Владислав Крапивин - Прохождение Венеры по диску Солнца
Мама Лидия оказалась легка на помине.
— Долго вы намерены нежиться? Ну-ка мыть руки и за стол…
— А потом можно посмотреть «Буратину»? — голосом примерного мальчика спросил Вовка.
— С ума сойти! По-моему, это уже мания!
— Ну хоть одну серию?
— Поглядим на ваше поведение… Шевелитесь, господа.
Но мы сидели на тахте еще несколько минут.
— А почему она сказала «мания»? — прошептал Вовка.
— Пошутила.
— Я раньше думал, что «мания» это от слова «мани-мани». То есть «деньги». У многих мания на мани-мани…
— Особенно мания разгорается, когда мани-мани сжирает инфляция… Знаешь, что такое инфляция?
Вовка притворно надулся:
— Думаешь, если я с виду стал младше на год, то на год и поглупел?
Я перепугался:
— Откуда ты взял, что стал младше? Слышал разговоры Тех?
— Ничего я не слышал. Просто знаю, что отмотал год обратно. Это нужно было для скорости…
— Долго я буду ждать? — донесся из кухни голос «железной Лиди».
После обеда я был мобилизован на уборку во всех помещениях, кроме комнаты, где «ребенку полагался отдых» и где с милостивого соизволения Лидии был включен любимый Вовкин фильм.
Затем я пошел на встречу с Махневским.
Затрапезное кафе «Лолита» находилось в пяти кварталах от нашего дома. Оно было хорошо лишь тем, что вызывало память о студенческих временах.
Амбалов при подходе к «Лолите» я не заметил. А Махневский был уже внутри. Сидел в углу за пластмассовым столиком. (Знакомый такой Стас, ну совсем, как прежде; даже что-то шевельнулось под сердцем.) На столике блестел графинчик, явно с коньяком, и рюмки. Минералка, салаты какие-то…
Стас поднялся на встречу.
— Привет, Иван… — И шевельнул плечом, словно хотел протянуть руку.
— Привет, — сказал я, отодвигая стул.
Мы сели. Стас, глядя в стол, тут же наполнил рюмки. Потом посмотрел мне в лицо:
— За встречу?
— Давай, — согласился я.
Мы выпили. Коньячок он заказал хороший, даже удивительно, что такой нашелся в этом заведении. Я начал жевать салат оливье. Потом опять взглянул Махневскому в глаза (а чего тянуть?).
— Ну? — сказал я.
Он откинулся к заскрипевшей спинке.
— Значит так… — Вот дурацкое выражение! Обязательно у них «значит так»! — Как говорят в Одессе, вы, Жора, будете смеяться, но… В общем, я всему этому делу даю откат. Меня грозили пристрелить, но, кажется, теперь пронесло…
— Не понял, — сказал я, хотя вроде бы, понял в основном. Сразу.
— Значит так… Я верну всё. Не только то, что уже вернул, а полностью. Тебе и всем вашим. То есть особняк ваш и оборудование ушло, но я возмещу. Если не за счет «Рынков», то сам…
Я почему-то вылил остатки из рюмки в салат. Размешал это дело вилкой.
— Станислав Юрьевич, а можно вопрос?
— Иван, не надо так… А вопрос давай.
— Стас, а почему?
— Давай еще по одной. За вопросы…
— Давай… — Мы чокнулись. «За вопросы».
— И все же, Стас, почему?
— Опять же, как говорят в Одессе… Вы не поверите снова, но… атавизм такой зашевелился внутри. Отжившее понятие. «Совесть» называется, сволочь… Или сейчас уже не так? Но все равно… — Он сказал это без ухмылки, без рисовки и ёрничества, а с той виноватостью, с какой в детстве признавался друзьям, что испугался прыгать с гаража на сарай через заросший крапивой провал. Ну, испугался, потому что… «вот я какой». И никто не смеялся.
— Давай… — сказал я, берясь за графинчик.
— Давай… А еще… насчет этого атавизма. Начал царапать мне его… один юный засранец. До невозможности. Мой, так сказать, заезжий родственничек…
— Рыжий-конопатый? — сразу спросил я.
— Да! А ты… откуда знаешь?
— Да так… слышал…
— А… ну да… Ну да! Конечно… Тогда тем более…
— Давай, — сказал я опять.
Мы чокнулись вновь.
— Стас…
— Да? — Он вздрогнул и поставил рюмку, едва пригубил.
— Лично мне всего возврата не надо. Другим верни, а мне… Вместо этого сделай одну вещь. Обойдется, я думаю, дешевле…
Он сразу подобрался:
— Я слушаю…
— На западе, в Косом переулке, есть дом. Номер один. Продан на снос. Перекупи. Думаю, много не запросят…
Продолжая смотреть на меня, Стас вынул из кармана джинсовки мобильник. Понажимал.
— Антон? Слушай. Косой переулок, дом один. Старый дом продан на слом… Да… Перекупи. На имя… — Он посмотрел на меня.
— Пока на мое, — сказал я.
— На имя Тимохина Ивана Анатольевича… Что «когда»? Сегодня. Сейчас… Что значит «вечер»? Мне тебя учить? Конечно, бумаги потом, но факт — немедленно… Да, на любых… Я понятно сказал? Отбой…
Он убрал мобильник.
— Иван, документы не сразу, но хозяйничать можешь с завтрашнего дня.
— Спасибо, Стас…
— А если не секрет… Это тебе зачем? Строиться будешь на этом месте?
— Да нет, что ты… Может, подремонтирую то, что есть…
— Ольгу Максимовну хочешь сюда перетащить? — Ольга Максимовна была моя мама.
— Нет, она из Тальска никуда… Стас, извини, что не могу утолить твое любопытство. Я и себе толком не объясню. Так, причуды сознания. Что-то вроде тоски по детству… Может, поселю там бесприютных гномов, которые раньше жили в старых вагонах. А? Разве плохая идея?.. Помнишь узкоколейку в Тальске?
— Если бы я не помнил…
— Ну вот… Давай по последней. А то Лидия небось уже в колокола бьет…
— Давай…
Мы глотнули и поднялись.
— Все, что касается дома, я завтра сообщу.
— Спасибо, Стас…
— Иван… Ты будешь опять смеяться, но… это тебе спасибо. Ничего, если я позвоню как-нибудь… не по делу, а так?
— Звони, Стас, конечно…
Он протянул руку. Я — свою…
«Но все же, Стас, извини, но снова менять имя в конце повести я не стану…»
Впрочем, Стас все равно не знал про мою повесть.
9
Когда я вернулся, Лидия на кухне мыла окно, а Вовка лежал пузом на тахте и читал что-то веселое, хихикал. Ну ясно, опять «Понедельник начинается в субботу». Он глянул на меня, извернув тощую спину, и сообщил с ненастоящим покаянием:
— Есть новость… ты только не ругайся. Тебе звонил редактор «Птицелёта»… — Он старательно прогонял со своей рожи лукавство.
— Уши надеру, — беспомощно пообещал я. Внутри противно засосало.
— Ваня, ну я же не виноват. Я… он просил тебя позвонить. Вон, я номер записал на календаре…
— Вечер уже, никакие «Птицелёты» не работают.
— Он все равно просил. Сказал «в любое время»…
— Кто-то из нас большой паршивец, — сообщил я, вовремя проглотив другое слово, сказанное недавно Стасом.
Вовка сокрушенно сопел: знаю, мол, кто.
Я — что делать-то! — позвонил. С великой надеждой, что сейчас получу от редактора отлуп, поглотаю, как куски свиного студня, заслуженный стыд, и на этом все будет кончено.
— Иван Анатольевич! — услышал я предельно доброжелательный (и предельно бархатный) голос. — Прежде всего я хочу поблагодарить вас за то, что не забыли нашу просьбу. А за сим — о деле. Если вы не станете возражать, повесть мы для начала поместим в коллективный сборник «Такое было детство…».
— Что, вы уже прочитали? За один день?
— За два… Я хочу сказать, что эта вещь почти не требует редактуры. Только всякие стилистические мелочи и грамматика. Убрать опечатки… И еще… Если вы, конечно, не станете возражать…
— Слушаю вас… — Я не знал, рыдать мне или улыбаться. Надо бы, конечно, рыдать, но… Все равно я не имел права отказаться.
— Иван Анатольевич, у меня и у моих коллег вызывает некоторое сомнение один эпизод. Где этот чудесный мальчик, Матвейка, оказывается на площади, а потом убегает. Само по себе это написано прекрасно, только… надо ли в наше непростое время акцентировать внимание юных читателей на элементах социальной напряженности? Нельзя ли это сократить?
— Ни в коем случае! — радостно взвыл я. Вот он, повод, чтобы забрать у них текст! Без нарушения данного Вовке слова.
— Вы меня не поняли, Иван Анатольевич! Это ведь не требование, а, так сказать, пожелание. Нет так нет, здесь полная ваша воля… Не смогли бы вы приехать к нам в понедельник для обсуждения условий и подписания договора?
— Не вздумай торговаться об условиях, — сдавленным шепотом сказал у меня за спиной Вовка. Что он, слышал разговор?
— Где вас найти? — обреченно проговорил я.
Редактор продиктовал адрес, я записал. И повернулся к Вовке.
— Доволен?
Он опять изображал раскаяние. Вытянул шею:
— Будешь драть? Уши?
— Провокатор…
— Не-а, — расплылся он. — Вань, а у тебя есть «Обитаемый остров»?
— Не «у тебя», а «у нас»… Вон там, на полке…
— Подсади меня…
Я приподнял его, легкого, как пластмассовый кораблик. Он безошибочно ухватил книгу и затанцевал посреди комнаты, перелистывая страницы.
