Саманта Шеннон - Сезон костей
«Странница, не ходи туда. Не надо».
И снова тишина.
– Пейдж?
– Что… что случилось?
– Я открыл дверь.
– Кровью?
– Да.
Небольшой порез стремительно заживал. Зрачки рефаита отливали красным, как следствие подпитки от моей ауры.
– Выходит, эпицентр легко открыть?
– Тебе – нет. Мне – да.
– И он ведет в эфир… – Я закусила губу. – А через эпицентр можно попасть в загробный мир?
– Рефаиту можно. Представь, что материю и эфир разделяют две завесы, а между ними лежит загробный мир – промежуточное состояние между жизнью и смертью. Обнаружив центр переохлаждения, жезломанты получают возможность перемещаться от завесы к завесе. А оттуда – в наш дом, царство рефаитов.
– Человек туда пройти способен?
– Попробуй. – Он подтолкнул меня к эпицентру.
Но ничего не произошло.
– Ни одно существо из плоти и крови не способно проникнуть через завесу, – усмехнулся страж.
– А жезломанты?
– Они тоже люди.
– Тогда зачем понадобилось открывать дверь?
Страж кивнул на заходящее солнце:
– Час пробил. Пора тебе взглянуть на загробный мир. Заходить нельзя, наблюдать – всегда пожалуйста.
У меня покрылся испариной лоб. Со всех сторон отчетливо ощущалось присутствие духов.
– Ночь – их время. – Задрав голову, страж посмотрел на луну. – Завесы совсем истончились, а эпицентры – нечто вроде прорех в ткани.
Наконец чувство переохлаждения добралось и до меня.
– Пейдж, сегодня тебя ждут два испытания, – проговорил рефаит, повернувшись ко мне. – Очень суровые. Поверишь, если скажу, что оба пойдут тебе на пользу?
– Вряд ли. Но рискни.
16
Опасное предприятие
Страж не сказал, куда мы направляемся; он молча шагал по пустырю, раскинувшемуся на территории «Магдален». Духи были повсюду – в воде, воздухе, – призраки умерших, некогда бродивших по этой земле. Они передвигались беззвучно, но их присутствие ощущалось каждой клеточкой тела.
Я невольно старалась держаться поближе к рефаиту. Как-никак у него больше опыта в усмирении кровожадных привидений.
В сгущающихся сумерках мы уходили все дальше от ярких фонарей резиденции. Молча миновали влажный луг, буйно поросший сорняками и высокой, по колено, травой.
– И куда мы? – не выдержала я, чувствуя, как обувь промокает насквозь.
Ответа не последовало.
– Ты обещал относиться ко мне как к ученице, а не как к рабыне! Скажи, куда мы идем?
– На пустырь.
– Зачем?
Снова тишина.
Мороз крепчал, становилось невыносимо. Кажется, минула целая вечность, прежде чем страж соизволил произнести:
– Пришли.
Поначалу я не поняла. Но вскоре глаз выхватил из темноты очертания животного с белоснежной шеей и удлиненной мордочкой. Самка оленя. Ее гладкая шерстка поблескивала в лунном свете. Мы со зверем изумленно уставились друг на друга.
Последний раз мне довелось видеть оленя в Ирландии, при посещении заповедника. Сейчас меня охватил детский восторг.
– Какая красавица!
С нашим появлением важенка насторожилась, попятилась.
– Ее зовут Нула, – сообщил страж. – Сокращенно от Фионула.
– Имя ирландское, – заметила я.
– Да, оно означает «белоплечая».
И действительно, на боках Нулы выделялись два больших белых пятна.
– Кто ее так окрестил?
В Сайене считалось небезопасным давать ирландские имена детям и домашним питомцам. Сразу запишут во враги народа.
– Я, – ответил рефаит, снимая с оленя ошейник.
Нула ласково ткнулась носом ему в ладонь; вопреки моим ожиданиям, она даже не думала убегать. Страж заговорил с ней на неведомом мне языке, потрепал гладкую холку, а олениха завороженно внимала каждому слову.
– Хочешь ее покормить? – Страж достал из кармана спелое яблоко. – Любимое лакомство.
Я на лету поймала красный плод. Нула моментально обратила ко мне мордочку.
– Только осторожно, – предупредил рефаит. – Она очень пуглива, особенно когда открыт эпицентр.
Ага, сплю и вижу, как ее напугать! Если она не боится стража, то меня тем более не должна. Стараясь не делать резких движений, я протянула яблоко. Нулла фыркнула, но после успокающего бормотания моего спутника резко подалась вперед и схватила угощение.
– Не обессудь, – развел руками рефаит. – Девочка проголодалась. – Он погладил ее по загривку и скормил второе яблоко. – К сожалению, мне редко удается ее навестить.
– Она же пасется рядом с «Магдален», – нахмурилась я.
– Верно, но приходится соблюдать осторожность. В городе держать животных строго запрещено.
– Тогда зачем она тебе?
– Для компании. И для тебя.
– Для меня?
– Она ждала именно тебя. – Он присел на плоский валун, и Нула устремилась в рощицу. – Расскажи, что отличает странника от других ясновидцев.
Так вот зачем меня сюда привели! Явно не для того, чтобы покормить оленя.
– Лично меня отличает хорошее восприятие эфира, – буркнула я.
– Подробней, пожалуйста.
– Могу ощущать на расстоянии чужие лабиринты и прочую эфирную активность.
– Верно, – кивнул рефаит. – Твой врожденный талант, твоя главная особенность – высокая чувствительность к эфиру, которой обладают лишь единицы. Причина – в подвижной серебряной пуповине, она позволяет фантому отделяться от лабиринта, расширяя твое видение окружающего мира. Многие ясновидцы от такого свихнулись бы, но не ты. Там, на лугу, я велел тебе напасть на мой лабиринт. Атаковать его. – Он помолчал, только глаза в темноте горели ярким светом. – Ты способна на большее, нежели простое взаимодействие с эфиром. В твоей власти влиять на него, а через него – на людей.
На сей раз не ответила я.
– Не удивлюсь, если в юности ты непроизвольно могла нанести травму человеку. И травму ощутимую. Кровь из носа, головные боли… Угадал?
– Да.
Отрицать не было смысла. Им наверняка все известно.
– Но тогда, в метро, произошло нечто из ряда вон, – продолжал страж. – Тебе угрожала серьезная опасность, ты боялась попасть в КПЗ, и впервые твоя сила – сила, сдерживаемая многие годы, – вырвалась на свободу.
– Откуда знаешь?
– Читал донесение об убийстве подземщика. На теле не обнаружили ни крови, ни следов насилия. Нашира сразу поняла, что это работа странника.
– Почему обязательно странник? Может, полтергейст постарался?
– Полтергейсты оставляют отметины. Тебе ли не знать. – (Застаревший шрам у меня на руке внезапно заныл.) – Нашире ты была нужна живая. НКВ и «алые» для этой цели не годились – вместо арестантов нам зачастую доставались только трупы. Тогда решили послать надсмотрщика, он большой специалист по захвату ясновидцев.
– Зачем я ей понадобилась?
– Нашира хочет узнать твой секрет, – бесхитростно ответил страж.
– Нет никакого секрета. Я такая, какая есть.
– Вот и Нашира мечтает стать такой. У нее страсть к уникальным способностям, типа твоих.
– Так пускай заберет. Что мешает? Она ведь могла прикончить меня вместе с Себом.
– Сначала ей нужно понять предел твоих возможностей. Но долго ждать она не станет.
– Рассчитываешь на показательное выступление? Перетопчешься! – вырвалось у меня. – Я тебе не арлекин!
– Зачем мне твое выступление? – отмахнулся рефаит. – Ты показала достаточно, когда атаковала Алудру. И на лугу тоже, когда пыталась атаковать меня. Но скажи, – он придвинулся ближе, красные глаза угрожающе вспыхивали, – ты смогла бы подчинить нас?
Повисло гробовое молчание, нарушаемое лишь уханьем совы. Высоко в небе луна скрылась за облаками. Мысленно я перенеслась в кабинет Джексона, в тот памятный день, когда мы впервые затронули тему подчинения.
«Девочка моя, ты у нас звезда, – заявил Джексон. – Единственная и неповторимая на всем небосклоне. Настоящий крепкий орешек, нерушимая печать и прочее, но теперь у тебя новое задание. Если справишься, порадуешь и меня, и себя».
Потом он велел проникнуть в его сознание и оттуда управлять телом. Просьба меня потрясла. С первого раза хитросплетения его лабиринта не поддались атаке.
«Увы, увы, – покачал головой Джекс, попыхивая сигарой. – Ладно, попытка не пытка. А теперь иди, милая. У меня куча дел».
Может, у меня и получилось бы, попытайся я по-настоящему, а не вполсилы. Но пытаться не хотелось – страшно. Слишком уж большая ответственность, такая мне явно не по плечу. Нет, не соглашусь ни за какие деньги! Одно дело проникнуть в разум, а другое – подчинить его. Нет, нет и еще раз нет. Ни за какие сокровища мира!
К реальности меня вернул голос рефаита:
– Пейдж?
– Нет, – решительно ответила я, – подчинить Алудру или тебя не смогла бы.
– Почему?
– Не умею подчинять людей. Рефаитов – тем более.
– А хочешь научиться?
– Нет, и ты меня не заставишь.
– Я и не собирался. Просто даю тебе возможность, как у вас говорят, расширить горизонты.
– Расширить ценой боли?
– Если сделаешь все правильно, больно не будет. И потом, никто не просит тебя подчинять человека. По крайней мере, сегодня.
