Нелли Мартова - Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры
– Паш, а что ты больше всего любил в детстве делать? – спрашивала мама.
– Я не помню.
– Я обожала в куклы играть, кормила их пирожками из пластилина, шила им одеждки. Эх, Паш, мне так внуков хочется! Я бы с ними нянчилась.
– Рано еще Софье о детях думать. Пусть сначала карьеру сделает, такую, с которой после декрета назад уже не откатишься. А детей еще успеет родить, сейчас раньше тридцати умные люди и не рожают.
– Не знаю, в карьере ли женское счастье, – вздохнула мама.
– Что за глупости! Для моей дочери – в карьере. Тсс, новости начинаются!
Софья задвинула тумбочку обратно. Они оба думают только о себе – только отец хочет гордиться одними ее успехами, а мама – совсем другими. Откуда-то все еще доносилась едва слышная, но знакомая мелодия. Телевизор? Нет, не похоже. Это где-то здесь, наверху. Сбились настройки в мобильнике? Софья покопалась в бумагах на столе, взгляд сам остановился на странице с выпуклыми колоннами. Это же музыка оттуда, из альбома, из Меркабура! Она накрыла ладонями колонны, звук стал громче, голова закружилась, и спустя долю секунды Софья обнаружила, что снова сидит на знакомой скамейке, только на этот раз солнце светит радостно, по-утреннему, и на набережной – оживленное движение. Бегают спортсмены, гуляют мамочки с колясками, прогуливаются матроны с крошечными лохматыми собачками, влюбленные парочки держатся за руки, кто-то уже плещется в волнах. Если бы она не знала про Меркабур, можно было поверить, что она и в самом деле сидит на берегу моря.
– Софья!
– Надежда Петровна!
Они крепко обнялись, Надежда Петровна разглядывала ее с таким любопытством, словно у нее на лбу открылся третий глаз. Софья обратила внимание, что руки Надежды Петровны теперь светились мягким светом до самых локтей, оставляя в воздухе золотистый след. Иннокентий Семенович смущенно топтался в сторонке и время от времени покашливал.
– Как долго ты не появлялась!
– Я нашла визитки! Все три! Но у меня ничего не вышло.
– Три? – удивилась Надежда Петровна. – Но я оставляла только две. Собственно, только двоим я могу доверять, и поэтому… а кто третий?
Так вот оно в чем дело! А Софья еще думала, почему ей достались эти чудаки для обмена. Наверное, произошла какая-то ошибка.
– Джума, Семен и тетя Шура, – ответила она.
– Джума? Кто это? Расскажи мне все, пожалуйста. Только коротко.
Они уселись на скамейку, и Софья рассказала сначала про Семена и тетю Шуру. Расспросить бы сейчас Надежду Петровну о контракте, но не хотелось снова услышать: «Тебе не надо встречаться с Магриным». Их с Эмилем отношения такие глубокие и личные, не очень-то приятно, когда кто-то судит о них со стороны. В конце концов, она решила подойти к этому вопросу издалека.
– Надежда Петровна, а вы знали, что Семен подписал контракт и все равно не смог бы сделать для меня обменную открытку?
– Когда он успел? – Она нахмурилась. – Бедный мальчик, а я здесь ничего не почувствовала. Конечно, он слишком молод, Магрину нетрудно было его обработать.
Внутри у Софьи что-то заныло, как коленки, если их ободрать об асфальт.
– Софья, девочка моя, если Магрин или кто-то другой когда-нибудь предложит тебе контракт, я тебя умоляю, очень хорошо подумай, прежде чем даже обсуждать это.
– Почему?
– Я когда-нибудь расскажу тебе свою историю, и ты сама все поймешь. А теперь объясни мне, кто такая Джума и где ты нашла визитку?
– Я пришла в ваш подъезд, увидела надпись на стене…
– Это понятно, – она махнула рукой. – Я и не сомневалась, что ты догадаешься. А визитка, она что, была вместе со всеми в почтовом ящике?
– Ну да. Такая ажурная, очень красивая, и цвета яркие. Я еще удивилась – такие разные цвета и так гармонично сочетаются.
– Кого-то мне это напоминает… – задумалась Надежда Петровна. – Что дальше?
Софья рассказала про комнату Джумы и про заказ на «розовые очки».
– Боже мой, Софья, я надеюсь, ты не взяла у нее открытку? – заволновалась ее собеседница.
Софья покачала головой.
– Слава богу! А эти «очки», ты уже их сделала?
– Почти, – соврала она.
– Послушай, не отдавай ей пока ничего. И самое главное, не бери ничего у нее. Очень странно, я знаю всех скрапбукеров в городе, но с такой визиткой? Она или новенькая, или приехала временно, или… или кто-то маскируется. Не нравится мне все это. Вот чувствую, не стоит иметь с ней дело. Тебе самой не кажется, что она слишком хорошо себя ведет? Чересчур положительная? Вообще-то, скрапбукеры обычно довольно капризные люди, и каждый – со своими тараканами в голове.
– Да уж, жениться на скрапбукерше – это был самый рискованный поступок в моей жизни, – вставил Иннокентий Семенович.
– По-моему, она самая нормальная из всех. – Софья пожала плечами. – И потом… вы тоже кажетесь мне вполне нормальной.
– А ты не поддавайся первому впечатлению. – Иннокентий Семенович улыбнулся и обнял жену. – С Надей, между прочим, не соскучишься.
Он добавил еще что-то по-французски, Софья не поняла.
– И все же, поверь моему чутью, не бери ничего из ее рук, – добавила Надежда Петровна. – Я бы не говорила, если бы не беспокоилась за тебя. Будь очень осторожна! А с твоим отцом мы что-нибудь придумаем, я тебе обещаю.
Толстые чайки прохаживались перед ними по берегу, грелись в жарких лучах почти летнего солнца. Мелодия становилась то тише, то громче, то вовсе пропадала в шелесте волн. Карусель! Конечно, никакая это не шарманка, где-то здесь поблизости есть настоящая старинная карусель, она крутится, и эта музыка именно оттуда.
– Мне подарили открытку с каруселью, – сказала Софью.
Надежда Петровна вздрогнула.
– Кто?
– Я… я не знаю. Мне положили ее в почтовый ящик.
– Ты не заметила, в уголке нет моей монограммы? Буквы «Н» и «П», объединенные в одну?
– Да, я тоже обратила на это внимание.
Надежда Петровна и ее муж переглянулись.
– Твои предчувствия тебя не обманули, – вздохнул Иннокентий Семенович.
Надежда Петровна приложила палец к губам, как будто хотела сказать ему: «Тссс!» – но тут же убрала его обратно.
– А что не так с каруселью? Ее тоже не стоило брать? – удивилась Софья. – Она работает как компас, верно? Я заметила, когда делала сегодня страницу.
– Это замечательная открытка. С ней все в порядке, можешь ею пользоваться. – В голосе Надежды Петровны явственно слышалась грустная нотка, и, словно в ответ, небо потихоньку затягивалось облаками, море шумело сильнее.
– Откуда вы знаете про нее?
– Софья, эту открытку я сделала сама, много лет назад, еще до того, как подписала контракт.
– Она не выглядит такой уж старой, – удивилась Софья.
– Реставрация… маленькая хитрость. Контракт не запрещает восстанавливать старые открытки. Я оставила только картон из основы, а вместе с новыми картинками добавила кое-какие скрытые возможности.
– Вы… продали ее? Или подарили?
– У нас есть дочь. Там, в реальном мире. Я не знаю, как и почему попала к тебе открытка, но я оставляла эту открытку специально для своей дочери и очень не хотела, чтобы о ней узнал кто-то еще.
У Софьи вдруг заболело сердце. Грудь пронзила острая, тоскливая боль, и воздух стал неподвижным, обрушился на нее внезапной тяжестью, накрыл мутной, соленой водой. Над морем сгущались тучи. «Это отражение», – внезапно поняла она. Я чувствую боль Надежды Петровны, и она отражается во мне и в обстановке тоже. Она улыбнулась сквозь силу, и тучи сделались реже, расползлись в стороны.
– Хотите, я найду ее? Я отдам ей открытку обратно. Она тоже V. S. скрапбукер?
– Я не знаю, Софья. – Надежда Петровна вдруг стала казаться старше, проступили озабоченные морщинки. – Когда мы оказались здесь, она еще не была скрапбукером. Сейчас я чувствую что-то, отдаленно, но не могу сказать точно.
– Я могу дать ей альбом, она придет сюда, увидится с вами.
– Ни в коем случае! – Она вскочила. – Нельзя! Родным и близким людям нельзя встречаться в Меркабуре, когда они по разные стороны миров. Ее утянет, мигом, и я никогда себе этого не прощу.
– Тогда я отдам ей открытку с каруселью, – настаивала Софья. – И я поговорю с ней или просто понаблюдаю за ней и расскажу вам, как у нее дела.
– Хранители не имеют права просить владельца альбома о чем-то личном.
Небо разгладилось, солнце заиграло на притихших волнах. Толстый полосатый кот вальяжно развалился на соседней скамейке.
– Вы меня не просите. Я сама решила вам помочь. Как ее зовут, где мне ее найти?
Надежда Петровна что-то сказала, но у Софьи вдруг заложило уши.
– Повторите, пожалуйста, я не расслышала.
Надежда Петровна с мужем хором кричали, Софья ничего не слышала, пыталась читать по губам.
– Ничего не получается, – услышала она наконец. – Я же говорю, хранителям в альбоме нельзя говорить о личном. Срабатывает защита. Такие условия…
Иннокентий Семенович произнес несколько непонятных слов, Софья только поняла, что он ругается.
