Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)
— Я пригласил их на праздник, — ответил Маргон, — по крайней мере, Элтрама, Мару и всех, кого они пожелали бы привести с собой, но они крайне дипломатично сказали мне, что их уже пригласили другие старинные знакомые, обитающие далеко на севере. Поэтому думаю, что сейчас их здесь нет. Но, поскольку у них нет материальных тел и они существуют как стихийные сущности, думаю, что такая буря не может доставить им ничего, кроме удовольствия.
— Но они же вернутся, да? — спросил Стюарт.
— О, не сомневаюсь в этом, — ответил Феликс. — А когда, не скажет никто, кроме них самих. Но здесь не только они одни — не бывает лесов без духов. Тут полно и иных, которых мы не знаем по именам, но и они, если сочтут нужным, вполне могут продемонстрировать свое могущество.
— И они охраняют этот дом? — чуть слышно спросила Лаура.
— Да, — просто сказал Феликс. — Они его охраняют. Но никто из обитающих под этой крышей не должен испытывать ни малейшего опасения на этот счет. Что касается тех, кто замышляет вред для этого дома…
— Но эта ночь не для разговоров о всяких опасностях, тревогах и всяких прочих скучных обыденных вещах, — перебил его Маргон. — Давайте лучше еще раз выпьем. Выпьем за каждого из участников этой прекрасной компании и за всех нас вместе.
Провозглашались один за другим тосты, были съедены дичь и мясо, потом все вместе убрали со стола, и это было сделано так естественно, будто так поступали каждый день, и поставили сыры, свежие фрукты, немыслимо вкусные и красивые шоколадные десерты и разнообразную немецкую выпечку.
В половине двенадцатого Феликс снова поднялся. Все как-то сразу посерьезнели и изготовились к не столь веселым размышлениям. Музыку давно выключили. В камин подбросили новых дров. На столе стояли перед кем кофе, перед кем бренди. Выражение лица Феликса было задумчивым, даже философским, но углы рта приподнимались в знакомой улыбке — как всегда, когда он пребывал в хорошем настроении.
— Итак, умирает очередной год, — провозгласил он, глядя в сторону, — в течение которого мы потеряли Маррока, Фиону и Хелену.
Определенно, он намеревался сказать что-то еще, но тут его перебил Маргон.
— Этой ночью я не стал бы произносить имена тех, кто принес смерть на Модранехт даже ради всего мирового добра, — негромко произнес он. — Но назову их ради тебя, Феликс, если ты того желаешь, и ради любого другого, кто хочет оплакать их.
Феликс печально, но с пониманием улыбнулся ему.
— Что ж, — продолжил Маргон, — давайте в последний раз помянем их имена и помолимся за то, чтобы они попали туда, где обретут покой и понимание.
— Да будет так, — подхватил Тибо, а за ним и Сергей.
— И вы, Филип, простите нас, — сказал Фрэнк.
— Простите вас? — удивился Филип. — За что же мне вас прощать? — Он поднял бокал. — За матерей моей Модранехт и за ту жизнь, которую я ныне обрел. Я не намерен возлагать на кого-либо обвинений в злонамеренности и не стану оскорблять вас благодарностью, но в моей истории открылась новая глава.
Раздались нестройные аплодисменты.
Фил опустошил бокал.
— А теперь за наступающий год и то хорошее, чего мы от него ждем, — сказал Феликс. — За сына Ройбена и за светлые перспективы, которые открываются перед всеми собравшимися здесь. За судьбу и удачу, за то, чтобы они были благосклонны к нам, за то, чтобы из наших сердец никогда не улетучилась память о том, чему мы стали свидетелями во время праздника Йоля, первого Йоля, который мы встретили с нашими новыми сородичами.
Сергей издал обычный свой одобрительный рык и подкинул к потолку бутылку с бренди, Фрэнк забарабанил кулаками по столу и заявил, что высокопарности на сегодня более чем достаточно.
— Стрелки подбираются к полуночи, — сказал он, — умирает еще один год, а перед нами, пусть даже мы и не стареем, всегда лежит множество всяких трудностей и коллизий.
— А уж тебя по части высокопарности никто не переплюнет, — отозвалась, негромко засмеявшись, Беренайси. И тут же рассмеялись едва ли не все — без всякой причины, только из-за хорошего настроения и выпитого спиртного.
— Меня обуревает множество идей, — заявил Феликс, — насчет того, что принесет всем нам новый год.
— Хватит идей! — воскликнул Сергей. — Надо пить, а не думать!
— Ну, а если серьезно? — возразил ему Феликс. — Что мы обязательно должны сделать в новом году, так это поделиться историями наших жизней с новыми братьями и сестрами.
— А вот за это обязательно нужно выпить, — заявил Сергей. — Правда, и ничего, кроме правды.
— А кто произнес слово «правда»? — осведомилась Беренайси.
— Лично я не намерен этой ночью слушать никаких подобных россказней, — сказал Сергей. — А вам, молодежь, лучше всего дождаться, покуда Geliebten Lakaien начнут плести свои сказки о корнях и кронах.
— Вы что же такое хотите сказать? — осведомился Стюарт. — Лично я, черт возьми, хочу узнать чистую правду о том, что было. Правду и ничего, кроме правды!
— А я готов слушать все, что угодно, — сказал Ройбен. Фил кивнул и поднял бокал.
И снова все захохотали, как будто было сказано нечто очень смешное.
Феликс же никак не хотел придать финалу вечеринки серьезную интонацию и то и дело провозглашал тосты, подразнивал Стюарта и обменивался шпильками с Маргоном.
Ройбен давно уже отодвинул свой бокал и теперь потягивал кофе, наслаждаясь резкостью его вкуса и кофеиновой встряской, и сентиментально и влюбленно поглядывал на Лауру. Ее синие глаза были полны жизни, и к ним так шло синее платье, что в Ройбене бурно взыграли эмоции. «Еще семь минут, — думал он, глядя на свои наручные часы, которые показывали точно то же время, что и огромные напольные часы, возвышавшиеся в большом зале, — а потом я схвачу ее в объятия и обниму изо всех сил, а она меня, и ты никогда не забудешь этой ночи, этого Йоля, этой Модранехт, этого года, этого времени, когда началась твоя новая жизнь, а с нею и глубочайшие твои любовь и осмысление».
Внезапно во входную дверь громко постучали.
В первый миг никто не пошевелился. Звук послышался снова: кто-то снаружи, под дождем, с силой барабанил в парадную дверь.
— Кого же это могло принести?! — воскликнул Фрэнк и, вскочив, торопливо, словно швейцар, отлучившийся со своего поста, пересек столовую и скрылся за дверью, ведущей в большой зал.
Когда дверь распахнулась, по дому пролетел порыв ветра, взметнувший легкие огоньки свечей, а затем дверь грохнула, закрываясь, послышались щелчки задвигаемых засовов и два, кажется, споривших голоса.
Феликс молча стоял во главе стола с бокалом в руке, как будто бы знал, кто стучал, и заранее предвидел его появление. Остальные прислушивались, пытаясь угадать, кто это. Только Беренайси негромко, но явно испуганно охнула.
Появился раскрасневшийся и встревоженный Фрэнк.
— Хотите впустить его?
Феликс ответил не сразу. Он некоторое время вглядывался мимо Фрэнка в короткий коридор, отделявший столовую от гостиной.
И лишь после того, как Фрэнк шагнул к своему месту, Феликс направился к нежданному посетителю.
В дверях появился промокший, перепачканный грязью, бледный, как мука, дрожащий от холода Хокан.
— Помилуй бог, ты же весь мокрый, — сказал Феликс. — Лиза, пожалуйста, принеси сверху какой-нибудь мой свитер. Хедди, полотенца.
Остальные молча сидели вокруг стола. Ройбен поймал себя на том, что как завороженный наблюдает за происходящим.
— Снимай скорее пальто, — и Феликс, не дожидаясь реакции на свои слова, принялся расстегивать пуговицы и стягивать пальто с плеч Хокана.
Появилась Хедди. Встав за спиной Хокана, она принялась вытирать его промокшие волосы, а потом протянула ему другое полотенце, чтобы он вытер лицо, но Хокан уставился на полотенце с таким видом, будто не имел представления о том, что это за предмет и для чего он нужен.
— Господин, сбросьте мокрые ботинки, — предложила она.
Хокан стоял словно окаменелый.
Стоял и смотрел Феликсу в глаза. Его лицо дергалось, но прочесть что-либо по его выражению было невозможно.
Потом он издал какой-то негромкий звук вроде невнятного слова или сдавленного стона и вдруг закрыл лицо руками и затрясся от сухих рыданий, перемежаемых кашлем.
— Их никого больше нет! — произнес он надорванным страданием голосом. — Их никого нет — ни Хелены, ни Фионы, ни всех остальных.
— Пойдем, — ласково сказал Феликс и, обняв Хокана за плечи, повел его к столу. — Я знаю. Но у тебя есть мы. У тебя всегда есть мы. Мы всегда ждем тебя.
Вцепившись в Феликса, Хокан плакал на его плече.
Маргон закатил глаза, Тибо покачал головой. Сергей, как и ожидал Ройбен, неодобрительно рыкнул.
А Фрэнк негромко, но сурово произнес:
— Помилуй бог! Феликс, друг мой, по-моему, твое терпение просто неисчерпаемо.
— Скажи, Феликс, — загробным тоном сказал Сергей, — есть ли под солнцем хоть кто-то — фея, эльф, демон, тролль или последний негодяй, — кого ты не попытался бы полюбить жить с ним в мире?
![Юрий Бурносов - Армагеддон [трилогия]](/uploads/posts/books/103310/103310.jpg)
![Юрий Бурносов - Армагеддон [трилогия]](/uploads/posts/books/104290/104290.jpg)
