Лицо страха - Кунц Дин Рей

Неожиданно ветер ударил в окно. Он ревел, стонал, наносил снег, похожий на пятна пены и слюны, на холодное стекло.

12

Комната была длинной и узкой, с коричневым кафельным полом, бежевыми стенами, высоким потолком и люминесцентным освещением. На двух металлических столах у двери стояли пишущие машинки, подносы с письмами, вазы с искусственными цветами и другие предметы. Две хорошо одетые женщины за столами были приветливы, несмотря на скучную атмосферу учреждения. Пять столиков кафетерия были расставлены в одну линию так, что кто бы ни сел за них — он всегда будет находиться боком к столам. Десять металлических стульев вытянулись в ряд на той же стороне. Из-за такого расположения столиков и двух больших столов помещение напоминало школьный класс, комнату для занятий под наблюдением двух учительниц.

Фрэнк Боллинджер представился как Бен Фрэнк и сказал, что является сотрудником главной нью-йоркской архитектурной фирмы. Он попросил полную документацию по зданию Бовертон, снял пальто и сел за первый столик.

Как он и предполагал, обе женщины оказались квалифицированными работниками, быстро принесли ему материалы по Бовертону из смежной комнаты-хранилища; подлинные светокопии, дополнения к ним, сметы стоимости, заявления для множества пропусков в здание, оценочные листы, планы реконструкции, фотографии, письма... Все, что было связано с высотным Бовертоном, что проходило официально через городское бюро или департамент, находилось в этом досье. Это была внушительная гора бумаги, и каждый листок был тщательно помечен и последовательно пронумерован.

Сорокадвухэтажный Бовертон, стоявший в оживленном квартале на Ленсингтон-авеню, был сооружен в 1929 году и с тех пор существенно не изменился. Это был один из архитектурных шедевров Манхэттена. Он имел более совершенную конструкцию, чем «Чанин билдинг», справедливо провозглашенный архитектурным украшением и находившийся в нескольких кварталах отсюда. Больше года назад группа заинтересованных граждан начала кампанию за объявление здания памятником архитектуры, чтобы сохранить его от изменения во время спорадических вспышек «модернизации». Но наиболее важным фактом, заинтересовавшим Боллинджера, было то, что офис Грэхема Харриса располагался на сороковом этаже «Бовертон билдинг».

Полтора часа Боллинджер изучал схему здания, главные и служебные входы, аварийные выходы, размещение и работу шестнадцати лифтов, расположение двух лестниц, электронную систему безопасности, представленную в основном скрытыми телевизионными камерами слежения, установленными в 1969 году. Он просматривал бумаги до тех пор, пока не убедился в том, что не упустил ни одной детали. Без четверти пять он встал, зевнул, потянулся. Улыбаясь и напевая себе что-то под нос, он надел свое пальто.

Через два квартала он зашел в телефонную будку и позвонил Билли.

— Я все выяснил.

— Бовертон?

— Да.

— Что ты думаешь? — нетерпеливо спросил Билли.

— Это можно сделать.

— Боже мой, ты уверен?

— Да.

— Может быть, мне следует помочь тебе. Я мог бы...

— Нет, — заявил Боллинджер. — Если что-то пойдет не так, я могу показать свой значок и сказать, что я был направлен для расследования жалобы, затем я могу быстро исчезнуть. Но если мы будем там вместе, то как сможем объяснить, что мы там делали.

— Полагаю, что ты прав.

— Будем придерживаться разработанного плана.

— Хорошо.

— Будь в том переулке в десять часов.

Билли произнес:

— Если ты выяснишь, что он не работает? Я не хочу долго ждать.

— Я позвоню тебе задолго до десяти. Но если звонка не последует, будь в том переулке.

— Конечно. Что еще? Но мне бы не хотелось ждать дольше половины одиннадцатого. Я не могу ждать дольше этого времени.

— Мы должны уложиться.

Билли вздохнул с облегчением:

— Мы поставим этот город на уши?

— Никто не будет спать завтра ночью.

— Ты уже решил, какие строки напишешь на стене?

Боллинджер подождал, пока городской автобус проедет мимо будки. Его выбор цитат был умным, и ему хотелось, чтобы Билли оценил это.

— Я выбрал одну цитату из Ницше: «Я хочу показать людям смысл их существования, которым является сверхчеловек, молния, выходящая из темного облака человеческого рода».

— О, это превосходно, — сказал Билли, — я бы не смог сделать лучший выбор.

— Спасибо.

— А Блейк?

— Только фрагмент из повторяющейся седьмой ночи в «Четырех зонах» — «Сердца лежали, открытые свету...»

Билли рассмеялся.

— Я знал, что тебе это понравится.

— Полагаю, ты постараешься, чтобы их сердца остались лежать открытыми?

— Естественно, — ответил Боллинджер. — Их сердца и все остальное от горла до промежности.

13

Ровно в шесть часов в дверь позвонили. Сара Пайпер открыла. Ее профессиональная улыбка исчезла, когда она увидела, кто стоит у входа.

— Что вы здесь делаете? — удивленно спросила она.

— Можно мне войти?

— Но...

— Вы так прекрасно выглядите сегодня. Совершенно обворожительно.

На ней был плотно облегающий ярко-оранжевый костюм из тонкой ткани с глубоким вырезом, который очень сильно открывал ее смуглые груди. Смутившись, она положила руку на грудь.

— Извините, но я не могу пригласить вас войти, я жду одного человека.

— Вы ждете меня, — сказал он. — Билли Джеймса Пловера.

— Что? Но это не ваше имя.

— Это действительно мое. Это имя, с которым я родился. Я изменил его спустя много лет.

— Почему вы не сказали мне ваше настоящее имя по телефону?

— Я должен беречь свою репутацию.

Все еще сконфуженная, она отступила назад, чтобы позволить ему войти. Она закрыла за ним дверь. Понимая, что это может показаться невоспитанным, но и не имея сил сдержать себя, она открыто и прямо посмотрела на него. Она не находила, что сказать.

— Ты кажешься шокированной, Сара?

— Да, — ответила она. — Догадываюсь, что именно так. Дело в том, что вы не похожи на тот тип мужчин, которые могут приходить к женщине, такой, как я.

Он улыбался с того самого момента, как она открыла дверь. Сейчас его лицо расплылось в широкой ухмылке.

— А что такого плохого с такими, как ты? Ты великолепна.

«Это сумасшествие», — подумала она, произнеся:

— Ваш голос...

— Южный акцент?

— Да.

— Это тоже часть моей юности, как и имя. Ты бы предпочла, чтобы я перестал говорить с акцентом?

— Да. Такая манера разговора. Это неправильно. От нее бросает в дрожь.

Она крепко прижала руки к груди.

— В дрожь? Я думаю, что тебе понравится. И когда я — Билли... Я не знаю... Я хотел пошутить над этим... Возможность ощутить себя кем-то новым, — он в упор посмотрел на нее. — Что-то не так? У нас получается неправильно? Может быть, даже хуже? Действительно хуже? Если ты не хочешь ложиться со мной в постель, так и скажи. Я пойму. Может, что-то во мне отталкивает тебя? У меня не всегда все успешно получалось с женщинами. Мне не везло много раз. Один Бог знает. Ты только скажи мне. Я уйду. Не надо напрягаться.

У нее вновь на губах появилась профессиональная улыбка, и она покачала головой. Ее густые светлые волосы кокетливо качнулись.

— Извините, вам нет нужды уходить. Я была удивлена, только и всего.

— Ты уверена?

— Да.

Он взглянул на ее гостиную через арку фойе, дотронулся до старинного зонтика за дверью.

— У тебя уютное гнездышко.

— Спасибо, — она открыла шкаф в прихожей, достала вешалку. — Позвольте мне ваше пальто.

Он снял его и подал ей.

Повесив пальто в шкаф, она сказала:

— Ваши перчатки тоже, я их положу в карманы пальто.

— Я останусь в перчатках, — сказал он.

Когда она снова повернулась к нему, он стоял между ней и дверью, держа в правой руке страшный нож с тонким лезвием.

Она произнесла:

— Убери это.