Кассандра Клэр - Леди полночь
Джулиан вспомнил, как несколько лет назад он с ужасом обнаружил, что половина чердака была покрыта кровавыми отпечатками ладоней дяди Артура. Той ночью он впервые призвал Малкольма Фейда.
- Если вам понадобится что-нибудь еще, дядя, то просто позовите. - Сказал Джулиан, начиная отодвигаться.
Вдруг Артур резко вскинул голову. На мгновение его взгляд стал ясным и сосредоточенным.
- Ты хороший мальчик, - сказал он Джулиану. – Но, в конце концов, вам это не поможет.
Джулиан замер.
- Что?
Но Артур опять погрузился в свои бумаги.
Джулиан развернулся и пошел прочь из чердака. Лестница привычно скрипнула под его весом. В Лос-Анджелесе Институт был, конечно, не так стар, как другие институты, но на чердаке чувствовалось что-то древнее и пыльное, отрезанное от остальной части.
Он дошел до двери у подножия лестницы, на мгновение прислонившись к стене в полумраке и тишине.
Тишина была для него редким удовольствием и наступала только тогда, когда он ложился спать. Джулиан был, как правило, окружен постоянной болтовней и шумом его братьев и сестер. Они были вокруг него всегда, желая привлечь внимание, нуждаясь в его помощи.
Он часто думал о коттедже в Англии, тихом гудении пчел в саду, тишине под деревьями. Все такое зеленое и синее, так сильно отличающееся от пустыни и ее сухих бурых и золотых вечеров. Он не хотел оставлять Эмму, но в то же время думал, что это поможет. Он был словно наркоманом, пытающимся сбежать от своей одержимости.
Хватит. Были определенные вещи, о которых думать не было ни малейшего смысла. Джулиан жил все это время в темноте и тени вместе со своими секретами. Это удавалось ему в течение многих лет. Сделав глубокий вдох, он пошел обратно в коридор.
Эмма стояла на берегу. Там не было никого, он был совершенно пуст. Обширные участки песка разбросаны по обе стороны от нее, слабо поблескивая осколками слюды под тусклым солнцем.
Океан был прямо перед ней. Прекрасный и смертельно опасный, как существа, живущие в нем; большие белые акулы с их грубыми, бледными боками, касатки в черно-белую полоску, как Эдвардианский сад фаэтона. Эмма смотрела на океан и чувствовала то же, что и всегда: смесь тоски и страха, желание броситься в освежающий холод, которое ощущалось так же, как и желание ездить быстро, прыгать слишком высоко, врываться в бой без оружия. Артур назвал бы это Танатос. Стремление сердца к смерти.
Издавая пронзительный крик, как крик животного, море начало отступать снова. Оно бросилось прочь от нее, оставляя за собой: умирающих рыб, кучи водорослей, развалины затонувших кораблей, обломки со дна моря.
Эмма была уверена, что нужно убегать, и чем быстрее, тем лучше, но продолжала стоять, будто парализованная, и смотрела, как вода поднялась ввысь, словно башня из массивной стены с четкими границами. Она могла видеть беспомощных дельфинов и акул, сотрясающихся в конвульсиях и пойманных в бурлящую воду, как в клетку. Эмма закричала, упав на колени, когда увидела тела своих родителей, заключенных в бурлящем водовороте воды, как если бы они были в плотной ловушке из стекл; ее мать казалась вялой и дергалась, а отец протягивал к ней руки через пену и волны…
Эмма сидела выпрямившись, протягивая руку к Кортане, которая лежала на тумбочке. Ее рука соскользнула, и, зазвенев, меч упал на пол. Охотница потянулась к прикроватной лампе и включила ее.
Мягкий янтарный свет заполнил комнату. Она огляделась, моргая. Эмма уснула в пижаме, на заправленной кровати.
Скинув ноги через край кровати, она потерла глаза. Свет падал на дверь ее открытого шкафа, Эмма снова опустилась на кровать, ожидая Джулса.
Ей не терпелось показать фотографии Джулиану. Она могла бы сказать все, что угодно, лишь бы услышать его голос: успокаивающий, родной, любящий. Чтобы он помог ей разобраться в том, что делать дальше.
Но Джулиан не пришел.
Она встала, взяв свитер со стула. Мимолетный взгляд на часы на тумбочке подсказал ей, что было около трех часов ночи. Поморщившись, Эмма выскользнула в коридор.
Там было темно и тихо. Ни одной полоски света под дверными проемами не виднелось – все спали. Она двинулась по коридору в комнату Джулиана, толкнула дверь и проскользнула внутрь.
У нее не было полной уверенности в том, что он там. Она думала, что ее парабатай, возможно, пошел в свою студию – наверняка он скучал по живописи – но Джулс спал, растянувшись на кровати.
В комнате было светлее, чем в коридоре. В окне виднелась луна, нависшая над горой, и ее освещение окрашивало все в комнате в серебро. Вьющиеся темные волосы Джулиана рассыпались по подушке, его ресницы были безупречно черными. Они лежали на его скулах, тонкие и мягкие, словно посыпанные сажей.
Рука закинута за голову, футболка задралась вверх. Эмма отвела взгляд от голой кожи, что виднелась из-под футболки, и забралась на кровать, дотронувшись до его плеча.
- Джулиан, - тихо позвала она. - Джулс.
Он пошевелился, медленно открыв глаза. В лунном свете они выглядели серебристо-серыми, как у Тая.
- Эмма, - сказал он, его голос звучал хрипло ото сна.
Я подумала, что мы могли бы пойти в мою комнату – хотела она сказать, но не смогла: он выглядел таким усталым и от этого образа ее сердце растаяло. Она протянула руку, чтобы убрать волосы с его глаз, но вместо этого, замерев на мгновение, положила свою руку на его плечо. Он перевернулся на бок, ей нравились эта поношенная футболка и тренировочные брюки, которые он носил.
Пару раз моргнув, он снова закрыл глаза.
- Джулс, - сказала она отрывисто. - Можно я останусь?
Это был их код, краткая версия длинного вопроса: Останься со мной. Останься и заставь меня забыть о кошмарах. Останься и поспи рядом со мной. Останься и прогони плохие сны прочь, прогони воспоминания о крови, воспоминания о мертвых родителях, о Помраченных, с глазами, словно мертвые черные угли.
Это была та просьба, с которой они обращались друг к другу не раз. Будучи маленькими детьми, они заползали в кровати друг к другу и спали вместе. Эмма уже не раз представляла, как их сновидения смешиваются во что-то единое, засыпая; будто они могли делиться частицами, кусочками миров из снов друг друга. Это была одна из вещей, которую создавала магия парабатаев, - вещь, к которой Эмма стремилась: в какой-то мере, это означало никогда не быть в одиночестве.
Во время бодрствования и сна, в бою и вне его, парабатай был на твоей стороне, связанный с твоей жизнью, привязанный к твоим надеждам и счастью - практически идеальная поддержка.
Он откатился в сторону, приоткрыв глаза, его голос звучал глухо.
- Оставайся.
Она залезла под одеяло рядом с ним. Его долговязое тело выпрямилось, предоставляя ей место. Под тяжестью его тела кровать была слегка продавлена, в том месте, где он лежал, а простыни были теплыми и пахли гвоздикой и мылом.
Она все еще дрожала. Подвинувшись на дюйм ближе к нему, она почувствовала тепло, исходящее от его тела. Джулиан спал на спине, одна его рука была закинута за голову, а другая лежала на его плоском животе. Его браслеты поблескивали в лунном свете. Он посмотрел на нее – Эмма знала, что он видел, как она пододвинулась к нему – и его глаза засияли, затем он медленно закрыл их, опуская темные ресницы на щеки.
Дыхание Джулиана выровнялось почти сразу. Он спал, а Эмма лежала без сна, глядя на него: на то, как его грудь поднималась и опускалась, словно неизменный метроном. Они не касались друг друга. Они редко соприкасались, спав в одной постели. Словно дети, они сражались за одеяла, иногда даже складывали книги между собой, чтобы разрешать споры о том, кто посягал на чью сторону кровати. Теперь они научились спать на одной кровати вместе, но соблюдали дистанцию, будто книги еще были между ними.
Слышались звуки океана, но отдаленно; смежая веки, она могла видеть, как изумрудная стена воды возвышается, в ее сне. Но все это казалось таким далеким: этот ужасающий грохот волн заглушал мягкое дыхание ее парабатая.
Однажды они оба будут женаты, будут принадлежать другим людям. Они больше не будут спать в одной постели. Не будут секретничать в полночь. Их близость не разрушится, но она согнется и обретет новую форму. Ей придется научиться жить с этим. Однажды... Но еще не сейчас.
Когда Эмма проснулась, Джулиана уже не было.
Еще не до конца проснувшись, она села. Было утро, но позднее, чем она обычно просыпалась; комната была освещена розовато-золотым оттенком. Темно-синие простыни и одеяло Джулиана валялась в изножье кровати. Положив руку на его подушку, Эмма отметила, что та была еще теплой – наверное, он только что ушел.
Она выкинула из головы чувство беспокойства, что он ушел, ничего не сказав. Ему, наверное, просто не хотелось будить ее; Джулиан всегда спал беспокойно, и даже разница во времени не особо помогала. Говоря себе, что это не было значительным событием, она вернулась в свою комнату и переоделась в леггинсы и футболку, сунула ноги в шлепанцы.
