Евгений Щепетнов - Возвращение грифона
— А мне кажется, мы уже говорим, и очень даже продуктивно, — сказал я, насмешливо щурясь и отдуваясь от плотного обеда всухомятку.
— От вы вредный какой! — снова рассмеялась дама. — Вы же знаете, о чем я говорю. Итак, Ваня, вы в самом деле можете меня… омолодить? — Дама затаила дыхание, сжалась, вцепившись в сиденье стула, и впилась глазами в мое лицо.
Я наблюдал за ней сквозь полуприкрытые глаза и раздумывал — что делать? Вернее так — делать-то я знал что, но как это использовать в своих целях? И так, чтобы не промахнуться… не каждый день вызывают в дом первого секретаря обкома партии. И грех не попользоваться этой возможностью урвать себе каких-либо благ. Они-то, вон, как сыр в масле катаются. А я чем хуже? Может, конечно, это звучит и стяжательски, но я имею некие способности, востребованные у сильных мира сего, распоряжающихся определенными материальными ценностями. Так почему и я не могу воспользоваться этой кормушкой и сунуть туда свой нос? Встать в позу — «Я денег не беру! Мне ничего от вас не надо, кроме БОЛЬШОГО спасибо»? Нет уж. Глупо.
— Да, я могу это сделать, если…
Дама выдохнула и несколько минут старалась отдышаться, а потом с волнением спросила:
— Что «если»?
— Если меня как следует заинтересуют. Я не альтруист. И работаю за вознаграждение.
— И сколько вы хотите? — дама поджала губы и слегка надменно посмотрела на меня. Похоже, что в ее глазах я стал гораздо ниже статусом — что-то вроде разнорабочего, требующего оплаты за поденщину.
— Мне не нужны деньги. Мне нужна помощь, — отрицательно покачал я головой. — Во-первых, мне нужна квартира в приличном районе, четырех-, а лучше — пятикомнатная, где я смогу принимать посетителей, а еще мне нужно, чтобы все от меня отстали — менты, газеты, партийные и советские органы. Чтобы я для всех был невидимкой — вроде я есть, а вроде меня и нет. Понимаете?
— Понимаю, — согласно кивнула дама, — квартира — не проблема. Один звонок, и вы въезжаете в новую квартиру, или, если хотите — квартиру в старом фонде. Только ее придется подремонтировать. Старые квартиры обычно запущенны. Что касается того, чтобы от вас отстали — тут сложнее, но все решаемо. Вы будете работать для нас, а если вы с нами — вас никто не посмеет тронуть. Если только не будет распоряжения ОТТУДА, — она показала наманикюренным пальцем вверх.
— От Господа Бога? — улыбнулся я.
— Гораздо круче. От Генерального секретаря. Вот кто может нас в порошок стереть. Одним словом. В пределах области — мы можем все. Пока не перейдем дорогу его воле. Но зачем я вам это рассказываю, вы и сами давно все поняли. Итак, когда приступим?
— Когда я въеду в мою квартиру.
— Не доверяете? Что же — правильно делаете. Только и я вам скажу, если то, что вы сказали, окажется блефом и вы ничего обещанного не можете, вы не только вылетите из этой квартиры. Вы пойдете по этапам, на очень, очень долгие сроки, а возможно — вообще никуда не пойдете. Потому что вам затылок зеленкой намажут. Чтобы не было заражения, когда пуля пройдет через череп. — Лицо дамы стало жестким, даже страшным, похожим на Медузу горгону из мультика.
— И не забудьте, пожалуйста, провести в мою квартиру телефон, — так же безмятежно продолжил я, — иначе как я буду звонить вам по утрам и спрашивать о вашем самочувствии? А также желать спокойной ночи по вечерам…
— Ну, вы и наглец! — от души рассмеялась Маргарита Николаевна. — Мне кажется, мы с вами подружимся.
— А куда деваться? Теперь я ваш личный колдун. Только сразу скажу — порчу на ваших врагов напускать отказываюсь. Даже за две квартиры и три телефона. Я напускаю ее только на моих личных врагов.
Подмигнув, я многообещающе улыбнулся даме и потер лоб — сегодня был тяжелый, нервный день, и голова немного ныла, заполненная впечатлениями и волнением. Несмотря на свою смелость и наглость, внутри я был совсем не так спокоен, как могло показаться. Да, приглашение к жене первого секретаря давало нам возможность подняться в самые верхние социальные слои страны, но оно таило под собой и опасность, а вдруг что-то не сработает, а вдруг ничего не получится? И что тогда? Тогда мы реально можем загреметь в тюрягу. Если я-то там как-то и проживу, то вот Маша… Я боялся за нее — не за себя. Что мне-то сделается? Меня топтали ногами, убивали, закапывали — что мне какая-то тюрьма? Главное, чтобы и правда башку не прострелили — вот тут я вряд ли выживу.
— Забыл спросить, ваш муж в курсе предстоящих у вас перемен? Вдруг он скажет, что вы — это не вы? Представьте, вместо зрелой дамы сразу молоденькая красотка. Скажет, подменили. Его предупредили?
— Я в курсе всех дел. — Из соседней комнаты вышел моложавый мужчина лет пятидесяти с властным, холеным лицом. — И не возражаю. Кстати, и мне поможете. Омоложения мне не надо — глупо буду выглядеть, а вот подлатать слегка не мешало бы. Наши коновалы ни черта не умеют, кроме как требовать премий да финансирования больниц. Видишь ли — зарплаты у них маленькие! Вначале научитесь работать как следует, тогда и зарплаты подымем. Привыкли только ныть да попрошайничать. Хорошо, товарищ Сидоров. Ваши требования приняты, все будет сделано. Завтра. Сейчас поезжайте домой, автомобиль я сейчас вызову, а завтра я пришлю за вами машину — к девяти утра, и вы с вашей женой поедете выбирать себе квартиру. Человека, ответственного за это, я вам пришлю. Какая из квартир понравится — ту и оформим. Ордер выписать недолго, как и поставить штамп прописки в паспорте. Главное, не ошибитесь и выполните то, что обещали. Иначе… В общем — до завтра! — мужчина протянул мне руку, порывисто пожал и снова исчез за незаметной дверью в стене.
Я посмотрел на его жену, та пожала плечами и слегка улыбнулась, как бы показывая: «Вот, как и говорили».
Глава 7
Бурное дыхание женщины затихло, Маша успокоилась и, откинувшись на подушки, замерла, моргая в потолок, рассматривая его, как картину в каком-нибудь музее.
— Класс! Никак не могу привыкнуть! Две недели уже живем тут, а мне кажется, как один день! Пролетело, мелькнуло, будто не бывало. Хорошо тут, правда?
— Хорошо. Само собой — лучше, чем у тебя в старом доме. Хотя бы не бегать в сортир на огороде. Меня это просто убивало.
— Что ты будешь делать — нежности какие! Можно подумать, ты никогда так не бегал! Впрочем, может, и не бегал. С тебя станется.
Женщина встала на колени, медленно переползла на меня, прижимаясь длинным обнаженным телом, и целуя, переместилась к моему лицу. Ее глаза как будто горели в полумраке, который не мог разогнать тусклый светильник, отбрасывающий голубоватый нереальный свет на наши лица, делая их загадочными и волшебными. Маша всмотрелась в мои глаза и, наклонившись, поцеловала меня в губы:
— Люблю тебя. Люблю! Боюсь потерять. Каждый раз думаю, а вдруг он вспомнил свое прошлое и снова стал Васей? А вдруг… приду, а тебя уже нет. И внутри все холодеет…
— Ничего страшного: денег теперь у тебя куча, квартира в центре города — можешь на одни проценты жить. Тысяч сто там на книжке, да? Больше? Конечно больше… Ну вот… ты столько врачом никогда не зарабатывала. Снимай проценты аккуратно, не трогай основной капитал, да и живи себе. Ну что еще сказать… замуж выйдешь — теперь ты молоденькая красотка, у тебя все впереди. Завидная невеста. Только смотри, не промахнись, не выйди замуж за какого-нибудь афериста, падкого до денег. Разденет и разует.
— Эй, эй! Ты чего это? — забеспокоилась Маша. — Ты и вправду вспомнил прежнюю жизнь, что ли? Хочешь уйти? Чего это ты вроде как завещание какое-то пишешь?
— Не вспомнил ничего. Пока не вспомнил. Так, проскальзывает кое-что…
— А что?
— Да ну, так, ерунда. Даже рассказать неудобно.
— Ну расскажи, расскажи, что ли! Вань, сейчас не расскажешь, я обижусь.
— Ну чего ты пристала? Ну… картинки вижу — летаю в небе. Еще — машины странные — и я с ними разговариваю. С чего это вдруг машины со мной говорят? А еще вроде как я бегу куда-то, бегу, а по мне стреляют огненными шарами. Вот и все. Потом все исчезает. Пытаюсь вспомнить, и не могу. Голова начинает болеть.
— Память цела, но она заблокирована, — задумчиво протянула Маша, поглаживая меня по животу и спускаясь рукой все ниже и ниже. Я перехватил ее руку и укусил за мизинец. Она взвизгнула от неожиданности и сильно хлопнула меня по бедру. Потом наклонилась и стала целовать красное пятно, оставшееся от удара:
— Не больно? Я от неожиданности! Чего ты кусаешься?
— А чего ты крадешься, как тать? Мы о серьезном говорим, а у тебя одно на уме.
— Почему одно? Может, два? Или тебя на два уже не хватит? А что может быть серьезней любви?
— Это для вас, женщин, серьезней любви ничего не может быть. А для мужчин есть еще долг и дело.
— Глупости. Главный инстинкт — инстинкт размножения человеческого рода. И важнее его ничего быть не может. На первом месте у организма всегда самосохранение, а когда самосохранение совершилось — организм требует размножения. Это нам институтский профессор говорил, когда выгонял беременных студенток с экзамена. Мол, идите, родите, а потом приходите. Вы удовлетворили самый главный инстинкт, и нечего совать мне в нос свое пузо — все равно скидки не будет. Что заработали, то и получите. Двойку!
