Евгений Щепетнов - Возвращение грифона
После того как из дебелой матроны я сделал молоденькую красотку, жизнь наша закрутилась, мелькая, как в калейдоскопе. Мы так же принимали людей со всего города и даже страны — сообщили адрес тем, кто ждал нас в очереди у старого Машиного дома, но теперь в числе наших посетителей были и ВИПы. В основном женщины, но были и мужчины — их я подлечивал, кстати, избавляя и от вредных привычек — многие из них были алкоголиками. А уж пристрастие к курению было у каждого первого. «Наследие войны, — как пояснил один из клиентов. — Когда покуришь, есть не так хочется…»
Люди, что к нам приходили, были разными — как и раньше. Бедные, богатые, молодые и старые — все, кто был безнадежно болен. Поток людей казался нескончаемым, бесконечным, как вселенная. Никогда не исчезнут болезни, и никогда не исчезнут те, кто страдает. Одно меня радовало — хотя бы ненамного, но я делал этот мир счастливее. Сотни людей обрели здоровье, и надеюсь — счастье. Сколько это все у нас продлится — я не знал, да и знать не хотел. Как идет все, пусть так и идет. Мне было хорошо.
— Вань, так что ты думаешь по поводу моего превращения? — со страхом и волнением спросила Маша.
— Мутация, чего же еще. Какая-то мутация. Похоже, что общение со мной заразно, а?
— Это что, ты меня заразил колдовством, как венерической болезнью? — рассмеялась Маша. — А что, за то время, что я с тобой сплю, ты меня так накачал генетическим материалом, что волей-неволей я переняла часть твоей магии. Вместе с семенем. Похоже, что я мутирую.
— И чего тебе не нравится? Теперь ты — смерть мужикам! Они у твоих ног будут просто штабелями укладываться. Когда я уйду, ты сможешь найти себе нужного мужчину — просто пальцем поманишь, и он прибежит к тебе, задрав штаны. Если, конечно, на нем не будет изумруда в том или ином виде. Кстати, никому не говори о свойствах изумрудов. Нам это совсем ни к чему, понимаешь?
— Понимаю, — согласно кивнула Маша, — а насчет «прибежит» — прибежит-то прибежит, но ведь я буду знать, что это магия и что он меня не любит…
— И что? Мало ли семей живут без любви, да еще лучше всех. Детей делают, внуков воспитывают. Кроме того, кто тебе сказал, что не будет любви? Ты молодая, красивая, тебя и без магии полюбят, гарантия!
— Не надо мне любви, — печально усмехнулась Маша, — есть у меня любовь. Одна. И другой не будет. Ладно, не будем о грустном. Ты не против, если я еще попробую магии нимфы? Ну так… слегка. Очень уж мне понравилось!
И мы попробовали.
Дни тянулись за днями. Начинались они стандартно — с девяти утра и до трех часов дня я принимал больных. Лечил все — от тяжелой пневмонии до рака, от заикания до алкоголизма и табакокурения. Они оставляли какие-то деньги — я даже не интересовался — какие. Ведала финансами Маша. Часто мы отказывались, не брали плату, видя, что люди отрывают от себя последнее. Ни к чему нам эти копейки.
Основной заработок шел не от этих несчастных. Основное нам давали богатые люди — элита этого города — власть имущие, и все, кто имел деньги — ученые, актеры, музыканты, и… цеховики, подпольные миллионеры и всякая такая шушера. Вот с них мы уже брали втридорога. Начали с десяти тысяч рублей, а под конец брали по пятьдесят тысяч и больше — за одно омоложение.
Наш капитал нарастал, как на дрожжах. Мы обросли связями — с власть имущих денег не брали, главное — знакомства. Какой бы ты ни был богатый, если у тебя нет нужных связей — в этом мире ничего не купишь. Ни колбасы, ни автомобиля. Ездили мы уже на «Волге», шикарной, белоснежной. Маша любила водить машину — она лихо срезала повороты и разгонялась так, что я ругался и требовал от нее притормозить. Я-то в катастрофе еще и выживу — если, конечно, башку не оторвет, но вот она да ребенок могут пострадать.
А животик у нее был уже заметен. Маша старалась носить свободные одежды, чтобы скрыть это, но… шила в мешке не утаишь. Маргарита, ставшая нашей подругой и частенько приходившая к нам посидеть за чашкой чая, первая заметила изменения и радостно поздравила Машу. Дети Маргариты давно разлетелись по миру, пристроенные папашей к хлебным должностям — сын работал где-то в Москве, вроде как в Госплане, а дочь выскочила замуж за дипломата, отправившегося послом в одну из европейских стран. Других детей она не хотела — сказала, что ей уже хватит рвать одно место. Она свой долг перед этой страной и своим мужем-подонком выполнила. Теперь хочет пожить для себя.
Почему-то она выбрала своей наперсницей Машу, и часто, приходя к нам, уединялась с ней и рассказывала такие вещи, которые потом приводили меня в оторопь — Маргарита ударилась в безудержный разврат, меняя мужиков как перчатки.
Однако, похоже, что и раньше она не отличалась особой целомудренностью, а вторая жизнь, которую я ей подарил, сделала из нее настоящую нимфоманку. Впрочем — на меня она только поглядывала, ограничившись случайным прикосновением и томными вздохами — Марго знала, что Маша не одобрит соблазнения своего мужа, и терять подругу, с которой можно говорить откровенно и которой от нее ничего не нужно, кроме веселой беседы, — ей не хотелось. По крайней мере, я так думал.
Хотя через некоторое время начал подозревать, что дело не совсем так чисто, как мне казалось. Если вспомнить о магическом воздействии Маши на всех тех, кто тянулся к женщинам, можно предположить, что Маргарита была бисексуальна и подсознательно, а может и сознательно, тянулась к моей подруге, как объекту сексуального вожделения. Пока что, похоже, безрезультатного вожделения. Если бы Маша с ней переспала, я бы знал.
Маша от меня ничего не скрывала. Иногда ее откровения приводили меня в легкое смущение — то ли она как врач была лишена моральных барьеров, когда обсуждала естественные и неестественные отправления организма, то ли сама по себе была лишена этих самых барьеров — только она что хотела, то со мной и обсуждала. Без тени смущения.
Так она мне рассказывала и о похождениях Маргариты, устраивавшей настоящие оргии у себя на дому и в домах своих друзей и подруг. В них участвовали дети высокопоставленных чиновников и интеллектуальной элиты. Самое обычное, будничное, что они там устраивали — это так называемая «ромашка»… когда обнаженные девушки становятся головами друг к другу, и… А невинное подростковое развлечение «бутылочка» приобрело у них и вовсе гротескные и развратные черты.
Меня радовало, что Маша, когда рассказывала об этих развлечениях, подходила к вопросу с позиции наблюдателя и врача-психиатра. Ни разу она не выразила желания поучаствовать в этих игрищах, и хотя не осуждала (ну чего осуждать больных? Они же больные!), но и не оправдывала этих извращений. Они взрослые люди и могут заниматься тем, чем хотят. Если это не мешает другим.
Распущенность элитной молодежи, со слов ученой Маши, была неким протестом против тотального запрета на все — на свободное выражение мнений, на железный барьер, поставленный между Советским Союзом и остальным миром.
С моей точки зрения — это было ерундой. Как раз элитная молодежь могла посещать и заграницу, и могла смотреть запретные для остальных советских людей фильмы. Вот оттуда, из этих порнушек, они и набрались своих безобразий. Впрочем, возможно, что обе версии имели под собой основание.
Шли дни. Мы работали, отдыхали, ходили в театр и в кино. Мы были счастливы. Но все когда-то кончается. Счастье — тоже.
Однажды, когда мы вернулись из города, где сходили в ресторан — посидели, послушали, как играет джазовый оркестр, — заметили, что у входа в наш подъезд стоят две черные волги. В них сидели люди с одинаковым выражением лица, похожие как две капли воды.
«Опять дежавю», — подумалось мне, и под ложечкой противно засосало.
— Маш, это по нашу душу, рупь за сто, — сказал я, кивнув на компанию «одинаковых людей».
— А может — нет? — жалобно, с надеждой спросила моя подруга, но было видно, что она и сама знает, что почем.
— Давно следовало ожидать, — пожал я плечами, — и как это они до нас не добрались раньше? Осень уже, а мы все не беседовали с людьми, у которых чистые руки и ледяная голова.
— Со снеговиками, что ли? — фыркнула Маша. — Вечно скажешь, хоть стой, хоть падай!
— Со снеговиками, — задумчиво протянул я, — интересно — с чем они прибыли… Делаем ставки? Я говорю, что будут перетаскивать в Москву. А ты что скажешь?
— Как бы на нары не перетащили, — заметила Маша, — сбежим, если что?
— А куда бежать-то? В тайгу? Нет, Маш… тут будем воевать. На их территории. Да ладно, пошли домой, хватит в машине сидеть. А то они уже зашевелились, подозрительно выглядит — подъехать и не выходить из машины.
Мы заперли «Волгу», припарковав ее у подъезда. Переулок был тихим, семей в доме жило мало, так что мест для парковки всегда хватало. Что касается безопасности — только идиот мог попытаться украсть машину у колдуна. Или смельчак. Но таких до сих пор не находилось. Особенно когда разошлись слухи о том, что я сделал с группой оперов, измывавшихся надо мной в райотделе.
