Школьная осень (СИ) - Рюмин Сергей

Наследник чародея. Часть 4. Школьная осень.

Глава 1

Копирование и размещение материала без моего согласия, как правообладателя, запрещено Согласно закону об авторском праве, согласно Федеральному закону от 24 ноября 2014 г. N 364-ФЗ наименование статьи 15.2 настоящего Федерального закона.

Все события, лица, организации —

исключительно плод воображения автора.

Любые совпадения случайны.

Наследник чародея.

Книга четвертая.

Школьная осень

Глава 1

Показались стрелки, на помине легки

— Да что ж такое-то, а⁈ — я едва сдержался, чтобы не выругаться. — Как больно-то!

Рядом со мной, в паре шагов от моей головы стояла тётя Маша, дама серьезная, обстоятельная и авторитетная. И, конечно же, воинственная, потому как в руке она держала револьвер.

Пронзительно жгучая боль в спине постепенно уступила место ноющему чувству, а потом и совсем угасла. Неудивительно, ведь я, пока летел лбом в бордюр, успел вогнать в себя оба конструкта «исцеление» с «регенерацией», наполнив их почти всем своим запасом магического ресурса.

Постепенно угас даже зуд. Осталось только неудобство, связанное с тем, что, кажется, и белье, и рубашка, и даже, не дай бог, пиджак промокли от крови — всё-таки два раза в мою многострадальную спину удалось кому-то попасть.

Я поднялся сначала на одно колено, потом встал на ноги, выпрямился, шевельнул плечами.

Тётя Маша, стоя передо мной, довольно ухмыльнулась, картинно поднесла револьвер ко рту, сдула воображаемый дымок со ствола, уподобляясь героям-ковбоям американских вестернов, сказала:

— Есть еще порох в пороховницах! А ты силён, силён, сосед!

И пояснила:

— У тебя разбитый лоб прямо на глазах заживает.

Я кивнул, обернулся. Поодаль, шагах в десяти на спине лежал, раскинув руки, чернявый парень цыганской наружности. Ровно на переносице у него красовалась аккуратная круглая дырочка, из которой вытекал небольшой ручеек крови. Правая рука сжимала пистолет, наш советский пистолет Макарова.

Я его узнал: цыган Лекса. Это он вместе с Тощим Янкой напал на мою maman. Их больше месяца объявили в розыск, но безуспешно.

Я вгляделся в него магическим зрением и мгновенно выбросил вперед щуп-руку из «мертвой» силы. Над трупом цыгана кружил серебристый сгусток. Я схватил его сформированным «кулаком», подтянул к себе.

Странно, но при этом у меня вдруг само собой появилось чувство брезгливости, даже какое-то омерзение, стоило мне только подтянуть его к себе поближе. Как будто взял в голые руки, извините за выражение, какашку — мокрую, скользкую, разве что не вонючую.

Серебристый сгусток к тому же пытался вырваться. Я чувствовал его страх. Правда, он меня реально боялся! Я подтянул «руку» совсем близко и непроизвольно крепко сжал «кулак». Я не мог объяснить причину этого желания. Это было как-то подспудно, исподволь…

Сгусток лопнул, но, не брызнув во все стороны, а втянувшись в мою «руку». Внутри меня в районе солнечного сплетения довольно то ли рыкнул, то ли вздохнул мой кокон сил, пыхнуло едва ощутимым приятным теплом. На мгновение даже появилось ощущение сродни сытости.

— Антон! — из «созерцательного» состояния меня вырвала тётя Маша. — Ты чего застыл?

Я пожал плечами. Соседка села на лавочку, по-старчески устало ссутулилась, уже не напоминая своим видом бравую «ковбойшу» советского разлива.

— Он тут с самого утра тёрся, — вполголоса сообщила она, когда я подошел к ней. — Часов с девяти утра всё ходил, высматривал чего-то. Я и подумала, мол, тебя ждёт. Два раза дежурному звонила. Бестолку. Сволочи! В ответ только что и сказали: «когда убьют, тогда звоните!».

Она подняла пальцем за предохранительную скобу револьвер, ухмыльнулась:

— Наградной. Помнят рученьки-то! И сноровка осталась.

— Ты иди, переоденься, — продолжила тётя Маша. — Милицию соседи уже вызвали. Спустись тогда, пожалуйста. Им наверняка свидетели нужны будут. Только не говори, что он в тебя попал. Понял? Ты ж цел остался. Лишние вопросы, сам понимаешь.

Я кивнул:

— Конечно, тёть Маш! Стрелял, но промазал…

— Вот, вот…

Я поднялся в квартиру, снял куртку, потом пиджак, рубашку и, наконец, майку. Звякнули об кафель две пули. Значит, вышли, выдавились из организма, когда «регенерация» с «исцелением» заработали.

Я подобрал слегка искореженные пульки, положил на полочку перед зеркалом, осмотрел одежду. Майку с рубашкой однозначно надо замочить в холодной воде, чтобы отстирать пятно крови размером в полспины.

Пиджак от школьной формы можно только заштопать, да и то самую малость. Пули оставили едва заметные дырочки. Также, как и куртку. Я от души порадовался, что сегодня в школу надел не новую кожанку, а старую, оставшуюся от отца, куртку-ветровку.

Зашел в ванную, выгибаясь, посмотрел в зеркало на свою спину, на которой, в отличие от одежды, даже следов не осталось. Майку с рубашкой швырнул в тазик, засыпал порошком и залил холодной водой.

Потом быстро переоделся в джинсы, рубашку да кожаную куртку. Посмотрел на пули на полке, сунул их в карман (на всякий случай, пригодятся, авось) и спустился вниз.

На лавочке уже по бокам тёти Маши сидели два милиционера, оба офицеры. Один, подложив папочку, заполнял бланк протокола. У трупа цыгана ходили кругами еще двое — в штатском. Один с фотоаппаратом, другой с рулеткой. Поодаль стояла милицейский «уазик-канарейка» и серая «буханка» с красным крестом, но совсем не похожая на скорую помощь.

Один из милиционеров, сидевший рядом с тётей Машей, посмотрел на меня, встал, протянул руку:

— Здорово, Антон! Не узнал?

— Здрасьте, — я пожал протянутую руку и повторил. — Здрасьте, Вениамин Вениаминович! Как же не узнал-то? Вас попробуй, не узнай!

Передо мной стоял капитан Шишкин из уголовного розыска.

— Значит, он в тебя стрелял? — капитан махнул в сторону трупа.

— Ага, — согласился я. — Это один из тех, кто мою мать избил до полусмерти.

— И не попал в тебя? — хмыкнул задумчиво Шишкин. — С пяти шагов. Странно как-то.

— Я, когда увидел, что тётя Маша мне за спину показывает, сразу в сторону отскочил и в подъезд бросился, — сочинил я сходу.

— Понятно, понятно, — задумчиво ответил Шишкин. — Всё равно, должны быть какие-то следы от пуль — в стене, в двери, в стволе дерева, в конце концов. А то получается, что он вообще в воздух стрелял что ли?

— Держите! — я протянул ему на ладони две пули. — Вон там подобрал.

Предварительно я их, конечно, уронил, когда вышел из подъезда, потоптал в бетонной опалубке.

— Где, где?

— Да вон! — я показал рукой.

Шишкин критически посмотрел на два кусочка металла, потом на меня, забрал их:

— Не надо было тебе их руками трогать! Позвал бы экспертов, меня…

Тётя Маша закончила давать показания, расписалась в протоколе, поднялась. Я направился к ней. Шишкин понес пули экспертам. Тело цыганенка уже загрузили в труповозку — «уазик-буханку» мрачного серого цвета с красными крестами по бортам.

— Всё, тёть Маш?

— Если бы всё, — мрачно отозвалась она. — Я сейчас с ними уеду. Ключи оставляю тебе. Мало ли что.

— Эх, — вздохнула она. — Надо было тебя у меня прописать!

— Это еще зачем? — удивился я.

— Увидишь! — мрачно хмыкнула она.

К подъезду, игнорируя газон и тротуары, подрулила серая «волга». Из неё, распахнув заднюю дверцу, вылез крупный холеный с обширной лысиной (как у вождя мирового пролетариата — ну, один-в-один!) мужик в сером костюме, брезгливо огляделся вокруг.

— Кто старший?

Шишкин вздохнул, незаметно сплюнул и направился к прибывшему:

— Капитан Шишкин, уголовный розыск!