В памят(и/ь) фидейи. Книга первая - Талипова Лилия

– Хотел бы убить – мы бы сейчас не разговаривали. Я пользовался уважением не просто так, – он многозначительно поднял бровь. – В общем, я догадывался, что Томас тоже не в восторге с этого промысла, – он обернулся к нему, и лицо Ника исказилось в гримасе полного отвращения.

Асли и Ник обменивались искрами во взглядах, опаляющим огнем в словах, тем временем Томас сидел, уставившись на стол, а я, сама себя не контролируя, скользила глазами по мощному стану.

– Стоп, погоди. Не ты ли гнался за мной по лесу? Не ты направлял на меня пистолет? – вспылила я.

– Не будь идиоткой.

– Не тяни.

– Легче, фидейя, – сипло хохотнул Ник.

– Мне не нужны силы, чтобы лишить тебя пары зубов, глаза, красивой горбинки носа или чего-нибудь еще. Лучше не зли меня.

Доминик слабо улыбнулся, но улыбка едва коснулась его глаз. Выглядел искренним, он никогда ни на кого так не смотрел.

– Рэймонд знал, что вы идете. Вас выдали змеи и… – признался он.

– Глупо было идти по улице, зная, что итейе обладают… определенными способностями, – Томас поджал губы и коротко кивнул на левую сторону.

– Допустим… – Асли уже не выглядела такой воинственной после того, как итейе указали на ее ошибку.

Пожалуй, игры в спасателей или шпионов – совсем не про нас. Мы даже не подумали о скрытности, что уж говорить об остальном. Слабоумие и отвага? Теперь это и наш девиз.

– Нам дан приказ, – продолжил Ник. – Не исполнили бы его мы – исполнили бы другие.

– Хорошо. Допустим, это был ваш одиозный план: сначала помочь нас запереть, чтобы потом героически вытащить.

– Его одиозный план, – поправил Асли Ник и кивнул на Томаса.

– Хорошо. Одиозный план Томаса. Мне все еще не ясно, что тут делаешь ты, Доминик.

– Мы нашли кое-что, – ответил Ник. – Будем искать Безымянную.

– Что? – насупилась Асли. – Минуя Итэ?

– Какой резон вам говорить, если вы не с нами?

Итэ. Имя отзывалось немыслимой болью и поглощающей любовью. Не той, которую испытывала Клеменс к Ричарду, а совсем иной, совсем невинной. А боль… Такую боль испытывает лишь тот, чье чистое доверие было растоптано и уничтожено в прах.

О чем они говорили с Клеменс? На что она выторговала вторую жизнь?

Вторую жизнь…

– Итэ могло не существовать вовсе, – ответствовал Доминик, пока Томас все так же немо изучал узоры на столе. – О нем нет ни единого упоминания. Зато предостаточно о проклятье.

Он ошибался, я знала это уже тогда, но разубеждать его совсем не хотелось. Почему-то мне стало его жалко.

– И вы решили, что если найдете Богиню, то сумеете ее убедить снять проклятье? – спросила я.

– В обмен на прекращение гонений на фидей, – кивнул Ник.

– Не слишком убедительно, – заметила Асли. – Я говорила с фидейями, ни одна не помнит ничего, что связано в Безымянной. Все это могут быть лишь выдумки.

– Поэтому без фидей нам не обойтись, – осторожно подступился Доминик. – Уверен, вы можете заглянуть в прошлое или…

– Нам нужно пообщаться с Первой, – заявил Томас, оборвав того на полуслове.

– Ничего не выйдет, – Асли скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула.

– Почему? – спокойно спросил Ник.

– На нее не выйти. Она, можно сказать, скрывается. Нельзя выловить ту, кто заранее знает каждый ваш шаг.

– Но все же должны быть иные способы связи?

– Возможно, но сейчас нам уже пора.

Эпилог

Карлос Клайбер был моим любимым дирижером столько, сколько себя помню, с самого детства заслушивалась игрой из-под его палочки. Но музыка воспринималась совсем иначе рядом с мужчиной, который одним только взглядом разливал свинцовый жар по телу, сосредотачивавшийся тянущим горячим желанием внизу живота.

В тот вечер мы сидели на концерте. В зрительном зале царил мрак, в нашей лоджии под конец не осталось ни единого любопытного взгляда. Рори бесцеремонно и совершенно по-хозяйски водил рукой по моему бедру, запуская ее слишком глубоко под вырез подаренного им же платья. То дразня меня, он касался оголенной коленки, то вводя в сладостное упоение, нежно, как бы невзначай, проводил по самому интимному месту.

Звучала увертюра Бетховена Кориолан. Рори обладал особым музыкальным слухом, иных объяснений тому, как ловко его движения подстраивались в такт мелодии, у меня не было. Временами он наклонялся к моему уху, опаляя его, ускорял сердце жгучими поцелуями в шею. Я слышала его сбивчивое дыхание, знала, что он сам находится на грани. Нами не владело ни нетерпение, ни животное желание. В том было искусство. В уединении и единении. Страсть и музыка всегда шли рука в руку, так и мы с Рори отдавались целиком им и друг другу.

В конце, когда свет вновь озарил зрительный зал, мы раскрасневшиеся, со сбитым дыханием не спешили покинуть свои места. Лишь когда все опустело, а гомон стал доноситься откуда-то из коридоров, Рори встал, галантно подал мне руку и помог подняться.

– Ты невероятна, когда задыхаешься от удовольствия, – прошептал он, резко прижав к себе. – Твой взгляд с поволокой сводит меня с ума.

– Ты невероятен всегда.

Кто-то мог принять нас за влюбленную пару, в которой каждый смотрит сквозь розовые очки, но правда в том, что мы были вместе всю осознанную жизнь. Мы любили друг друга всепоглощающе, необузданно. Ходили по лезвию, кружили друг другу головы, притом делая вид, что самих это никак не колышет. Конечно, все понимали истинное положение вещей. Когда виски сдавливало возбуждение, не оставляя место здравому рассудку, мы с трудом отдавали отчет собственным действиям.

Улыбнувшись, я коснулась губами его губ и, не дожидаясь приглашения, прошествовала из лоджии, оставив сумочку на кресле. Прекрасно знала, что от чуткого внимания Рори не ускользнет такая мелочь.

Мы сели в кабриолет. Ясная ночь благоволила нам, поэтому откинув крышу, я позволила ветру запутаться в моих волосах. У ног лежала бутылка шампанского, я не стала спрашивать, сразу открыла ее, вылив немалую долю содержимого на новое платье.

Искоса глядя друг на друга, мы от души расхохотались, как настоящие дети. Мне было двадцать шесть, ему немного за сорок. В наши чувства не верил никто, но они были самыми настоящими в моей жизни.

Сделала несколько смачных глотков, скорость и алкоголь одурманили слишком быстро. Я еще никогда не была настолько счастлива, тогда даже боль прошлого притупилась, отошла на второй план, хоть и выжженная клеймом судьба всегда следовала по пятам.

– Приехали, – оповестил он и потянул бутылку. – Моя очередь.

Я присосалась к ней вновь, чтобы влить в себя как можно больше, но осушить до конца не смогла. Зато Рори это удалось отлично. Не сводя с меня завороженных глаз, он делал глоток за глотком. В то же время его кадык ритмично поднимался и опускался вновь, вены на шее пульсировали быстрее обычного. Не удержавшись, я впилась в них поцелуем.

Закончив с шампанским, Рори мягко потянул меня за подбородок к своему лицу и, судорожно втянув воздух, затянул в страстный охмелевший поцелуй. Он целовал меня везде, отчаянно и нетерпеливо. Мне пришлось отстраниться первой, ведь насколько бесстыжей бы я ни была, знала, что Рори еще предстоит смотреть в глаза соседям.

– Твоя британская чопорность дает трещину, – усмехнувшись, неспешно вышла из машины, спиной чувствуя его вожделеющий взгляд.

Стопа съехала в сторону. Споткнувшись на каблуке, я дважды пнула воздух, скинув с себя неудобные туфли и счастливо задрала голову к небу. Слышала, как подошел Рори, но не ожидала, что, подняв обувь, он подхватит меня на руки.

– Моя британская чопорность не позволит миссис Гласс ходить босиком.

– Нет никакой миссис, мистер Гласс.

– Вот как? А кто есть?

– Просто Клеменс.

– Моя Клеменс.

Он произнес мое имя так, будто затянулся самой дурманящей и самой сладкой сигарой, а после вновь поцеловал в губы. Не отрываясь, зашел в дом, ногой открыв входную дверь. Чудом не споткнулся на лестнице, но, чтобы отпереть квартиру потребовалось поставить меня на пол.