Лилит Сэйнткроу - Возвращение мертвеца
Внезапно меня охватила страшная тоска; мне начало казаться, что я вновь стала двенадцатилетней девочкой, которая с ужасом понимает, что со смертью последнего близкого человека она осталась одна на всем белом свете. Опять одна.
– Конечно, не нужен, – сказала Гейб. – Он твой. Мне очень жаль, Дэнни. Я знаю, как ты его любила.
Я скривила рот, словно съела что-то кислое. Любила.
«Я сама не знаю, любила я его или нет».
– Спасибо, – каким-то чужим голосом ответила я.
Как странно изменился мой голос – теперь он звучит хрипло и тяжело, словно говорит кто-то, перегруженный энергией. Теперь я поняла: если бы мой бог на время не лишил меня демонской силы, я разнесла бы все здание. И не только здание.
Может быть, что-нибудь еще.
Точно – что-нибудь еще.
– Не надо, Дэнни, – серьезно сказал Эдди, внимательно глядя на меня.
Он сутулился, словно ему на плечи свалился тяжелый груз. Ветер трепал полы его пальто, ерошил волосы.
– Не надо себя мучить.
«Не надо себя мучить? Не надо себя МУЧИТЬ?»
– А кого мне еще мучить? Вы что, ничего не понимаете? Я сама стала жертвой, если вы этого не заметили! Каждый, кто связывается со мной, погибает, рано или поздно. И вам лучше держаться от меня подальше…
Я не замечала, что кричу во весь голос, пока Гейб, подойдя ко мне, решительно не закрыла мне ладонью рот. Ее темные глаза – глаза человека – смотрели прямо в мои глаза; Гейб была значительно ниже меня ростом, но я сидела на ступеньке машины, поэтому наши лица оказались на одном уровне. Я почувствовала ее дыхание, запах благовонной смолы и духов. От меня исходил запах демона – смесь мускуса и специй. Зрачки Гейб слегка расширились, и только.
– Заткнись, Данте, – тихо и отчетливо сказала Гейб. – Мы возьмем твой ховер. Ты поедешь к нам, вымоешься, а потом мы поедем в больницу. Мы поймаем этого подонка и, когда он будет в наших руках, сделаем с ним такое, чего не снилось даже самому лютому оборотню. Это я втянула тебя в расследование, и, если тебе обязательно нужно кого-то обвинять, обвиняй меня; потом, если захочешь, мы с тобой проведем спарринг-бой. А пока, солнышко, будь любезна, помолчи. Тебе все ясно?
Смешно, честное слово. Охренеть можно, до чего смешно. Я – наполовину демон, гораздо сильнее и быстрее Гейб, я наделена такой силой, что могу разнести целое здание. Внезапно я почувствовала такой голод, что у меня даже засосало под ложечкой. И все же не от голода тряслись мои руки, тряслись так, что мне пришлось крепко вцепиться в рукоять меча.
Я уставилась в потемневшие, с расширенными зрачками глаза Гейб. Мне были хорошо видны золотистые искорки, мелькавшие в них, веснушки на ее точеном патрицианском носике. Ее аура накрыла меня, успокаивая и утешая. Аромат ее духов пробился сквозь пряные запахи демона, и я благодарно вдыхала его.
Гейб смотрела мне в глаза.
Так пристально я вглядывалась только в одни глаза – излучающие ослепительный ярко-зеленый свет. Мы с Гейб давно уже понимали друг друга без слов; вот и на этот раз нас обеих вдруг словно ударило электрическим током. Редчайший вид общения, так у меня бывало только с Анубисом; даже с Джафримелем все было по-другому, когда он, взяв меня за плечи, вглядывался в мое человеческое лицо. Нет, у нас с Гейб был чисто женский вид общения, как, например, понимают друг друга женщины, прошедшие через муки деторождения.
Конечно, я не рожала и все же прекрасно знала, что это такое. Это знает каждый ребенок. И каждая женщина.
– Я с тобой, Дэнни, – прошептала Гейб. – Мы должны поехать в больницу. Ты сама знаешь зачем.
Перед глазами все поплыло. Это был не шок, это были горячие слезы. В глазах Гейб не было жалости, только горе и сострадание.
Я медленно кивнула. Она отняла руку от моего рта, затем протянула ее мне – и я ухватилась за ее пальцы.
Эдди напрягся. Он ничего не сказал, когда Гейб помогла мне подняться.
В воздухе стоял тихий гул приборов, следящих за работой пульса и легких. Кожу царапала энергия человеческой боли. Псионы не любят больниц. Никакая, даже самая передовая, технология не в состоянии скрыть тот факт, что в больницу попадают те, кому плохо, а когда им становится совсем плохо, они умирают. Даже некроманты, которые видят смерть чуть не каждый день, даже они не любят, когда им напоминают, что все мы смертны и что когда-нибудь он или она отправится той же дорогой, по которой уходят его клиенты.
Палата была совсем маленькой, зато отдельной. В ней было даже окно, через которое пробивался дневной свет, и виднелись облака, собирающиеся на севере. Мы находились на третьем этаже; занавески были распахнуты; под ногами был ровный голубой пол… и был Джейс Монро, который лежал на кровати, дыша спокойно и ровно, словно заводная игрушка, которую уложили на белые простыни и закрыли шерстяным одеялом. Его волосы поблескивали; он выглядел расслабленным и помолодевшим лет на десять.
Рядом с кроватью стоял стул. Эдди встал у изголовья, а я опустилась на колени рядом с Джейсом.
Из коридора слышался яростный шепот Гейб – она с кем-то отчаянно спорила. Гейб – лицензированная некромантка, следователь полиции, и если она сказала, что человек мертв, значит, так оно и есть, поскольку ее слова имеют юридическую силу. Когда же в комнате присутствуют две некромантки, а энцефалограф показывает ровную прямую линию, сомнений уже не остается: Джейсон Монро мертв, и помочь ему уже не может ничто, даже самая лучшая медицинская техника Гегемонии. И все же Гейб настояла на том, чтобы нам разрешили попрощаться с безжизненным телом, возможно нарушив тем самым Приложение номер два Указа Эмберсона.
Мне было на это наплевать. Мне было вообще наплевать на все и всех. Я была чисто вымыта, на мне была рубашка Эдди и чистые джинсы – джинсы Гейб на меня не налезли, а спрашивать, откуда в их доме взялись джинсы моего размера, я не стала. Мои сапоги были все еще мокрыми, но, по крайней мере, чистыми. Мокрые волосы я заплела в тугую, как веревка, косу, которая елозила у меня по спине.
Гейб решительно закрыла дверь на замок. Почувствовав укол энергии, я обернулась и увидела, что она наложила запретное заклятие на ручку двери, где сразу загорелся рунический знак X, простой и элегантный, как и вся магия Гейб.
В комнате наступила тишина. Гейб повернулась ко мне. Я еще не успела снять пальто; так мы и стояли, обе в пальто и в полном боевом вооружении. Прибавьте к этому слухи о том, что все некроманты немного не в своем уме, и вы поймете, почему персонал больницы так занервничал. А если и этого мало, то прибавьте еще микроавтобусы, набитые репортерами, которые плотным кольцом окружили здание больницы.
Гейб шумно выдохнула и взглянула на Эдди. Они обменялись понимающими взглядами – совсем как мы с Джейсом, когда он одними глазами спрашивал, все ли у меня в порядке.
«Джейс», – сухими губами прошептала я.
– Гейб… – сказала я вслух, и в воздухе словно раздался щелчок.
– Ни о чем не беспокойся, – ответила она.
Я закрыла глаза, пытаясь не упасть. Для этого мне понадобилось собрать все силы. И не только мои.
– Попробуй, пожалуйста, – прошептала я. – Ты смогла бы вернуть его назад. Он мог бы…
Эдди хотел что-то сказать, но промолчал. Его аура напряглась, в комнате запахло свежей землей и пивом. По своей природе Эдди был отчаянным драчуном, и, когда он разъярялся по-настоящему, остановить его было уже невозможно. Хотя, что я ему такого сделала?
Пока ничего.
Гейб тихо вздохнула.
– Ты же знаешь, это не в моих силах. Джейса больше нет, Дэнни. Отпусти его.
Чудо из чудес – всегда спокойная, сдержанная Габриель говорила с трудом, задыхаясь. Словно у нее что-то застряло в горле. Мои кольца тускло поблескивали. Я взглянула на свою изящную, нежную руку. Она зависла над рукой человека лежащего на коричневом покрывале, рукой мозолистой, покрытой ссадинами и белыми шрамами до самой кисти. Было время, когда я наизусть знала все эти шрамы и любила их целовать.
– Вызови его душу, – сухими, как песок, губами прошелестела я. – Всего один раз. Его тело живет, ему просто нужно дать шанс вернуться.
– Ты сама знаешь, что это невозможно. – Мягкий, спокойный, безжалостный голос, в котором слышатся рыдания. – Мы должны отпустить его, Дэнни. Должны.
Никогда бы не подумала, что буду умолять, сидя у постели умершего, хотя мне много раз доводилось на несколько секунд задерживать душу в мире живых, чтобы умерший успел проститься с родными и передать им свое последнее «прости». Правая рука слегка сжалась – самую малость, – когда я смахнула ею слезы. Я ведь обещала Гейб, что не буду плакать.
«Anubis et'her ka. Анубис, господин мой, пожалуйста, помоги мне. Пожалуйста, помоги».
Никакой реакции. Я судорожно втягивала в себя пахнущий болью воздух, смешанный со слабеющим запахом перца – запахом Джейса. Когда душа покидает тело, запах энергии постепенно улетучивается по мере того, как перестают функционировать органы. Джейс ушел, ушел навеки и безвозвратно. Вытаскивать его душу из безжизненного царства смерти, чтобы потом оживить тело, уже не имело смысла. Если бы в теле оставалась хотя бы частичка души, чудо могло бы свершиться, а так – смерть забрала его себе.
