Кассандра Клэр - Леди полночь
— В Англии сейчас значительно позже.
Ливви сделала пару шагов и осторожно подняла Тавви, боясь разбудить, а тот, в свою очередь, устроился поудобнее, положив голову ей на шею.
— Я отнесу его в кровать.
Джулиан с Дианой переглянулись.
— Спасибо, Ливви, — поблагодарил он. — Пойду, сообщу дяде Артуру, что мы удачно добрались, — Джулиан оглянулся и тяжело выдохнул. — С багажом разберемся утром. А теперь всем спать.
Ливви что-то негромко проворчала, но Эмма так не расслышала. Она была в замешательстве, даже больше, чем просто в замешательстве. Хоть Джулиан, как и прежде, отвечал на ее сообщения и звонки короткими неопределенными фразами, она не была готова к другому Джулиану, к Джулиану, который казался неправильным, непохожим на себя. Эмме отчаянно хотелось, чтобы он смотрел на нее как раньше: с улыбкой, которая, казалось бы, была слишком сдержанной и сухой для их взаимоотношений, но в то же время была родной. Диана попрощалась, одновременно беря в руки ключи и сумку. Пользуясь случаем, Эмма потянулась и легонько провела пальцами по коже Джулиана, сообщая о своем желании: Н-А-М Н-У-Ж-Н-О П-О-Г-О-В-О-Р-И-Т-Ь. Не глядя на нее, Джулиан вывел пальцами на ее предплечье: О Ч-Е-М? Входная дверь открылась, и, когда Диана вышла, прохладный ветерок и дождь пробрались в дом. На щеку Эммы упала капля, когда она развернулась, дабы взглянуть на Джулиана.
— Это важно, — уже вслух, предостерегающе сказала девушка. Эмма задумалась: не звучит ли она подозрительно. Раньше у нее не было необходимости сообщать ему что-то важное. И если та сказала, что им необходимо переговорить, Джулиан понимал – это действительно важно.
— Просто... — она понизила голос, — Приходи ко мне в комнату, после того, как увидишь Артура.
На мгновение он заколебался. Стеклышки и ракушки на браслете зазвенели, когда Джулиан откинул волосы с лица. Ливви самой первой поднялась с Тавви наверх, а остальные последовали за ними. Эмма даже чувствовала, как ее раздражение плавно переходит в вину. Джулс, конечно же, был измотан. Вот и все.
— Если ты, конечно, не очень устал.
Он слегка покачал головой, по его выражению лица невозможно было ничего понять, например, о чем Джулиан думает, хотя это Эмма всегда знала наверняка.
— Я приду, — заверил ее Джулиан, положив руку девушке на плечо. Совсем беспечно, обычный жест. Будто бы они не были в разлуке целых 2 месяца.
— Приятно снова видеть тебя, — прошептал он и развернулся, чтобы подняться к себе следом за Ливви. "Конечно же, в первую очередь, ему необходимо было увидеть Артура" - подумала Эмма. Кто-то должен был доложить эксцентричному охраннику о том, что Блэкторны вернулись домой. И, конечно, он устал. И, конечно, изменился; такое бывает, когда какое-то время не видишься с человеком, отвыкаешь от него. Через день-два все должно вернуться на круги своя. Спокойствие. Неразлучность. Безопасность. Она приложила руки к груди. Однако та боль – тянущая, режущая, так ненавистная ей – возникшая из-за того, что Джулиан был в Англии, пропала. Теперь Эмма почувствовала нечто новое: странную, не сравнимую ни с чем боль в сердце.
Глава 3
Луна никогда не сияет, не принося мне мечты
Свет на чердаке Института был тусклым. Два мансардных окна были встроены в крышу, но дядя Артур решил покрыть их оберточной бумагой, когда впервые вместе со своими книгами и статьями переехал в эту комнату, сказав, что волнуется, ведь солнечный свет может навредить объектам его кропотливых исследований.
Артур и его брат Эндрю, отец Джулиана, были воспитаны родителями, одержимыми классической эпохой: древнегреческим и латынью, зарождением героев, мифологией и историей Древней Греции и Рима.
Джулиан вырос, зная истории Илиады и Одиссеи, Энеиды и аргонавтов, мужчин и монстров, богов и героев. В то время, когда Эндрю хранил любовь только к классике (ту, которая, по общему признанию, расширена настолько, чтобы называть своих детей в честь императоров и цариц - Джулиан до сих пор был благодарен своей матери за то, что он был Джулиан, а не Юлий, как хотел его отец), - Артур был одержим.
Он привез с собой сотни книг из Англии, и с тех пор комната стала буквально напичкана ими. Они были организованы согласно архивной системе, которую понимал только Артур — Антигона Софокла была свалена на «Историю Пелопоннесской войны» Фукидида, разбросанные монографии, книги с рваными переплетами и отдельные страницы были скрупулезно распределены по различным поверхностям. В комнате, по меньшей мере, было шесть столов: когда один становился слишком нагруженным бумагами, осколками глиняной посуды и статуэтками, дядя Артур просто покупал другой. Он сидел в одиночестве возле западной стороны комнаты. Через отверстие в оберточной бумаге, закрывающей окна рядом с дядей, Джулиан мог видеть блики сияющего голубого океана. Рукава старого свитера Артура были закатаны. На нем были потертые брюки, а на ногах – потрепанные комнатные тапочки. Его трость, которую он редко использовал, подпирала стену.
- У Ахилла была форминга[2] – бормотал он, – с ригелем из серебра; Геркулеса учили играть на кифаре[3]. Оба инструмента были переведены как «Лира», но один и тот же ли это инструмент? А если один, то почему разные слова для его описания?
- Здравствуйте, дядя, - сказал Джулиан, приподняв поднос, который нес, с наспех собранным ужином. - Мы вернулись.
Артур преувеличенно медленно повернулся, будто старый пес, который с опаской поднимает голову на чей-то вопль.
- Эндрю, я рад видеть тебя, - сказал он. - Я размышлял о греческих идеалах любви. Агапе, конечно же, самая высокая любовь, - любовь, которую чувствуют боги. Затем эрос - романтическая любовь; филия - любовь к друзьям; и сторге - любовь к семье. Как ты считаешь, что из этого чувствуют парабатаи? Это ближе всего к любви, которая возникает между друзьями или бескорыстной высокой любви. И, вероятно, такая любовь запрещена? Если так, то мы, нефилимы, одарены чем-то, что примитивные никогда не смогут понять, но все же: откуда греки знают об этом? Эндрю, все это так противоречиво, но вполне может быть правдой.
Джулиан выдохнул. Последнее, о чем он хотел бы поговорить – о видах любви между парабатаями.
И он не желал вспоминать имени своего мертвого отца. Джулиан хотел бы оставаться в тени, но ему пришлось выйти на свет, чтобы дядя мог видеть его лицо.
- Это я, Джулиан, и я сказал, что мы вернулись. Все мы. Тавви, Дрю, близнецы.
Артур смотрел на него непонимающими сине-зелеными глазами, и у Джулиана сердце кровью обливалось. Он так не хотел подниматься сюда, потому что ему нужно было увидеться с Эммой. Но что он мог бы сказать, если последнее огненное сообщение, что он получил от Дианы, гласило, что после прибытия будет необходимо подняться на чердак.
Это был его долг. И всегда будет.
Он поставил поднос на стол, осторожно, стараясь не задеть груды бумаги. Стопка исходящей почты и нацарапанных патрульных отчетов лежали возле локтя Артура. Не большая, но уменьшившаяся не настолько, насколько Джулиан рассчитывал.
- Я принес вам обед.
Артур уставился на поднос с едой, нахмурив брови, как будто это был далекий объект, который он едва мог видеть сквозь туман. Тарелка супа, на скорую руку разогретая на кухне, а теперь остывающая от мерзлого чердачного воздуха, стояла на подносе. Джулиан заботливо завернул в салфетки столовые приборы и поставил корзинку с хлебом на поднос, хотя он знал, что со следующим его утренним приходом, еда так и останется нетронутой.
- Вы думаете, что это ключ? – сказал дядя Артур.
- Ключ к чему? К какой-то разгадке? – подыграл Джулиан.
- К вопросу с кифарой и формингой. Они вписываются в шаблон, но шаблоны настолько большие… - дядя Артур откинулся со вздохом, глядя в стену перед собой, где были приклеены сотни листов бумаги, покрытые паутиной. - Жизнь коротка, а мудрости приходится долго учиться, - прошептал он.
- Жизнь не настолько коротка, - сказал Джулиан. - Или, по крайней мере, так не должно быть.
Такого не должно было случиться с его родителями. Сумеречные охотники часто погибали в битвах. Но какова была вероятность навредить Артуру, прятавшемуся на чердаке? Он, вероятно, переживет их всех.
Джулиан подумал про Эмму, про риск, которому она себя подвергала, о шрамах на ее теле, что он видел, когда они плавали или тренировались. Она была в ней - кровь Сумеречных охотников, которые рисковали жизнью из поколения в поколение, кровь тех, кто жил не за счет кислорода, а за счет адреналина и борьбы. Но он быстро выбросил из головы мысль о том, что она умрет, как ее родители. Он просто не сможет этого вынести.
- Ни один человек под небом не живет дважды. – Пробормотал Артур, вероятно, цитируя что-то, как делал это обычно. Он снова посмотрел вниз на стол, полностью погруженный в свои мысли.
