскрываются глаза. Он понял.
– Он здесь? – Джон оборачивается, осматривая причалы. – Он был один? С ним еще кто-то?
– Да. Но нет… – У меня садится голос. – Он отпустил меня.
На лице Джона проступает растерянное и удивленное выражение. Потом он кивает:
– Пойдем.
Он слегка подталкивает меня в спину, ведя через толпу к сходням, где ждут Файфер и Джон. Смотрят на нас испытующими взглядами, но молчат.
Мы вчетвером идем по узким сходням. Наверху стоит бородатый широкоплечий пират с мечом в руке.
– Стоять на месте, – командует он, направляя острие меча Джону в грудь.
– Я хочу говорить с капитаном, – говорит ему Джон.
Пират хохочет:
– Все хотят говорить с капитаном, и я всех посылаю восвояси. Почему для тебя надо делать исключение?
– Потому что это мой корабль, – отвечает Джон. Я удивленно кошусь на Джорджа, тот пожимает плечами. – Надеюсь, это достаточный повод для исключения?
Пират вглядывается в Джона, потом широко раскрывает глаза и испускает рев:
– Джон Рейли! – Он хватает Джона за руку и втаскивает на палубу. – Как я сразу не понял! Ты же копия своего отца! Что ты тут делаешь? Только не говори мне, что решил сменить прямую дорожку добродетели на кривой, окольный путь излишеств!
Джон улыбается:
– Не совсем. Моим друзьям и мне нужно попасть в Апминстер. Гринвич-Тауэр.
Пират приподнимает брови:
– Надеюсь, тебе найдется чем подкрепить свое желание?
Джон вытаскивает из сумки мешочек и встряхивает его. Судя по тяжелому глухому звяканью, он набит монетами.
– А как же.
Пират поворачивается и жестом приглашает Джона следовать за собой.
– Пошли, изложишь свое дело сам. Твои друзья могут подождать здесь.
Джон идет за ним на верхнюю палубу, в каюту капитана. Мы ждем у релинга, стараясь не замечать заинтересованных взглядов других моряков.
Наконец Джон выходит. Вид у него разъяренный, и у меня сердце сжимается от дурного предчувствия. Видимо, капитан отказал нам. Не понимаю, как это может быть, особенно если корабль действительно принадлежит Джону.
Я делаю шаг вперед, готовая найти капитана и заставить его пустить нас на борт, как вдруг вижу, что Джона так разозлило.
Следом за ним из каюты выходит парнишка, одетый в черное, растрепанные светлые волосы, светло-синие глаза и порочная улыбка.
Шуйлер.
Вернулся за мечом, и наверняка это Блэквелл его послал. Иначе непонятно, зачем он здесь.
Я резко оборачиваюсь, выхватываю Азот из-под плаща Файфер и наступаю на Шуйлера, направляя клинок прямо ему в горло. У меня за спиной ахает Файфер.
Шуйлер и глазом не моргнул:
– Ах ты, мышка моя, статуэтка моя. Я знал, что мы еще встретимся. Хотя мечтал о встрече совсем иного рода. Меньше оружия, меньше враждебности, меньше одежд…
– Заткнись, – перебиваю я. – Повернулся и ушел, быстро! Если сможешь это сделать, не раскрывая рта, то твоя голова останется на плечах. Может быть.
– Элизабет, перестань, – говорит Джон.
– Нет! Разве не видишь? Ему нужен меч, а отдавать ему меч нельзя, он его Блэквеллу отнесет. Нельзя, чтобы…
– Ничего подобного, – перебивает меня Джон. – Он здесь, потому что Файфер его позвала. Этой ночью. И велела встречать нас здесь. – Он смотрит на нее с яростью. – Он украл у Гумберта ящик лимонов и отдал капитану в качестве взятки, чтобы его пустили на борт.
Джордж подавляет смешок:
– Лимонов?
Шуйлер пожимает плечами:
– Цинга.
Я держу меч у горла Шуйлера, не отводя глаз от его лица.
– Файфер, зачем ты его сюда вызвала? – Я на секунду задумываюсь. – И каким образом? Мертвец, чтобы услышать чужую мысль, должен находиться рядом. Если он ночью был в Степни-Грин, то не мог бы услышать тебя прямо отсюда.
Джон корчит страшную гримасу и отворачивается, будто не в силах вынести того, что сейчас будет сказано.
– Он… ну, он не слышал мои мысли, он их, ну, почувствовал. – Лицо у Файфер становится краснее ее волос. – У нас связь.
– Связь? – Я внезапно вспоминаю, как они смотрели друг на друга там, в гробнице рыцаря. Как она едва его не поцеловала, как он на нее вылупился так, будто готовился съесть заживо. – А-а.
Шуйлер качает головой, цокает языком:
– Как же ты принижаешь нашу любовь!
– Заткнись, а то я сама попрошу ее использовать меч по назначению, – огрызается Файфер. И поворачивается ко мне: – Я вызвала его сюда, потому что решила, что он поможет тебе добыть скрижаль.
– Я тебе уже говорила…
– Что ты говорила, я знаю, – перебивает она. – Но есть кое-что, что мы должны тебе сказать.
– Так скажите.
Джордж поднимает руку, привлекая наше внимание:
– А нельзя ли заняться этим где-нибудь в другом месте? Не на глазах у половины команды?
Я оборачиваюсь и вижу, что дюжины две моряков окружили нас, в их пальцах золотятся монеты.
– Давайте дальше! – цедит один сквозь обломки черных зубов.
– Ставлю десять крон, что мертвец ей сейчас руку оторвет!
– Вдвое, что она ему голову снимет!
– Соверен, что сперва мертвец оторвет ей руку, а потом она ему снимет голову!
Азартные крики, ставки растут.
– Бросьте, – говорит нам Джон. – Мне пришлось отдать капитану почти все, что у нас есть, чтобы он нас пустил на борт. Будете продолжать – он нас вышвырнет прочь. – Он оглядывается. – Пошли на корму. А ты, – обращается он к Шуйлеру, – если подашь хоть малейший повод для беспокойства, я тебя сам за борт выброшу. Понял?
– Как обычно, сама любезность, добрый Джон, – бурчит Шуйлер вполголоса. – Неудивительно, что она тебя так любит.
У Джона на лице появляется выражение удивления, но тут же сменяется хмурой гримасой.
– Пошли.
Я убираю меч от шеи Шуйлера, и мы впятером идем мимо людей, вопящих и улюлюкающих нам вслед, обходим ящики и пушки и наконец добираемся до кормы. Друг за другом поднимаемся по узкому деревянному трапу на верхнюю палубу. Тут тихо – только бухты канатов, еще несколько пушек, бочонки с порохом.
Я оборачиваюсь, смотрю на своих спутников.
– Ну, что такое?
Файфер садится на бухту каната.
– Речь идет о твоем испытании.
– И что это, к черту, за речь?
– В тот вечер, когда ты нам о нем рассказала и отправилась спать, мы с Гумбертом, Джоном и Джорджем его обсудили. Как действует эта магия.
– И?
– Судя по тому, что ты мне рассказала, испытание кажется комбинацией заклинаний. Точнее, чарами внутри чар. Во-первых, конечно, чары сокрытия: выдать скрижаль за обычную деревянную дверь. Во-вторых, иллюзия.
– Это не было иллюзией, – возражаю я. – Это произошло на самом деле.
– Нет, иллюзия, – настаивает она. – Что вовсе не означает, что этого на самом деле не было. Ты это чувствовала, видела и соответствующим образом отреагировала. Вот из-за твоей реакции она и стала реальной. Ее обратил в реальность твой страх.
– Без разницы.
Файфер качает головой:
– Разница есть. И очень большая. Потому что когда ты пребываешь внутри иллюзии, то можешь – если хватит умения или везения – себя уговорить, что она не настоящая. Таким образом ты убиваешь страх, а он убивает иллюзию. В чем была суть испытания? Побороть свой страх?
– Да.
Файфер кивает:
– Это и случилось, когда ты запела. Ты успокоилась на некоторое время, достаточное, чтобы увидеть: это происходит не на самом деле. И вот потому-то ты и увидела скрижаль вместо двери. Проникла взглядом за иллюзию. Так вот, тебе придется сделать это снова.
– Понятно, – говорю я. – Значит, я делаю то, что уже делала раньше, только теперь со знанием механизма работы этого заклинания. – Я гляжу на своих спутников. Джордж сидит, подпирая коленями подбородок. Джон смотрит в сторону, на воду, руки сложены на груди, зубы стиснуты. – Я чего-то не поняла?
Файфер набирает воздуху в грудь:
– Знаешь ли ты, проходили ли другие ищейки то же самое испытание?
– Я… нет. У каждого было что-то иное.
Никто из нас не говорил о своем испытании, но нетрудно сообразить, что у кого было. Кто о чем кричит во сне, кто чего избегает наяву.
Калеб никогда мне о своем не говорил, но я догадываюсь: он едва не утонул. Целый месяц прошел, пока я уговорила его помыться, и он ежится всякий раз, когда идет дождь.
