Алекс де Клемешье - Сын Дога
Не о таких ли полутонах говорил ему совсем недавно Денисов?
– Ты какой ложкой щи хлебать любишь? – шутливо спросил Федор Кузьмич.
На столе лежали и самые обычные, алюминиевые ложки, и деревянные, идеально отполированные, с резной фигурной ручкой, сделанные явно вручную. Может быть, даже самим Денисовым. Угорь, привыкший к городскому укладу, взял алюминиевую.
Щи оказались неслыханно вкусными, и некоторое время Евгений уплетал так, что самому было неловко перед хозяевами, однако ничего он с собою поделать не мог. Когда он в последний раз ел домашнюю пищу? Похоже, в сентябре, когда Танюша наготовила много всего после его возвращения из Загарино. Ну да, именно так. После этого была либо больничная, либо общепитовская стряпня. Однако хозяева никакого конфуза не замечали, Федор Кузьмич одобрительно крякал, Людмила смотрела умиленно и караулила, чтобы вовремя подлить горячей добавки.
Когда первый голод был утолен, Угорь снизил скорость, перестала так отчаянно стучать по донышку миски ложка, движения сделались размеренными и, хотелось надеяться, солидными. Денисов подпихнул в его сторону тарелку с крупно нарезанным хлебом.
– Ешь, ешь, Евгений Юрьич. А то как знать, чем тебе в Североморске кормиться придется…
Оперативник, не отрываясь от щей, искоса взглянул на участкового – подначивает, что ли? Но не понять было по раскрасневшемуся благодушному лицу пожилого Светлого мага, всерьез он сказал или шутя. Впрочем, он тут же продолжил, своей ложкой указывая на миску Евгения, но говоря при этом совсем о другом:
– А вот уедешь ты – как же с Верой быть?
Ну, все понятно. Денисов мыслями снова ушел в ту степь, где Евгению некому ни спину зеленкой помазать, ни накормить вкусно.
– А при чем тут Вера? – прожевав, с деланым равнодушием спросил дозорный.
«Я сам хотел, чтобы ситуация разрешилась без моего участия! – напомнил он себе. – Ходил по территории колонии строгого режима и мечтал, чтобы к моему возвращению все стало предельно ясно. Так и произошло. Некоторым желаниям свойственно сбываться…»
– Людмила, – шепнул Денисов, обращаясь к супруге, – ты насчет чайку-то давай подсуетись, а то мы уж заканчиваем…
Людмила скрылась за печкой.
– Что случилось? – еще тише спросил Федор Кузьмич у Евгения.
Угорь вздохнул, с сожалением оторвался от еды, откинулся на спинку стула и прикинул, стоит ли рассказывать. Наверное, ради того, чтобы прекратились подобные подначки, стоит. И он поведал участковому о том, как встретил Кольку Крюкова посреди пурги и какими фактами тот с ним поделился.
Денисов, наблюдая за тем, как Евгений, выговорившись, задумчиво крошит хлеб в тарелку с остатками щей, помолчал, а потом произнес:
– Евгений Юрьич, а не забываешь ли ты о том, что Колька – Темный? Он ить мог и запросто так ляпнуть.
– Самое смешное, Федор Кузьмич, что в тот момент он был человеком. Полутона, полутона… – Он с кривой усмешкой неопределенно повращал свободной рукой перед лицом. – Самым обычным человеком, если вы меня понимаете. Простым, переживающим. Это под конец он вдруг застыдился такой своей человечности и принялся язвить, а в первый момент… В первый момент это была как бы благодарность за то, что я пытался позаботиться о Катерине. В первый момент он не унизить меня хотел, а предупреждал.
– Да я просто поверить не могу в такую… информацию! – зашевелился, задвигался на стуле Денисов. – Чтобы Вера – и с другим?! Да ишшо и с Темным?! Ерунда энто, едрить твою редиску!
– Вы разве ее знаете? – через силу выговорил Угорь и сглотнул. – Даже я ее, получается, не знаю, а вы с нею только по моим рассказам и знакомы.
Пожилой маг завозился на стуле еще интенсивнее, закряхтел еще досадливей.
– Евгений Юрьич, ты уж прости, но так выходит, что я ее получше тебя знаю, – развел он руками. – Ты историю с оборотнем-гепардом, «шестеркой» Аесарона, помнишь ли?
– С Пардусом? Еще бы не помнить!
– Ну, вот. Энто ты весь такой благородный, никакого вторжения в сознание близкого человека не допускаешь. И энто правильно, правильно! – Он выставил ладони, предупреждая возмущение Светлого дозорного. – А мне в тот раз очень нужно было, чтобы она Пардуса к нужному месту вывела.
– Едрить твою редиску! – машинально повторил Угорь присказку милиционера. – Точно! Вы же тогда воздействие на нее произвели!
– Не просто произвел – я ее долго вел, направлял в сторону сумеречной аномалии. Пардус за нею, ты – за Пардусом… На большом расстоянии трудно направить, потому и пришлось под контролем девочку долго держать… Нет, в личном я не копался, в мысли Верины не заглядывал, даже не пытался! Но контакт у нас был. Понимаешь? Пустячный, не глубокий, но все же был. И там…
– Стоп! – Евгений поднял руку, прерывая Денисова. – Не нужно, Федор Кузьмич. Спасибо за то, что пытаетесь меня приободрить, но не стоит. То, о чем вы говорите, произошло год назад. За это время много всего случилось. Я сам-то уже другим стал. Вера тоже могла измениться.
– И ты даже не поговоришь с ней? – изумленно вытаращился участковый. – А вдруг и не было там ничего? А вдруг ее принудили? Темные же!
– Федор Кузьмич, – проговорил Евгений, отводя взгляд, – вот вы меня считаете слишком правильным, слишком прямолинейным. А на самом деле… хех!.. на самом деле серые пятнышки в моей палитре присутствуют, ничего не попишешь, глупо скрывать. В ее сознание я никогда не заглядывал – это верно. Но ее защиту от магического воздействия я все-таки себе позволил.
– Охранный амулет? – мрачно уточнил Денисов.
– Что-то типа того. Если бы на нее попытались наложить заклятие полного подчинения, да и любое другое Темное заклятие – защита бы сработала. А это значит, что в гостиничный номер она поднялась по доброй воле.
Федор Кузьмич беспокойно, суматошно замахал руками, будто отбивался от целого роя навязчивых мух.
– Ничего энто не значит! Может, я прав, и ничего там не было! Не дошло у них до дела, понимаешь?! Может, как-то по-другому ее в номер заманили! Она же одетая вышла? И долговязый, что на помощь своему дружку примчался, тоже в одежде был! Может, Колька что-то перепутал? Нельзя так, Евгений Юрьич, не разобравшись-то!
– А мне кажется, все проще, Федор Кузьмич, – посмотрев участковому прямо в глаза, сказал Угорь. – Она меня просто не дождалась.
Денисов поник, присмирел, уставился в скатерть. Людмила гремела за печкой посудой, разливался по кухоньке аромат свежезаваренного чая, тикали ходики, угрюмо сопел недовольный хозяин… И вдруг, выпучив глаза, завопил дурным голосом, подхватился с места, сгреб со стола деревянную ложку, взмахнул ею, будто отражая удар невидимой сабли…
– Матрена!!! – взвыл он с ужасом и смертной тоской и застыл, замер, окаменел с вытянутой рукой…
Потом сел на стул и, глядя на Евгения невидящими глазами, растерянно проговорил:
– Не успел…
Угорь, поджавшись от неожиданности, с испугом наблюдал за происходящим.
– Не успел… – словно заклинание, бормотал участковый и таращился так, словно не мог поверить во что-то жуткое, что случилось прямо сейчас. – Не успел я, Евгений Юрьич! Ах, холера… Ах ты, господи, не успел…
– Федор Кузьмич… – осторожно начал оперативник.
– Да что ж мы сидим-то? – встрепенувшись, перебил его Денисов и вскочил на ноги. – Бежать надо! Может, догоним ишшо!
– Федор Кузьмич! – повысил голос Угорь, приметив затуманенный взор пожилого мага. – Что с вами? Что стряслось?
– Матрену Воропаеву убили, – выдохнул участковый.
* * *
На ходу наматывая клетчатый шарф и застегивая пальто, Евгений неосознанно отметил, что Денисов так и бежал с ложкой в руке. Потом, когда расчищенная тропинка вдоль села сузилась и по обе стороны от бегущих возникли чуть ли не ростовые сугробы, резная деревянная ручка то и дело снова возникала перед носом дозорного – так активно помогал себе на бегу руками спешащий впереди участковый. «Ложка… – думал Угорь, когда она вновь попадала в поле его зрения. – Глупо как. Надо бы сказать, чтобы в карман убрал. – Потом в его мозгу что-то щелкнуло и начало складываться. – Ложка?..»
– Ложка?! – невразумительно прокричал он в спину милиционера. – Федор Кузьмич, ложка?!
Но пожилой маг то ли не слышал, то ли был занят совсем другими мыслями.
Домишко Матрены Воропаевой был самым крайним в селе, поэтому даже бегом быстро добраться не получилось. По местной привычке, даже здесь, у ведьмы в жилище, дверь была не заперта. А может, ее оставил открытой тот, кто приходил сюда незадолго до Федора Кузьмича и Евгения.
Внутри, в помещении, пожилой лейтенант милиции принялся озираться – затравленно и словно не узнавая чего-то. Всегда яркая, светлая, уютная и прибранная передняя комната друг помрачнела и скособочилась. Нет, на подушках по-прежнему лежали кружевные салфетки, а по углам не было никакого намека на мусор и паутину, и все-таки что-то отсюда исчезло – раз и навсегда, будто сняли заклятье, или оно развеялось в связи с гибелью хозяйки. А может, такое впечатление комната производила по причине трагедии, которая здесь произошла.
