Кассандра Клэр - Леди полночь
- А это важно? - ответила он, и Кристина не смогла придумать более фейского ответа, чем этот.
Он переместился к изножью кровати.
- Почему ты в Институте?
Кристина села на колени, опуская голову на уровень с Марком. Она разгладила юбку - даже когда она не хотела, слова матери о том, что охотники в свободное время должны выглядеть опрятно и презентабельно, эхом звучали в её голове.
- Мне восемнадцать, - сказала она, - меня определили в Институт Лос-Анджелеса в мой год путешествий. Сколько тебе лет?
В этот раз Марк сомневался очень долго. Кристина не знала, ответит ли он вообще.
- Я не знаю, - в конце концов, сказал он, - меня не было - я думаю, что меня не было - очень долго. Джулиану было двенадцать. Остальные были малышами. Десять, восемь и два. Тавви было два.
- Для них прошло пять лет, - ответила Кристина, - пять лет без тебя.
- Хелен, - проговорил Марк, - Джулиан. Тибериус. Ливия. Друзилла. Октавиан. Каждую ночь я повторял их имена, считая звёзды, только чтобы не забыть. Они все живы?
- Да, все живы, но Хелен здесь нет - она женилась и живёт со своей женой.
- Они счастливы и живут вместе? Я рад. Я слышал новости о свадьбе у Фейри, однако, мне кажется, это было очень давно.
- Да, - Кристина изучала лицо Марка, - ты пропустил большое событие.
Угловатые кончики ушей говорили о фейской крови.
- Ты думаешь, я не знаю? - он говорил с жаром в голосе, смешанным со смущением, - я не знаю, сколько мне лет. Я не узнаю своих собственных братьев и сестёр. Я не знаю, зачем я здесь.
- Ты знаешь, - сказала Кристина, - ты был там, когда фейри разговаривали с Артуром в Святилище.
Он наклонил к ней голову. У него был шрам на шее, не отметина после старой руны, а как будто рубец после удара кнутом. Его волосы были неопрятными и выглядели так, будто их не стригли месяцами, а может и годами. Белые кудри касались плеч.
- Ты им доверяешь? Фейри?
Кристина покачала головой.
- Хорошо, - он отвёл от неё взгляд, - ты не должна.
Он потянулся за коробкой, что оставил Тай, и подтянул к себе.
- Что это?
- Вещи, которые они думают, что понадобились бы тебе, - ответила Кристина, - твои братья и сестры.
- Приветственные подарки, - сказал Марк в замешательстве, перебирая кучу-малу из случайных вещей - футболки и джинсы, которые, возможно, принадлежали Джулиану, микроскоп, масло и хлеб, охапка пустынных цветов из сада позади Института.
Марк поднял голову, чтобы посмотреть на Кристину. Его глаза блестели от нескрываемых слёз. Его футболка была тонкой и порванной: сквозь материал она могла видеть другие шрамы и рубцы на коже.
- Что я должен им сказать?
- Кому?
- Моей семье. Моим братьям и сестрам. Моему дяде, - он покачал головой, - я помню их, но в то же время и нет. Я чувствую, будто жил здесь всё время, но также был и с Дикой охотой. Её рёв гудит в моих ушах, я слышу зов горнов, звук ветра. Это заглушает их голоса. Как я смогу им это объяснить?
- А ты не объясняй, - мягко сказала Кристина, - просто скажи, что ты любишь их и скучал каждый день. Скажи, что ты ненавидел Дикую Охоту. Скажи, что ты рад вернуться.
- Но почему я должен это делать? Разве они не решат, что это ложь?
- А ты не скучал по ним? Ты не рад их видеть?
- Я не знаю, - проговорил он, - я не слышу, что говорит моё сердце. Я слышу только ветер.
Прежде чем Кристина ответила, что-то резко ударилось в окно. Оно снова стукнулось, последовательность ударов напоминала код.
Марк быстро поднялся. Он пересёк комнату и распахнул окно, выглядывая наружу. Когда он выпрямился, в его руке что-то было.
Жёлудь. Глаза Кристины расширились. Желуди были одним из способов передачи сообщений. Прячущиеся в листьях, цветах и других диких растениях.
-Уже? - ошеломленно сказала она.
Они не могли оставить его в покое даже на такое короткое время наедине со своей семьей?
Выглядя бледным и напряженным, Марк раздавил жёлудь в кулаке, оттуда выпал свиток светлого пергамента. Он поймал его и тихо прочитал сообщение.
Его руки разжались. Он опустился на пол, притягивая колени и опуская голову на руки. Его длинные светлые волосы закрыли собой лицо, пока пергамент падал на пол. Низкий звук донесся из его горла, что-то между стоном и завыванием.
Кристина подняла лист. На нём изящным почерком было выведено:
Помни свои обещания. Ничто из этого не реально.
- Море словно в огне, - восхитилась Эмма, когда они устремились вниз по шоссе к Институту. - После всех этих лет я, наконец, знаю, что означают некоторые из знаков.
Джулиан был за рулем. Приборная панель подпирала ноги Эммы, ее окно было отрыто, а смягченный морем воздух заполнял автомобиль и трепал легкие волосы девушки, создавая хаос на голове. Она всегда именно так ездила в автомобиле с Джулианом, с ногами на приборной панели и ветром в волосах.
Джулиану нравилось, когда Эмма находилась вместе с ним в машине, вместе под синим небом и с синим морем на западе. Это давало им возможность чувствовать себя полными бесконечных возможностей, будто они могли просто продолжать ехать в этот единственный и нескончаемый горизонт.
Это была фантазия, которая обретала значение, когда он засыпал. В мечтах он и Эмма упаковали вещи в багажник автомобиля и покинули Институт в мире, где у него не было детей и не было никакого Закона и никакого Кэмерона Эшдауна, где ничто не держало их, не было пределов их любви и воображения.
Он верил, что любовь и воображение единственные вещи, не имеющие границ.
- Это действительно походит на заклинание, - сказал Джулиан, вернувшись в реальность. Он нажал педаль газа, и поток ветра ворвался в окно Эммы, когда они набрали скорость. Ее волосы цвета бледного шелка и зерна поднялись, несколько прядей выбилось из косы, заставляя девушку выглядеть молодой и невинной.
- Но почему заклинания были написаны на телах? - спросила Эмма. Мысли о том, что что-либо может причинить ей боль, порождали у него в груди щемящее чувство.
И все же он причинял ей боль. Он знал это. Знал это и ненавидел себя. Джулиан верил, что взять детей в Англию на восемь недель - блестящая идея. Зная, что Кристина Розалес приехала, он был почти уверен, что Эмма не будет скучать одна. Это казалось прекрасным вариантом.
Он думал, что все изменится, когда он вернется. Что он изменится. Но это не так.
- Что сказал тебе Магнус? - задал он вопрос Эмме, когда она смотрела в окно, а ее травмированные пальцы неритмично барабанили по татуировке на ее согнутом колене.
- Он что-то шептал. - Морщинка появилась между ее бровями.
- Он сказал, что есть места, где пересекаются лей-линии. Я предполагаю, что он знает о существовании таких мест, где сходятся более, чем одна или две линии. Возможно, даже все.
- И это важно потому, что?.. - она покачала головой.
- Я не знаю. Мы знаем только то, что все тела были выброшены в местах, где есть лей-линии, и это - определенно один из видов волшебства. Возможно, в точках пересечения есть нечто, о чем нам стоит знать. Мы должны найти карту. Держу пари, Артур знает, где именно она лежит в библиотеке. В противном случае, попробуем поискать ее сами.
- Хорошо.
- Хорошо? - она казалась удивленной.
- Малкольм будет переводить эти бумаги несколько дней, и я не хочу проводить эти дни, сидя без дела в Институте, уставившись на Марка, ожидая его к… просто ожидая его. Лучше, если мы продолжим работать, зная, что делаем. - Его голос звучал странно даже для его собственных ушей. Он ненавидел это, ненавидел показывать любой признак слабости, который кто-то мог заметить или услышать.
Хотя Эмма была единственной, кому он мог показывать это. Эмма - единственный человек, которого не заботило это. Не нуждался в том, чтобы он был идеальным или супер сильным.
Прежде, чем Джулиан смог сказать что-либо еще, телефон Эммы громко зазвенел. Она вытащила его из своего кармана.
Кэмерон Эшдаун. С хмурым лицом она смотрела на ламу на экране.
- Не сейчас, - сказала она и запихнула телефон назад в джинсы.
- Ты собираешься сказать ему? - спросил Джулиан, услышав жестокость в собственном голосе, которую он тоже ненавидел. - Обо всем этом.
- О Марке? Я никогда бы не рассказала. Никогда.
Ему становилось все тяжелее управлять машиной.
- Ты же мой парабатай, - сказала она, и теперь в ее голосе был гнев. - Ты знаешь, что я бы не стала.
Джулиан резко нажал на тормоз. Автомобиль занесло вперед, руль выскользнул из его рук. Эмма визжала, когда они слетели с дороги и покатились в канаву около шоссе между дорогой и морем.
Облако пыли кружило вокруг автомобиля. Джулиан повернулся к Эмме. Её лицо было белым.
- Джулс.
- Я не это имел в виду, - сказал он. Девушка пялилась на него.
- Что?
- Ты мой парабатай, и это лучшее, что есть в моей жизни, - объяснил Джулиан. Слова были произнесены твердо, просто и немного несдержанно. Эта фраза, произнесенная, наконец, вслух, принесла ему облегчение.
