Евгений Щепетнов - Возвращение грифона
— Здравствуйте. Проходите, — знакомый, глуховатый голос, аж мороз по коже прошел. Встретиться с историческим персонажем — это ли не мечта любого историка? Да и просто человека, которому не безразлично наше прошлое. А ведь есть миры, где время течет еще медленнее… а если к Петру слетать? Или к Ивану Грозному? Только долго ли я там продержусь без того, чтобы оказаться в застенках?
Мы с Машей прошли по ковровой дорожке и оказались перед столом генсека. Он вышел к нам навстречу, грузно поднявшись, и протянул мне руку, оказавшуюся на удивление сильной и крепкой — настоящее мужское пожатие.
Про себя усмехнулся, почему-то он всегда любил целоваться с разными приезжими господами. В наше время это могло быть понято неверно… Все-таки мне кажется, эти вот поцелуи — признак маразма. Или во мне говорит патологическая брезгливость, снова вернувшаяся после возврата памяти? Может, и так…
— Присядьте в кресла, поговорим, — предложил генсек и уселся сам, тяжело и отдуваясь от напряжения. Он действительно был сильно болен, и надо отдать ему должное — держался. Я много читал о нем — если бы не его окружение, боявшееся, что после его ухода всю эту шайку разгонят, он бы давно ловил рыбу и отдыхал на даче. Но таковы правила игры — и он им следовал. Стоять до конца. И все тут.
— Мне тут наговорили про вас… вроде как вы колдуны? И можете снова сделать меня молодым? Это правда, ребятки?
— Правда, Леонид Ильич. Вот, моя Маша, она была уже за тридцать лет, а теперь ей… не знаю сколько, но выглядит на восемнадцать-девятнадцать.
Брежнев внимательно осмотрел Машу, задержавшись взглядом на ее груди, лодыжках и бедрах, обтянутых тканью, а затем сказал, хрипловато засмеявшись:
— Да, хороша Маша… да не наша! А жаль. Хорошая девушка, приятная, красивая. Вот что, ребятки. Согласия на операцию я не дам.
Он еще помолчал и, глядя на наши разочарованные лица, добавил:
— Если они не разрешат омолодить мою Витю.
— Какого Витю? — не понял я.
Генсек усмехнулся:
— Витю, Викторию Петровну, мою супругу. Зачем мне молодость, если я буду без нее жить. Нет, не нужно мне такой молодости.
— А она не против?
— А почему женщина должна быть против омоложения? — гулко засмеялся генсек. — Ну, насмешил! Ты спроси у своей супруги — она против омоложения? Это все равно как спросить у пчелы — она против меда или за? Ребята, скажите, результат стопроцентный?
— Хмм… в общем — да, если мне не подгадят.
— Как это? — не понял генсек. — Кто может подгадить?
— Те, кому не надо, чтобы вы вернули себе былое здоровье.
— Хмм… может, да. Может быть. Они привыкли за моей спиной кружить — могут подгадить. Так вы сделайте, чтобы не смогли. Вы-то на что?
— И действительно — на что? — пробормотал я под нос. — Сделаем, Леонид Ильич, сделаем.
— Ну и ладно. Идите отдыхать. Вас хорошо устроили? У вас все есть?
— Все отлично, спасибо.
— Это хорошо. Идите. И я тоже пойду. Устал сегодня.
Мы поднялись и быстро ретировались в коридор. Честно говоря, вид генсека оставил у меня гнетущее впечатление. Старик, развалина — какой из него правитель? И ему оставалось еще шесть лет…
— Вот, все по списку что вы мне дали. Двадцать пунктов, — мужчина в сером костюме пододвинул ко мне дипломат и откинул крышку, — главная проблема была, конечно, со слезами девственниц. Да и другие ингредиенты тоже задали жару…
— Должен разочаровать вас. Я не приму слезы, землю с могилы, кость летучей мыши и еще некоторые ингредиенты без проверки. Мне было заявлено, что за успех операции отвечаю своей головой и головой моей жены. Потому я сам лично должен убедиться, что слезы девственниц — это слезы девственниц, а кость принадлежит летучей мыши. Обеспечьте нам транспорт и подготовьте девственниц — жена их будет опрашивать и проверять. А также набирать слезы.
— Хмм… я понимаю вас, — кивнул головой собеседник, — но должен доложить руководству. — Он встал и, попрощавшись, ушел, оставив дипломат лежать на столе.
Мы с Машей переглянулись, и она задумчиво сказала:
— Будь осторожен. Не нравится мне ситуация. Как бы проблем не было…
— С чем? С колдовством? Если нормальные ингредиенты — никаких проблем не будет.
— Нет, не с колдовством. С людьми…
Маша как в воду глядела. За последующие три дня мы пережили два покушения. Вернее, я пережил. И пережил с трудом. Казалось бы, кто может напасть на человека, которого охраняют агенты КГБ и с которым постоянно ходят два мордоворота-шкафа? И как вообще возможно осуществить такое покушение? Оказалось, возможно.
Следующим утром я вышел из дверей квартиры, чтобы ехать в серпентарий за кожей змеи (могли ужа подсунуть, а нужна ядовитая змея). Спустился к подъезду, сопровождаемый охранниками — один из них шел впереди, открывая двери, когда навстречу попался старичок — благообразный, профессорского вида дедок. Я посторонился, чтобы его пропустить, и вдруг почувствовал резкий укол в шею, как будто меня ужалила пчела. Хлопнул ладонью по этому месту и… упал.
В последний момент, перед тем как упасть, увидел, как этот «старичок» вырубает двух моих мордоворотов, как беспомощных детей. Один ничего не успел сделать, второй уцепился за рукоять «стечкина», но достать не успел. Послышались два хлопка, как будто кто-то щелкнул пальцами — тихо-тихо, и здоровенные парни умерли, не успев осознать, что умирают.
Это потом я узнал, что они умерли, тогда мне было не до чего — яд в специальных стрелах, который должен был гарантированно меня убить, парализовал мое тело, как оса парализует свою жертву. Я не мог двинуться и практически не дышал. Старичок подошел ко мне, лежащему с открытыми глазами, посмотрел на меня, и что-то сделал со своей тростью. Щелкнула пружина, и из палки выдвинулся стилет, длиной не менее двадцати сантиметров. «Старичок» прицелился и точно воткнул его мне в грудь. Дважды. Потом подумал и занес стилет над моим глазом, целясь вонзить его в мозг.
Спасла меня Маша — как она потом сказала, ей почудился какой-то шум на лестничной площадке, и она на всякий случай вышла посмотреть — все ли со мной в порядке. Увидев, что человек заносит надо мной свое оружие, она вскрикнула, и тот промахнулся, ударив вскользь, рядом с глазницей. Лезвие пропороло кожу, проскрипело по кости и ударило в каменную ступень со стуком и скрежетом.
Больше киллер не успел ничего сделать. Маша включила свое главное, впрочем — пока что единственное свое оружие — Зов. Вероятно, что в этот момент она превзошла всех нимф в мире — киллера буквально скрутило дугой, он упал на колени, глаза его выпучились, и он захрипел, подползая к моей жене.
Этого я уже не видел — сознание окончательно меня покинуло после второго удара в грудь, пронзившего сердце. Как сказала Маша, после того, как она взяла убийцу в оборот и он подчинился ее воле, ею был отдан приказ — убить себя. Что киллер и проделал с великим удовольствием — что может быть приятнее, чем доставить удовольствие своему божеству? Я помню, как меня захватила нимфа — все мои мысли тогда были направлены только на то, как бы получше исполнить ее желания. И если бы она приказала — я бы убил себя… и, что прискорбнее всего — даже Василису.
Убийца взял палку со стилетом и, глядя на мою жену влюбленными глазами, вонзил лезвие себе в грудь. И упал замертво к ней в ноги.
Маша бросилась в квартиру к заветному чемодану, схватила с полки тетрадку, в которую записывала заклинания, выбрала нужное, схватила несколько ингредиентов, нужных для колдовства, надеясь про себя, что они все-таки не фальшивые, и побежала ко мне. Через минуту она уже отчитывала заклятие, сложив колдовские предметы у меня на груди.
Вполне вероятно, что я выжил бы и без ее оздоровительного заклинания — порезы в сердце закрылись через секунды после их нанесения, яд замедлили процессы в моем теле, и сердце сокращалось очень медленно, не мешая регенерации своих мышц, но сколько я бы пролежал в параличе, вот вопрос! Может, день. А может, неделю. Пока организм не избавится от введенного в него ядовитого вещества.
Как потом оказалось, оно было сродни яду кураре, парализующему дыхательную систему, и человек попросту умирал от удушья. Небольшие стрелки вылетали из устройства, похожего на авторучку — настоящее шпионское оружие. Смерть наступала мгновенно у обычных людей. Видимо, киллер был предупрежден, что я не обычный человек. Потому он решил продублировать, так сказать — контрольный тык в голову. Слава богу, не успел.
Я очнулся через пять минут после того, как Маша закончила читать заклинание. Моя регенерация плюс ее заклинание — трепещи, яд кураре! Впрочем, трепетал я. Меня трясло, руки ходили ходуном, как со страшного похмелья, и похоже — сегодня мне уже не работать. И я остался дома.
Да, тут же набежали комитетчики, расспрашивали, вернее — допрашивали, узнавали, как все было. На мои вопросы отвечали стандартным: «Мы не можем разглашать, это государственная тайна!». Мне все это надоело, и я их послал — почти матом. Не хотите «разглашать» — кто этот убийца и откуда он взялся, — хрен вам, а не мои ответы. Только тогда они с кислой миной признали, что убитый является действующим сотрудником специального подразделения КГБ. Какого — они не сказали, но тут и так все было ясно.
