Антология - Стимпанк! (сборник)
– Да просто воздухом дышу.
– Я думала, ты в тюрьме, любуешься плодами своих трудов.
– Я свое дело сделал, чего мне им мешать. Между прочим, мороженое течет мне на руку. Я его выброшу, если ты не возьмешь.
Она взяла. Это преступление – дать пропасть хорошему мороженому, да и к тому же она голодна. У нее маковой росинки во рту не было, с той самой сырной вафли начиная. Розовый попкорн при попытке съесть его встал комом в горле.
– Что-то вы нелюбезны со мной, констебль. Я всего только выполнял свою работу.
– Расскажи об этом Ненормальному Норману.
Этрейо наконец лизнула холодный шарик: соленая карамель и бекон из косатки. Ее любимое. Как-то не полагается наслаждаться мороженым, когда человека вот-вот повесят, но голод не тетка, а лакомство уж очень вкусное.
– У него была совершенно жалкая жизнь. Лучше уж на тот свет.
Мороженое вдруг стало омерзительным на вкус, и она отшвырнула вафельный рожок.
– А это не тебе, гад, решать…
– Констебль! – это доктор Эльсинор вернулась и теперь взволнованно дергала ее за рукав. – Скорее! Ловушка сработала!
– Ловушка? Какая ловушка? – У чертова Уилкинса ушки, конечно, на макушке.
Но Этрейо уже нырнула в кусты. Если это еще одна белка, через двадцать минут Ненормальный Норман распрощается с жизнью.
Но в мышеловке сидела определенно не белка.
Со времени побега руке-убийце пришлось нелегко. Ногти переломаны, окаймлены чернотой, костяшки все в ссадинах, кончики пальцев загрубели. Запястье оканчивалось обветренной, гноящейся раной. Зрелище было, скорее, жалкое, чем ужасающее. Рука жадно кидалась на перчатку, впивалась в нее, подбрасывала в воздух, но надеть ее самостоятельно никак не могла. Разочарование и гнев руки были почти осязаемы.
– Ах, бедняжечка! – Воскликнула доктор Эльсинор. – Ей явно требуется медицинская помощь!
– Она убила четырех человек, – возразила Этрейо, хватая клетку. – Быстрее! Мы все еще можем спасти Ненормального Нормана.
– Это еще что за черт! – И снова у нее на пути встал детектив Уилкинс.
На сей раз он, правда, на нее не смотрел – еще бы, когда в клетке беснуется такое.
– Настоящий убийца! – прошипела Этрейо. – И теперь я могу это доказать. Прочь с дороги!
Хоть и нелегко бывает в такое поверить, но образец физического совершенства, каким предстал нашим глазам детектив Уилкинс, тоже не без изъяна. Изъян этот он тщательно прятал и научился мастерски обходить в процессе работы. У него, видите ли, плохое зрение. Нет, вдаль-то он видит хорошо, а вот вблизи все расплывается, так что дабы разглядеть предмет, ему приходится с ним чуть ли не целоваться. Вот и сейчас он отлично видел клетку, а руку, которая цеплялась за прутья решетки и трясла их, уже гораздо хуже. Ну, вот он и наклонился поближе, чтобы как следует все рассмотреть. Этрейо честно попробовала его обогнуть, Уилкинс протянул руку, она уклонилась – и наступила прямиком на притаившуюся в кустарнике утку, о присутствии которой на сцене никто, конечно, не подозревал. Утка страшно раскрякалась, и Этрейо, не ожидавшая взрыва воплей и перьев у себя под ногами, уронила проклятую клетку.
Клетка от удара раскрылась, Душитель вывалился из нее, но быстро вскочил на пальцы и, метнувшись крабьим скоком, вцепился в штанину детектива Уилкинса (с превосходно отутюженной стрелкой, нужно заметить). Уилкинс обратил взор вниз и смутно увидел, как что-то небольшое быстро карабкается у него по ноге. Прищурившись, он счел агрессора белкой – возможно, даже бешеной белкой, потому что какая белка в своем уме станет бросаться на людей? В соответствии со сделанными выводами детектив принялся топать и смахивать с себя нудного грызуна. Однако тот отлично знал, что его интересует: прекрасное кольцо с алмазом, которым детектив щеголял на мизинце левой руки, и сдаваться был не намерен.
– Стой спокойно! – завопила Этрейо, сдирая с себя плащ.
Однако детектив Уилкинс уже перешел к исполнению тарантеллы: ноги его взлетали на удивление высоко и топали с большим задором, но все было тщетно. Душитель уже полз по изысканно вышитому жилету, торопясь скорее достичь белоснежного галстука.
– Да снимите же с меня эту штуку! – возопил детектив.
В пылу пляски соломенная шляпа покинула его голову, и теперь он с треском наступил в нее, продев ногу через тулью. Пожалуй, традиционная тарантелла – это уже совсем не то; новый танец – Фанданго Руки-Убийцы – вот чему суждено стать последним писком моды в этом сезоне. Задыхаясь от смеха, констебль Этрейо всем своим весом навалилась на танцующего детектива. Тот рухнул послушно, как кегля.
– Возьмите мой плащ, он больше! – кричала где-то рядом доктор Эльсинор.
Этрейо, не глядя, схватила его и набросила на корчащегося детектива, надеясь накрыть зловредную руку и запутать ее в складках. Заглушенные тяжелой тканью, крики детектива перешли в тяжкий хрип, конвульсии несколько приутихли. Голова у него полностью скрылась под плащом, и когда Этрейо освободила ее… то обнаружила, что упрямая рука таки добралась до горла жертвы.
Она схватилась за Душителя и попробовала оторвать его от детектива, но рука держалась поистине мертвой хваткой. Лицо Уилкинса уже приобрело сливовый оттенок, а глаза вознамерились покинуть свои орбиты. Отпустить руку, чтобы достать перочинный нож, она не решалась. Констебль смутно слышала, как кричит доктор Эльсинор. А еще – как кричит она сама. Уилкинс уже стал синеть, язык у него вывалился наружу. Что оставалось делать бедной Этрейо? Она плюнула и впилась зубами в Душителя и вонзала их все глубже и глубже, пока они не стукнулись о кость. Рука забилась и ослабила захват. Детектив забулькал. Кошмарный прогорклый железистый вкус заполнил рот Этрейо, она чуть не подавилась, но с мрачной решимостью продолжала держать. Челюсть отчаянно ныла, от гадостного вкуса поднималась тошнота, но она все равно держала. Рука слабела, слабела – и наконец с последней конвульсией отпустила горло детектива. Этрейо выпрямилась, выплюнула обмякшую длань и швырнула ее обратно в клетку. Доктор Эльсинор захлопнула дверцу. Кто-то помог Этрейо встать с безжизненного тела детектива Уилкинса… кто-то вопил, что он все еще жив. Этрейо, спотыкаясь, удалилась в кусты и плевалась, плевалась, плевалась и терла рукавом губы, пока не стерла до крови…
V. СудКак мотыльки к пламени, они так к нему и липли – к великому детективу Уилкинсу, чье статное горло скрывал шелковый фуляр, а обведенные синяками глаза – зеркальные солнечные очки. Он только что из Сейта-Хауза, где получил похвальную грамоту за беспримерную доблесть, проявленную при взятии под стражу Кровавой Руки (так пресса быстренько переназвала убийственную длань). Не каждый, далеко не каждый детектив вернется к им же самим закрытому делу, готовый признать: да, мы взяли не того человека. Не каждый готов рискнуть своей жизнью, чтобы поймать настоящего убийцу и спасти невинного от петли. Участок чуть не лопался от набившихся внутрь восторженных поклонников; снаружи люди в очередь выстраивались, чтобы пожать ему руку.
Нет, каков герой, а!
Кровавая Рука ныне обитала (все еще в клетке) в одной из камер городской тюрьмы Калифы. Каким образом ревивифицированная рука будет участвовать в собственной защите, понимать предъявляемые ей обвинения и подавать апелляции, полицию уже совершенно не волновало. Этим пусть занимаются законники. Полиция (которая на самом деле не питает к законникам ни малейшей приязни) уверена, что они найдут какой-нибудь выход. Ненормального Нормана освободили и милостью Главнокомандующей водворили в самый шикарный номер «Палас-отеля». Доктора Эльсинор и Эли удостоились личной аудиенции, в результате которой получили назначения в ее личную медицинскую бригаду. О, Главнокомандующая очень дальновидна: она тут же разглядела невероятный потенциал гальванической энергии, поставленной на службу Калифе и ее гражданам. Не вполне покойный хорист вернулся в театр Одеон – правда, теперь, с куда большей помпой и рекламными вложениями, на главную роль – самого Элегантного Пирата. Вся антреприза уже распродана, билетов нет вообще.
Но где же истинная героиня всей этой истории, констебль Этрейо? В данный момент она находится в туалете полицейского участка Калифы – чистит зубы уже раз эдак в сотый. Три – не три, а поганый тухлый вкус Кровавой Руки никак не желает уходить изо рта. Орудуя щеткой, она старается не слушать веселый шум, несущийся из соседней комнаты… и не чувствовать горечи. Ненормального Нормана сняли буквально с эшафота, где он стоял с веревкой на шее. Это единственное, что имеет значение. Пусть детектив Уилкинс хоть объестся своей славой. Его и так уже подзатмили доктор Эле и доктор Эльсинор со своими невероятными медицинскими открытиями. Когда воскресший актер выйдет на сцену, о Уилкинсе и вовсе позабудут.
Но Этрейо все равно чувствует проклятую горечь, и вкус во рту тут ни при чем. Уилкинс объяснил журналистам, что обязан своим триумфом системе Бертийо, которую раньше так огульно высмеивал. «Полицейский листок Калифы» опубликовал хвалебную – и весьма подробную статью – о его блестящем расследовании и об отчаянной схватке с Кровавой Рукой. Этрейо в статье не упоминалась вообще. Ее рапорт, противоречащий рапорту детектива Уилкинса почти в каждой детали, капитан Ландазон просто проигнорировала.
