Антология - Сборщик душ
«Я смогу защитить тебя, – собирался сказать Бенефиций. – Если она о нас узнает, я найду место, где ты сможешь спрятаться. Я стану навещать тебя – так часто, как только смогу. Я так больше не могу, Джорджиана. Сама мысль о том, чтобы быть без тебя, мне невыносима».
Солнце наконец встало. Золотое сияние затопило расползшиеся внизу трущобы, поцеловало черную гладь реки, взобралось по мерцающим стенам дворца, на вершине которого ждал Бенефиций.
Он ждал. Но Джорджиана так и не пришла.
Солнце взлетало все выше.
Когда утро уже почти кончилось, он вскочил и в панике кинулся к двери. Что-то было не так; он чувствовал это самым нутром своего бессмертного существа. Четыре сотни лет жизненного опыта наперебой галдели: что-то до ужаса, непоправимо не так.
Увы, он не ошибся.
Дверь в ее комнату оказалась заперта. Он тихонько постучал, но по имени позвать не отважился. Затем он ринулся на кухню, но там была только кухарка.
– Ты видела сегодня утром Джорджиану? – требовательно спросил он.
Нет, она никого не видела.
В его собственных покоях супружеское ложе тоже оказалось пустым. Куртуаза восседала в недавно покинутом им кресле, задрапированная в лилейно-белую хламиду, вытянув длинные, нагие и такие же лилейно-белые ноги на сиденье соседнего. Несколько глубоких вдохов, и Бенефиций почувствовал, что готов встретиться с женой.
– Доброе утро, дорогая. – Он запечатлел поцелуй на божественной щечке.
– Бенефиций. Я думала, ты уже на работе.
– Сегодня я себя не слишком хорошо чувствую.
– Плохие сны?
– Да нет. По крайней мере, я не помню. А что?
– Мне показалось, ты кричал во сне. В последнее время это довольно часто случается.
– Что, правда?
Она сидела на солнце, он в тени.
– Будь котиком, помассируй мне голову, хорошо? – Она наклонила к нему лебединую шею. – Она ужасно болит.
Бенефиций перекатился вместе с креслом ей за спину и стал нежно массировать виски.
– М-м-м-м-м. Это чудесно.
– Мы оба с тобой в последнее время расклеились, – сказал он ей на ушко. – Наверное, это депрессия. Мы не можем себе позволить сойти с рельсов, дорогая.
Он намекал на модную человеческую болезнь, довольно опасную, – скуку. Особо запущенные случаи могли привести к летальному исходу, действительно летальному, насовсем: больные кончали с собой, что в век бессмертия считалось абсолютным табу. Их называли сивиллами. Иногда то же слово обозначало и само действие: «Вы слыхали про Грациозу? Она вчера сивиллировала».
– Давай уедем, – продолжил он. – Ты когда-нибудь была в Антарктиде? Сейчас идеальное время года для поездки туда.
– Мы же только что вернулись из Альп, – напомнила она.
– Антарктида на Альпы совсем не похожа, – возразил он и, проследив пальцем линию шеи, стал разминать плечи.
– Я хочу сказать, мы только что приехали.
– Понимаю, по твоим стандартам это звучит довольно примитивно, но давай не будем экономить. Возьмем весь домашний штат, даже твоего стилиста, этого кошмарного Карла или Кеннета, или как его там зовут…
– Кента, дорогой.
– Ага, его, и Джорджиану, конечно…
Он сделал еще один глубокий вдох и спросил, как будто только что заметил:
– Кстати, где твоя Джорджиана? Кажется, сегодня утром я ее не видел.
– Джорджиана? Я ее уволила.
У Бенефиция аж кончики пальцев заледенели – но всего на мгновение.
– Неужели? Уволила?
Разум мчался вскачь; руки продолжали безмятежно порхать, медленно и нежно лаская ее совершенную шею.
– Вот это сюрприз. Я думал, ее семья служит тебе уже лет двести, если не больше.
Куртуаза пожала плечами. Пожала! Плечами! Спазм скрутил ему руки. Бенефиций закрыл глаза. Погоди, не шевелись!
– Что… когда именно ты ее уволила?
– Вчера во второй половине дня. Думала, я тебе сказала.
– Нет. А если сказала, я забыл. И по какой причине?
– Поймала на воровстве.
– На воровстве?!
Горло перехватило. Дыши, Бенефиций, дыши.
– Или на преступном умысле, ведущем к воровству. Я обвинила ее, она призналась.
– Понятно. Я ее плохо знал – вообще почти не знал, на самом деле, – но она не казалась мне по характеру склонной к воровству.
– В твоем возрасте уже пора бы знать, что самые мелкие грехи спрятать труднее всего.
– Но ты в итоге осталась без персиста. Надо было сказать мне, прежде чем увольнять девочку. Я бы подыскал тебе другую.
– Зачем персист, любимый, когда у меня есть ты? – Она замурлыкала, гладя его руки у себя на шее. – Отныне ты будешь мне персистом, моим с головы до пят.
– Ничто не доставит мне большей радости, моя голубка. – Он поцеловал ее в лоб. – Ничто в целом свете.
Когда день стал клониться к вечеру, он сумел наконец ускользнуть, сославшись на встречу в Исследовательском центре. Еще с поезда он уронил в ментбокс своего персиста послание с пометкой «срочное»:
«Быстро в офис. Б.П.».
– Джорджианы нет на месте, – сообщил он персисту, как только за ним закрылась дверь. – Я хочу, чтобы ее нашли.
– Вы ей сообщения отправляли?
– У меня нет ее адреса. К Куртуазе я обратиться не могу, и не спрашивай меня, почему. Она пропала.
– Куртуаза?
– Джорджиана! Куртуаза ее уволила. Так, я знаю, что у нее семья где-то в Восточной четверти…
– В Восточной четверти? – У персиста вся краска сбежала с лица подчистую.
Восточной четвертью звалась секция гетто, пользовавшаяся самой дурной славой. Даже Омниномова частная полиция, внушающие ужас ККП, Капитаны Комитета по надзору, отказывались соваться туда после заката солнца.
– Вряд ли ее будет слишком сложно найти, – продолжал Бенефиций. – Никогда еще на их памяти из дома Спулов не увольняли персиста. Все гетто наверняка только об этом и говорит. Поболтай с людьми, и найдешь, где она живет.
– А когда я ее найду? Что мне делать дальше?
– Приведешь ее назад ко мне, конечно.
– Приведу ее?.. – Ну, не в буквальном смысле ко мне. Так нельзя. Приведешь ее обратно сюда. Да, именно так. Когда будете здесь, пошлешь мне сообщение. Я найду повод немедленно приехать. Если не выйдет, останешься тут с ней до утра. И глаз с нее не спускай!
– А если она откажется?
– Ты о чем? Если она предпочтет привычной роскоши нищету, болезни и голод? Не дури! Если она вообще хоть что-то спросит, скажешь, что тебя послал Кандид Шит, который ищет нового персиста для своей жены.
– А если я ее не найду?
– Не возвращайся, пока не найдешь.
– Я не могу оставаться в Восточной четверти после заката! – в ужасе простонал персист. – Это же самоубийство!
– Вот, – Бенефиций подал ему устройство размером чуть меньше ладони. – Если попадешь в передрягу, нажми на кнопку.
– А что случится, если нажать на кнопку?
– В радиусе ста футов будет нейтрализовано все.
– А меня что-то спасет от нейтрализации?
– Сам прибор. Он изолирует того, в чьих руках находится. И не смей использовать его рядом с Джорджианой!
Он буквально вытолкал персиста наружу. День неудержимо катился к закату.
– Поторопись! И лучше замаскируйся как-нибудь. Ты в этой униформе – легкая добыча. Отправишь сообщение, как только найдешь ее. Марш!
Бенефиций прожил уже не одну жизнь, но ни одна из них не была дольше этого вечера. Вернее даже, ночи, потому что солнце уже висело над самым горизонтом. Тень башни перекинулась через реку и пала на Восточную четверть. Мусорные костры тлели адским багрянцем в сгущавшейся тьме. Ужин с Куртуазой оказался особенной пыткой: высидеть напротив нее семь перемен блюд, а потом погрузиться в телеверс, смотреть ее любимые передачи – пресные мелодрамы о невыносимо пресной жизни смертельно пресных Семейств, в которой не было решительно никакого смысла, потому что не было решительно никакого риска – даже риска разбитого сердца. А потом – самое худшее: барахтаться с нею в кромешном мраке, словно слепому в бессветной бездне, когда малейшая ее ласка будто сдирает с него живьем кожу. Вот уже и полночь миновала, но до сих пор ни слуху ни духу. Что там случилось? Где черти носят этого персиста? И где может быть она?
Он отправил в ментбокс блудного персиста сообщение: «Ты где? Ответь немедленно!» Ответом была тишина. Полная, бесстрастная тишина. Бенефиций включил трансляцию свежих новостей, потому что если персист использовал прибор, информация об этом точно просочится на канал, даже с ничейной земли Восточной четверти. Но и там ничего. За час до рассвета Бенефиций уже подумывал спуститься в гетто самому. Разумеется, не персиста искать – черт бы с ним! Искать ее.
Той ночью он вообще не спал. Пропустил автоматический бэк-ап на карту-психею и даже не заметил – но какое это имело значение? Вскочил Бенефиций с первыми лучами солнца. Глаза его были красны и опухли, словно он проплакал всю ночь. Он велел принести кофе и отправился на балкон – пялиться на восход. Еще одно сообщение персисту; еще одна мертвая тишина.
