Проклятый целитель (СИ) - "Вьюн"

— Просто… — я выдохнул хрипло, едва слышно сквозь грохот, — брось меня. Спасайся сама.

Ее рука, державшая меня, сжалась так сильно, что боль пронзила ребра.

— Я не бросаю друзей Кацураги, — ее голос прозвучал четко, несмотря на шум. Она даже не взглянула на меня, ее глаза были прикованы к лабиринту падающих камней. — Не делай глупостей, Кацураги. Не обесценивай жертву своей ученицы. Она выбрала это. Чтобы ты жил.

Слова ударили, как пощечина. Я сдавленно сглотнул, чувствуя, как слезы снова наворачиваются на глаза. Я лишь тихо, покорно кивнул, уткнувшись лицом в ее плечо. Она была права. Я был недостоин. Недостоин ее отваги, ее преданности. Она должна была жить. Она заслуживала жить! А я… я был готов заплатить. Своей жизнью. Это было бы справедливо. Это была бы МОЯ цена.

Бессильная ярость вспыхнула с новой силой. Мои руки, все еще липкие от ее крови, рванулись к лицу. К маске. К этому проклятому символу силы, который принес только горе. Пальцы вцепились в холодный металл, в кожу по краям. Я рванул изо всех сил, с диким воплем отчаяния и ненависти. Боль пронзила лицо, маска не снималась! Она будто приросла, стала частью меня. Она тянулась, деформировалась под моим рывком, причиняя адскую боль, но не отрывалась.

— Успокойся, Кацураги! — Айко закричала резко, отчаянно дернув в сторону, уворачиваясь от огромной глыбы, рухнувшей в метре от нас. Ее крыло дернулось, и мы клюнули вниз. — Не дергайся! Ты убьешь нас обоих!

Только эти слова заставили меня остановиться. Я замер, задыхаясь. Испытывая нестерпимое желание умереть, броситься вниз, в черную пучину, чтобы Айко наконец отпустила меня и спаслась, было почти неодолимым. Но ее хватка была железной. Даже когда ее собственное крыло едва двигалось от перенапряжения, даже когда каждый взмах крыльев стоил ей боли, она не отпускала.

Меж тем впереди, сквозь пыль и падающие обломки, вырисовывалась громада центральной пирамиды. И я почувствовал его. Знакомый, навязчивый, спасительный стук. Тук-тук. Тук-тук. Белая Дверь. Она была так близко. На самой вершине пирамиды у алтаря.

Айко, собрав последние силы, рванула к пирамиде. Мы пронеслись мимо гигантских каменных ступеней, мимо устрашающих барельефов, мимо темных провалов, откуда сыпались камни. Последний рывок и мы рухнули на каменный пол у подножия алтаря. Айко с глухим стоном опустилась на колени, я вывалился из ее ослабевших рук, ударившись плечом о камень. Она тяжело дышала, прижимая руку к обожженному крылу, ее лицо побелело от боли.

— Кацураги, — она выдохнула, задыхаясь, указывая взглядом на пустоту перед алтарем, где вибрировал невидимый, но ощутимый ритм Белой Двери. — Открывай… Дверь! Сейчас!

Пока я, шатаясь, поднимался, ее взгляд скользнул по алтарю. Среди груды пожелтевших костей и черепов лежало две книги и пузырек с чем-то красным. Толстые, в переплетах из странной, похожей на кожу ящерицы, материи. Айко, не задумываясь, схватила все это и сунула в свою объемистую сумку. Даже в такой момент она не утратила ясности мысли. Знания нам еще могут пригодиться…

Встряхнувшимь, я пытался собрать остатки воли. Нужно было открыть Дверь. Спастись. Ради Айко. Ради жертвы Ханы. Я протянул дрожащую руку к тому месту, где пульсировал зов Белой Двери. Пальцы коснулись невидимой грани. Знакомой холод…, но на этот раз он был слабым, едва ощутимым. Его словно высасывала холодная пустота внутри меня, оставленная сделкой с Аидом. По спине пробежали мурашки, зубы начали стучать от пронизывающего холода, не имевшего отношения к пещере. Я сосредоточился, вцепившись в образ своей комнаты, в запах старой бумаги и пыли. Тук-тук. Тук-тук. Все настойчивее стучала в моем разуме Белая Дверь.

В воздухе передо мной заколебалась, заструилась дымка. Проход. Он был узким, нестабильным, но он был! Моя спасительная щель обратно в реальность…

— Кацураги, идем! — Айко уже встала, ее рука снова схватила меня за плечо, пытаясь подтолкнуть к дымке. Ее глаза горели решимостью, смешанной с тревогой, проход мог захлопнуться в любой момент.

Я же замер на месте, глядя не на спасительную дымку, а назад, в темноту рушащейся пещеры, туда, где осталась она. Вина снова накрыла с головой. Жить… после этого? Вернуться в свою комнату, дышать тем же воздухом, знать, что она…

— Я… — выдыхаю, стиснув зубы, ощущая, как холод внутри сковывает не только тело, но и волю. — …я остаюсь, — не терпящим возражения голос заканчиваю.

Айко замерла на долю секунды. Потом ее лицо исказила ярость, чистая и первобытная. Она рванула меня к себе, ее лицо оказалось в сантиметрах от моего. Глаза, серебристые и холодные, как лезвия, впились в меня.

— Нет! — ее крик перекрыл грохот обвала. — Нет! Ты не остаешься! Не смей! Не обесценивай ее жертву! Она отдала жизнь за ТЕБЯ! Ты будешь ЖИТЬ, Кацураги! Будешь помнить! Будешь нести этот долг! Ты не имеешь права сдаться СЕЙЧАС!

— Нет, я не могу… — тихо бормочу, отводя взгляд, чувствуя, как почва уходит из-под ног в буквальном и переносном смысле. Камень под нами содрогнулся от нового мощного удара где-то в основании пирамиды. — Я не…

Я не увидел движения. Лишь мелькнул стальной приклад ее обреза, стремительно приближающийся к моему виску. Не было злобы в этом движении. Только отчаянная решимость. Жесткая милосердие. УДАР. Яркая, ослепительная вспышка боли в виске. Потом ничего. Только нарастающий звон в ушах, поглощающий все звуки рушащегося мира. Темнота нахлынула мгновенно, мягко и неумолимо, как воды черного озера внизу. Последнее, что я почувствовал — это крепкие руки Айко, подхватывающие мое падающее тело, и ощущение падения уже не в бездну, а в беззвучную, бездонную темноту внутри себя.

Эпилог

Эпилог. Реквием по мечте.

Звонок на перемену прозвенел, как избавление. Хана потянулась за партой, чувствуя, как затекли мышцы спины после часа неподвижного сидения на скучном уроке истории. Солнечный свет лился через высокие окна класса, играясь бликами на ее парте.

— Фух, выжили! — Мишико, ее лучшая подруга, уже вскочила с места, энергично складывая учебники в рюкзак в форме кролика.

Ее темно-синяя школьная форма была безупречно выглажена, волосы собраны в аккуратные хвостики с ярко-желтыми резинками.

— Этот тест был просто пыткой! Я уверена, перепутала все даты сёгунатов.

Хана улыбнулась в ответ, медленнее собирая свои вещи. Ее собственная форма выглядела так же идеально, а повязка на левом глазу слегка съехала на бок, она поправила ее привычным жестом.

— Не такая уж пытка, — пожала Хана плечами, вставая. — Хотя да, дат действительно многовато. Надеюсь, на финальном тесте обойдемся пересказом общего смысла эпохи Эдо, а не собранием дат.

Они вышли в шумный коридор, заполненный учениками.

— Эй, Хана! Миши! — к ним подбежала группа одноклассниц. — Вы в столовую? Идемте вместе! Сакура-чан принесла домашних онигири с лососем, обещала поделиться!

— О, это звучит куда аппетитнее, чем булочки с бобовой пастой из буфета! — Мишико тут же оживилась, хватая Хану за руку. — Пошли скорее, а то все разберут!

Хана позволила увлечь себя. Шум, толкотня, запах школьной столовой: смесь подгоревшего масла, соевого соуса и чего-то сладковатого; все это было такой знакомой, обыденной частью ее жизни. Она слушала, как Сакура хвастается новым платьем для выпускного вечера, как Кейта из параллельного класса наконец-то пригласил Юми на свидание, как все ругают сложную задачу по математике, заданную на дом.

— А тебе, Хана, повязка новая? — спросила одна из девочек, Рина, указывая вилкой на черную повязку в виде кролика. — Выглядит супер стильно! Где брала?

Хана машинально коснулась повязки.

— А, да… в том маленьком магазинчике возле станции, знаешь? Там, где продают всякие аксессуары ручной работы, — она постаралась сделать голос легким. — Просто увидела и не смогла устоять.