Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)
Она приостановилась, но лишь для того, чтобы обнять взглядом их обоих, и тут же продолжила:
— Феликс, ты оставил этот дом и земли мне. Я в память о тебе передарила их Ройбену. А теперь я расстаюсь с вами обоими, и ваша взаимная связь не менее прочна, чем любая связь, сущая под небесами. В Нидек-Пойнте вновь ярко горит свет. Ваше будущее простирается в бесконечность. Помните обо мне. И простите меня. Простите мне то, чего я не знала, чего не сделала и чего не смогла увидеть. А я буду помнить вас, куда бы я ни попала, покуда во мне будет существовать память.
Она улыбнулась. Но в ее лице и в ее голосе проявилась чуть заметная тень дурного предчувствия и страха.
— Прощайте, мои дорогие. Я знаю, что ухожу, но не знаю, куда и как, и не знаю, увижу ли вас еще хоть когда-нибудь. Но сейчас я вижу вас, вижу живыми, любимыми и исполненными неоспоримого могущества. Я люблю вас. Молитесь за меня.
Она умолкла. Она превратилась в собственный портрет: взгляд устремлен вперед, губы мягко, без усилия, сомкнуты, на лице выражение легкого изумления.
А потом ее лицо заколебалось и начало выцветать. И вскоре от нее остался лишь светлый силуэт на темном фоне. А потом и он исчез.
— До свидания, моя дорогая, — прошептал Феликс. — До свидания, моя бесценная девочка.
Ройбен неудержимо рыдал.
В темных невидимых деревьях, окружавших площадку, шелестел листвой ветер.
Феликс вытер слезы своим кашне и, обняв Ройбена обеими руками, заставил его расправить плечи.
— Ройбен, она ушла, ушла домой, — сказал он. — Неужели ты этого не понял? Она сделала именно то, о чем говорила: освободила нас. — Он улыбался, но из его глаз все еще сочились слезы. — Я уверен, что она отыщет свет. Она слишком чиста сердцем и слишком сильна духом для того, чтобы заслужить что-то иное.
Ройбен кивнул, хотя сейчас, в этот миг, он чувствовал лишь печаль, печаль из-за ее ухода, печаль из-за того, что он никогда больше не услышит ее голоса; лишь постепенно до него начало доходить, что ему сейчас было дано великое утешение.
Когда он обернулся и снова посмотрел Феликсу в глаза, он уже чувствовал глубокий покой и верил, что мир все же именно то хорошее, доброе место, каким он его всегда считал.
— Пойдем, — сказал Феликс, крепко обняв и тут же отпустив его. Его глаза блестели прежним живым светом. — Нас наверняка ждут и сильно боятся за нас. Пойдем к ним.
— Все снова стало замечательно, — сказал Ройбен.
— Да, мой мальчик, да. И если мы этого не поймем, то ужасно разочаруем ее.
Они медленно повернулись и направились в обратный путь по промокшему кострищу к узкому проходу сквозь непроходимую в других местах россыпь валунов и в непринужденном теперь молчании совершили неблизкий переход к дому.
25
Пастор Джордж приехала во второй половине дня. Накануне она позвонила Ройбену и попросила его о встрече и приватном разговоре. Он не мог отказать ей.
Они встретились в библиотеке. Она вновь оделась довольно празднично, примерно так же, как на рождественский прием; только брючный костюм был красным и на шее повязан белый шелковый платочек. Короткие седоватые волосы тщательно завиты, а на лице пудра и губная помада. Вероятно, она считала этот визит важным для себя.
Ройбен предложил ей большое кресло, стоявшее у камина. Сам он расположился на честерфильдовском диване. На столике уже ждали кофейник и бисквит. Ройбен наполнил чашки.
Она держалась совершенно спокойно, приветливо, и когда Ройбен спросил о Сюзи, сообщила, что у Сюзи все очень хорошо. После того как ей поверил отец Джим, Сюзи захотела рассказать ему и родителям о «других вещах», которые происходили с нею за то время, пока она была в плену у похитителя, и теперь стала вполне счастливым ребенком.
— Я просто не могу найти слов, чтобы отблагодарить вас за то, что вы сделали, — сказала пастор Джордж. — Родители уже дважды возили ее к отцу Джиму, присутствовали на полуночной мессе.
Ройбен не скрывал радости и облегчения, но пастор Джордж могла оценить их лишь наполовину. Нет, он не допускал даже мысли о том, что Джим мог бы раскрыть тайну исповеди брата. Но Джим смог поверить Сюзи и сделать для нее доброе дело.
Пастор Джордж немного поговорила о том, что отец Джим очень мил. Оказалось, что ей никогда прежде не доводилось иметь дела с католическими священниками. Он согласился приехать в ее церквушку для беседы о нуждах бездомных, за что она была очень благодарна ему.
— Я никак не ожидала, что священник согласится посетить маленькую захолустную церковь иной конфессии, но он сделал это с большой охотой. А уж как мы все были рады!
— Он отличный парень, — улыбнулся Ройбен. — И к тому же мой родной брат. Я всегда знал, что на Джима можно положиться.
Пастор Джордж промолчала.
«И что дальше? — думал Ройбен. Долго еще она будет ходить вокруг да около, как она подведет разговор к загадке Человека-волка, как она будет уходить с этой темы? Он постарался собраться с мыслями, так как все еще не представлял себе толком, что ему говорить и делать, чтобы самому дистанцироваться от этой загадки и вести разговор в абстрактном, неопределенном духе».
— Это ведь вы спасли Сюзи, верно? — вдруг спросила пастор Джордж. Ройбен остолбенел.
Она, спокойная, как обычно, смотрела прямо ему в глаза.
— Это ведь были вы? — повторила она. — Это вы принесли ее к моим дверям.
Ройбен почувствовал, что краснеет. Больше того, у него задрожали руки и ноги. Он промолчал.
— Я знаю, что это были вы, — понизив голос, доверительно сказала она. — Я поняла это, когда вы прощались с нею здесь, на втором этаже, и сказали: «Я люблю тебя, моя дорогая». Я заметила еще кое-что — по вашей, так сказать, манере поведения: движениям, походке, речи. О, конечно, разница есть, и немалая, но все же… модуляции, интонации… Это были вы.
Он снова ничего не сказал. Он не знал толком, что делать, что говорить, лишь твердо знал, что ни в коем случае не признается ей. Ни о каких признаниях, прямых или косвенных, не могло быть и речи, ни сейчас, ни впредь, и все же мысль о том, что ее придется обмануть, была ему глубоко отвратительна.
— Сюзи тоже это знает, — продолжала пастор Джордж. — Но ей приезжать сюда и донимать вас вопросами было вовсе незачем. Она знает, и хватит с нее. Вы ее герой. И ее тайный друг. Она может сказать все это вашему брату Джиму, потому он священник и никогда не разгласит тайну ее исповеди. Поэтому ей и не требуется говорить о вас с кем-нибудь другим. Мне — тоже. Обсуждать вас с кем-то не требуется ни ей, ни мне. Но я должна была приехать сюда. Приехать и сказать. Не знаю почему, не знаю зачем, должна была. Может быть, потому, что я пастор, верующая, человек, для которого мистика, скажем, очень, очень реальна. — Все это говорила очень ровным, практически не окрашенным эмоциями голосом.
Ройбен все так же, не говоря ни слова, выдерживал ее испытующий взгляд.
— Полиция ведь ошибалась, верно? — спросила она. — Искали по всему побережью какого-нибудь йети или саскуоча, когда на самом деле Человек-волк превращается в это существо, а потом превращается обратно. Человек-волк — оборотень. Не представляю, как он это делает. Но у полиции нет никаких зацепок.
Кровь в щеках Ройбена пульсировала так, что их жгло словно огнем. Он опустил глаза. Потянулся было за кофе, но пальцы у него так тряслись, что он испугался, что не удержит чашку, и просто опустил руку на подлокотник дивана. Потом медленно снова перевел взгляд на собеседницу.
— Мне всего лишь нужно было узнать, что я не ошиблась. Узнать, что это, с моей стороны, не пустые домыслы, что Человек-волк — это вы. Поверьте, у меня нет никаких дурных замыслов. И судить кого-то или что-то вроде вас я не имею права. Я знаю, что вы спасли Сюзи. Если бы не вы, сейчас ее уже не было бы на свете. А когда вы понадобились Сюзи, то вы с готовностью приняли ее здесь, в этом доме, и познакомили ее с человеком, который помог исцелить ее душу. Я не замышляю против вас ничего дурного.
В голове Ройбена скакали уже не мысли, а образы, обрывочные и перепутанные образы Йоля, Лесных джентри, ужасающего сожжения двух морфенкиндеров, жалкого человечка, похитившего Сюзи, и его окровавленное изуродованное тело в своих лапах. Потом рассудок совсем сдался. Ройбен снова поднял взгляд и опять уставился в лицо пастора Джордж. В голове словно стучали молотки, но он упорно вглядывался в ее глаза.
А она просто смотрела на нее; на ее широком приятном лице не было ничего, кроме безмятежного спокойствия.
Она взяла чашку, отхлебнула и сказала чуть слышно:
— Отличный кофе. — Потом поставила чашку и уставилась в огонь.
— Я всего лишь оказался лучшим из впечатлений, которые Сюзи успела получить от мира, — сказал Ройбен; несмотря на все усилия, его голос слегка дрожал.
— Да, это так, — согласилась Джордж. — Я хочу одного — чтобы все получали от мира только хорошее. Мне тяжело даже желать кому-нибудь зла. — Похоже было, что она тщательно подбирала слова и произносила их очень медленно и внятно. — И скажу вам вот что: самое важное в разговоре с Богом — это устремление к любви, к любви во имя Его.
![Юрий Бурносов - Армагеддон [трилогия]](/uploads/posts/books/103310/103310.jpg)
![Юрий Бурносов - Армагеддон [трилогия]](/uploads/posts/books/104290/104290.jpg)
