Дженнифер Нельсен - Фальшивый принц
— Но мы — твоя единственная защита от Коннера.
Роден провел рукой по волосам, убирая их с лица, и прислонился к стене.
— В конце концов мне придется разобраться с этим, но прежде всего я должен отстоять свои интересы и интересы Картии. Я надеюсь, вы двое простите меня.
Перед тем как лечь, я бросил ему гарлин. Вот цена твоему прощению, Роден. Заплати его Богу, или дьяволу, или Коннеру, смотря перед каким алтарем будешь кланяться. Но не проси прощения у меня.
Эррол и еще двое слуг разбудили нас незадолго до рассвета. Посмотрев друг на друга, мы сразу поняли, что никто из нас в эту ночь толком не спал, а судя по темным кругам под глазами Родена, он едва ли вообще сомкнул глаза.
Туалету и одежде Родена в то утро уделили особое внимание, им занимались все трое слуг. Мы с Тобиасом были предоставлены сами себе, Эррол лишь быстро осмотрел мои раны, отвлекшись ненадолго от Родена.
— Через день-два можно будет снять повязки, — сказал он.
— Буду таким же здоровым, как любой другой мертвец, — откликнулся я беспечно.
Эррол нахмурился и опустил глаза. Очевидно, ему такая перспектива не казалась забавной.
Когда мы были готовы, Эррол сказал, что я очень похож на принца Джерона, а потом громко заметил Родену, что он тоже здорово смахивает на принца.
Мотт пришел, чтобы отвести Родена на завтрак.
— Вы понимаете, что мастер, вероятно, захочет переговорить с принцем наедине, — сказал он мне и Тобиасу. — Вам завтрак подадут сюда, а я приду попрощаться.
— Нам надоело есть здесь, — возразил было я, но Мотт нахмурился и вывел Родена из комнаты.
Когда дверь закрылась, Тобиас подошел к окну.
— Ты ведь можешь вывести нас отсюда? Пора бежать.
— Куда? — спросил я. — Куда ты пойдешь?
— Ты мог бы отвести нас обратно в Авению. Мы могли бы там спрятаться.
Краем глаза я заметил гарлин, который вчера бросил Родену. Он лежал на полу у его кровати. Еще день назад он не оставил бы так беспечно валяться монету, но теперь ведь он стал принцем, и деньги его уже не интересовали.
Я поднял гарлин, повертел его в пальцах и положил в карман. Тобиас, разбитый, вернулся на кровать. Я сел рядом и сказал:
— Мы не станем убегать, и еще не все кончено. Когда я сказал, что не дам Коннеру убить тебя, я не шутил.
Тобиас слабо улыбнулся.
— Спасибо, Сейдж. Но в нынешнем положении тебе лучше беспокоиться о собственной шкуре.
Вскоре принесли завтрак. Я был голоден, как всегда, а Тобиас почти не притронулся к еде. Мотт вернулся прежде, чем я успел доесть его порцию.
— Что теперь будет с Сейджем и со мной? — спросил Тобиас.
— Мастер не давал никаких приказаний, — ответил Мотт.
— Может, не вам, — сказал я. — Где Креган?
Лицо Мотта потемнело.
— Почему ты не сказал Коннеру, что солжешь для него, Сейдж? Он стоял вот здесь и сказал, что сделал бы тебя принцем. Тебе нужно было только сказать, что ты солжешь.
Я сжал челюсти и не ответил. Даже если бы я хотел объяснить ему свой поступок, а это было не так, я все равно не смог бы.
Наконец Мотт велел нам выходить:
— Теперь все равно поздно отступать. Пойдемте со мной, пожелаем удачи принцу и мастеру.
Мы пошли за ним к главному входу. Роден был бледен и казался испуганным. Я прислонился к стене, достал из кармана гарлин и принялся вертеть его костяшками пальцев. Я всегда делал так, когда нервничал, и признаю, что тогда я немного разволновался.
Тобиас выбрал другую тактику. Он упал на колени перед Коннером, прося о пощаде.
— Пожалуйста, не убивайте нас, — попросил он. — Пожалуйста, сэр. Пообещайте, что мы будем здесь в безопасности.
— Хочешь получить слово лжеца? — спросил я. — Тебе будет легче, если Коннер солжет, что оставит нас в живых?
Тобиас согнулся еще ниже, но Коннер смотрел на меня как завороженный.
— Что это ты делаешь? — спросил он.
Я вертел в пальцах монету совершенно автоматически, сам почти не замечая этого.
— Простите сэр?
— Как я мог быть таким глупцом? — вдруг сказал Коннер. — Вот дьявольская шутка, я сам чуть все не испортил!
40
Роден открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Коннер шикнул на него и подошел ко мне, не отрывая взгляд от монеты в моей руке.
— Где ты этому научился?
Я пожал плечами.
— Любой карманник так может. — Чтобы продемонстрировать, я бросил монету Коннеру в карман. Затем большим и указательным пальцами достал монету и костяшками пальцев переместил себе в ладонь. — Это хороший способ украсть монету, потому что не приходится сжимать руку в кулак.
Коннер повернулся к Родену.
— Ты так умеешь?
Роден покачал головой. Тобиас тоже покачал, хотя его не спрашивали.
— Я вижу, ты делаешь это левой рукой, — сказал Коннер. — Точно так же, как предпочитаешь держать вилку и писать. Ты можешь делать это правой?
Я взял монету в правую руку и показал трюк с той же ловкостью.
— А есть и писать тоже можешь правой?
— В детстве отец заставлял меня всегда использовать правую руку. Он не хотел, чтобы я отличался от других. Я долго не практиковался, но с тех пор как попал сюда, вспомнил старые привычки.
Коннер пошел к своему кабинету.
— Сейдж, мне надо поговорить с тобой наедине.
Это был приказ, а не просьба, я пошел за ним, и он закрыл за мной дверь.
— Тебе не придется лгать до конца жизни. — В глазах Коннера было такое отчаяние, какого я никогда прежде не видел. — Есть другой путь.
— Да ну?
— Ты взойдешь на трон как принц Джерон. Будешь им год или два, приличный срок. Потом передашь трон кому захочешь. Ты сможешь уехать и жить своей жизнью, в роскоши и покое.
— О чем вы просите меня, сэр? — Я понимал, но хотел, чтобы он сказал это.
— Будь принцем, Сейдж. Теперь я убежден, что им можешь быть только ты.
— А Роден?
— Все знают, что принц Джерон умел вертеть монету в костяшках пальцев. Обдумывая свой план, я старался предусмотреть все, о чем могут спросить регенты, чтобы принять или отвергнуть тебя. Обдумал все черты его характера, все, что могло остаться и измениться с возрастом. Джерон с детства воспитывался в королевских традициях, так что мой кандидат должен был проявить некоторую подготовленность в разных областях. Но пока я не увидел тебя сегодня, я не вспомнил, что у принца была привычка вертеть в пальцах монету, это был его коронный трюк, который не многим так удается. Рано или поздно регенты захотят увидеть, как принц это делает.
Я сел на стул и положил ногу на ногу.
— Можно научить этому Родена.
— Не так быстро и не так хорошо. Это будет выглядеть так, будто его только что научили. Сейдж, ты должен быть принцем.
Я ответил не сразу, отчасти потому, что знал, с каким отчаянием Коннер ждет моего согласия. Наконец я взглянул на него и сказал:
— Нет.
Коннер взорвался:
— Что?! Ты думаешь это что, игра? Ты проверял, сможешь ли победить, чтобы потом отказать мне?
— Нет, сэр. Но я много думал вчера, пока мы прятались в потайном тоннеле. Люди Вельдерграта убили бы меня, если бы нашли, верно? Кто-то убил короля, королеву и принца Дариуса. Они и меня убьют рано или поздно. Мне не нужны власть и богатство, Коннер. Я хочу остаться в живых.
— Вельдерграт не посмеет причинить тебе вред, когда ты взойдешь на престол. Если обер-камергер, лорд Кервин, признает тебя принцем Джероном, Вельдерграт согласится. Что касается королевской семьи, тебе не страшна та же угроза.
— Почему?
— Они были убиты по политическим мотивам. Если твоя политика будет иной, мотива не будет.
Я подозрительно прищурился.
— Откуда вы знаете, Коннер? Вы знаете, кто убил их?
— Это обвинение?! — рявкнул он, а затем, понизив голос и стараясь оставаться спокойным, проговорил: — Безотносительно к тому, кто убил их, я знаю, кто были их враги, и они не представляют угрозы для тебя. Я могу гарантировать твою безопасность на троне, Сейдж. И могу гарантировать, что ты умрешь, если откажешься.
— Вы не убьете меня, — сказал я. — Я единственная надежда на успех вашего плана. И не делайте вид, что это не так.
Коннер сел напротив меня, глаза его умоляли меня принять его предложение.
— Сейдж, на троне тебе ничто не будет угрожать, и ты сможешь править так долго, как сам захочешь.
— А потом передам трон вам.
Коннер покраснел, вскочил и снова закричал:
— Передашь трон тому, кого сам выберешь, кому сможешь доверять! Я в этой истории не играю роль злодея, как бы часто ты ни пытался мне ее навязывать!
— Так, значит, вы герой?
— Я просто человек, который пытается делать то, что лучше для страны. Если я и совершаю ошибки на своем пути, они вызваны лишь желанием сделать как лучше.
— У меня есть несколько условий.
— Ты невыносим, — сказал Коннер. — Ты ждал этого момента с тех пор, как мы встретились? Поставить меня в такое положение, когда я должен или исполнять твои капризы, или видеть, как все мои труды пойдут прахом?
