Саманта Шеннон - Сезон костей
– Расширить ценой боли?
– Если сделаешь все правильно, больно не будет. И потом, никто не просит тебя подчинять человека. По крайней мере, сегодня.
– Тогда кого?
Его взгляд красноречиво скользнул к Нуле, мирно щипавшей травку на опушке.
– Неужели?..
– Да, – кивнул страж.
Тем временем олениха с любопытством трогала копытом цветы, а те качали лепестками в ответ. Раньше мне и в голову не приходило подчинить зверя. Его разум сильно отличается от нашего – не такой сложный, менее защищенный, – вот только вряд ли это упростит задачу. Скорее наоборот. Да и приживется ли человеческий дух в теле важенки? Чей лабиринт возобладает, мой или ее? Были и другие вопросы. Как поведет себя Нула? Заупрямится или покорится?
– Не знаю, – после долгого размышления выдавила я. – Она слишком крупная. Боюсь, не сумею.
– А если найти кого-нибудь помельче? – тут же предложил страж.
– Тебе что, неймется? – Не дождавшись ответа, я пояснила: – Подозрительный энтузиазм, если учесть, что ты вроде как оказываешь мне услугу.
– Именно что оказываю.
– Зачем?
– Затем, что ты нужна мне живой.
Я силилась прочесть его взгляд, но не смогла. Рефаиты умеют скрывать эмоции.
– Ладно, по рукам. Ищи кого помельче – насекомое, грызуна, птичку. Главное, с ограниченной чувствительностью.
– Хорошо. – Прежде чем уйти, он пошарил в кармане и протянул мне брошку на тонкой цепочке. – Вот, надень.
– Для чего?
Но рефаит уже растворился во мраке. Охваченная томительным предвкушением, я присела на краешек валуна и задумалась. Джекс бы наверняка одобрил затею, а вот Ник – вряд ли. Мое внимание переключилось на брошку. Длиной примерно с большой палец, похожа на крылья. От прикосновения к металлу по эфиру пробежала легкая рябь. Выходит, безделушка заряжена. Я надела цепочку на шею.
Нула вернулась, устав резвиться. Сунув руки поглубже в карманы, я отчаянно дрожала. Стоял трескучий мороз. Выдыхаемый пар моментально превращался в иней. Олениха неуверенно подошла на мой зов, обнюхала волосы и улеглась, пристроив голову у меня на коленях. Стянув перчатки, я погладила бархатистую, пахнущую мускусом шерстку, всем телом ощущая биение оленьего сердца. Никогда мне не случалось бывать так близко с диким животным. Интересно, каково это – бегать на четырех ногах, жить в лесу?.. Нет, мне определенно не понять. Почти вся моя сознательная жизнь прошла в цитадели. Вольность и дикость давно стерлись в памяти. Наверное, именно это и тянуло меня к Джексу – желание обрести частичку себя прежней.
От нечего делать я решила рискнуть и осторожно выпустила дух. Лабиринт Нулы оказался хлипким и беззащитным, словно мыльный пузырь. Это люди год за годом наращивают броню, животные к такому не приучены. Чисто теоретически подчинить ее можно.
Но после первого же прикосновения к лабиринту Нула испуганно встрепенулась.
– Прости, девочка. – Я нежно почесала ее за ухом. – Больше не буду.
Выждав немного, она снова положила голову на мои колени. По крупному гладкому телу пробежала дрожь. Боится. Но меня не подозревает, это хорошо.
Я почти дремала, когда вернулся страж. Нула испуганно встрепенулась, но при виде знакомого лица сразу успокоилась.
– Просыпайся, – велел рефаит, похлопав меня по плечу. – Нашел тебе новый объект.
Он уселся на соседний валун. Безукоризненно правильные черты лица и медовая кожа в свете луны приобрели особое величие.
– Кого ты нашел?
– Смотри сама.
Он поднял сложенные лодочкой кисти. Внутри сидела бабочка. Или мотылек – в темноте не разобрать.
– Спит. И еще какое-то время не проснется. Я подумал, так тебе будет проще.
Значит, бабочка.
Внезапно насекомое задергалось.
– Животные боятся эпицентра, – мягко пояснил рефаит. – Он вроде проводника в загробный мир, а твари это остро чувствуют.
– Зачем же понадобилось его открывать?
– Скоро поймешь. – Он испытующе посмотрел на меня. – Готова попробовать?
– Да.
Красные зрачки вспыхнули как угли.
– Ты, наверное, в курсе: у меня есть привычка падать, когда дух высвобождается из тела. Если не затруднит, постарайся подстраховать.
Слова давались мне с трудом. Просить рефаита о самых элементарных вещах было хуже горькой редьки.
– Ну разумеется, – откликнулся он, не сводя с меня горящих глаз.
Пришлось отвернуться.
Набрав в грудь побольше воздуха, я отпустила дух. Чувства мгновенно притупились, на переднем плане замаячил лабиринт. Ощущение эфира усиливалось с каждой секундой, и вскоре я очутилась на краю макового поля, где царила вечная тьма. Прыжок – и эфир распахнул мне объятия.
Серебряная пуповина натянулась, готовая спружинить и вернуть меня в реальность. Лабиринт стража был совсем близко, и на его фоне бабочка казалась крохотной точкой, песчинкой на мраморе. Я осторожно проникла в сознание насекомого, которое даже не шелохнулось, не то что запаниковало.
Мне открылся мир грез, переливающийся яркими красками. Бабочки дни напролет кружат над цветами, отсюда такая насыщенная гамма красок у их лабиринта. Вокруг разливалось благоухание роз и полевых трав. Я зашагала по покрытому росой лабиринту к самой освещенной зоне. С увитых цветами деревьев на голову сыпалась пыльца. Но главное – непередаваемое, ни с чем не сравнимое ощущение свободы. Никаких тебе защитных механизмов, никакого сопротивления. Было так хорошо, легко и свободно, как будто упали невидимые кандалы. Мой дух снова очутился в родной стихии, где можно исследовать неизведанные края. Трудно было подолгу находиться в своем теле, душа рвалась на волю, к дальним берегам. Это называется тягой к странствиям.
Добравшись до солнечной зоны, я опасливо огляделась. Ничего, только душа насекомого блестит розовой точкой. Легкое дуновение – и ее унесло на задворки сознания.
Ладно, за дело. Если не ошибаюсь – точнее, если Джекс не ошибся в своих размышлениях, – пребывания в солнечной зоне достаточно, чтобы получить контроль над телом.
Стоило шагнуть в солнечный круг, как лабиринт наполнился ярким светом. Сияние проникало в меня, ослепляя. Мир вдруг вспыхнул алмазными искрами. И сразу померк. Мое тело растворилось, все ощущения исчезли. Тут я очнулась.
И запаниковала. Где руки, ноги? Почему ничего не видно? А, нет, видно, но все какое-то фиолетовое, а яркая зелень травы режет глаза. Впечатления хуже, чем от «флюида». Легким не хватало воздуха, я задыхалась, но, не имея рта, не могла даже кричать. А что это за штуковины по бокам? При каждой моей попытке шевельнуться они трепыхались, заставляя меня биться в смертных судорогах.
Внезапно меня вынесло обратно. Вся дрожа, я сползла на землю.
– Пейдж?
Меня скрутило в рвотном спазме. Во рту появился мерзкий привкус, но ничего не произошло.
– Б-больше никогда, – клацая зубами, прохрипела я.
– Что случилось?
– Ничего. Поначалу было так хорошо, легко, а потом… потом… – Трясущимися руками я расстегнула пиджак. – Нет, мне такое не под силу.
Страж молча наблюдал, как я утираю пот со лба, стараясь не дышать глубоко.
– У тебя получилось, – произнес он наконец. – Хоть и через боль, ты смогла. Крылья шевелились.
– Я чуть не умерла!
– Да, но с задачей справилась.
– И долго это длилось?
– С полминуты.
Конечно, для меня и это рекорд, но в целом результат удручающий. Джекс лопнул бы со смеху, узнай он, как опростоволосилась его лучшая ученица.
– Прости, что разочаровала. Видно, странница из меня неважная.
Лицо рефаита окаменело.
– Ошибаешься. Нужно лишь поверить в себя.
Он раскрыл ладони и выпустил бабочку. Живую и невредимую.
– Злишься? – робко спросила я.
– Нет.
– Тогда почему так смотришь?
– Как? – Он обратил ко мне ничего не выражающий взгляд.
– Проехали.
Рефаит молча принялся разжигать костер. Ну и пусть бесится. Стражницу фауны ему подавай! Обойдется.
– Отдохнем пару часов, – сказал страж, не глядя на меня. – Тебе нужно поспать перед вторым этапом испытания.
– Хочешь сказать, первый я прошла?
– Разумеется. Тебе велели подчинить бабочку, и ты справилась. – Он вытащил из рюкзака грубо сшитый спальный мешок. – Ложись, а у меня еще дела. Не бойся, здесь безопасно.
– Идешь в город?
– Да.
Спать под открытым небом было страшно – слишком много витало здесь духов. Вдобавок мороз крепчал. Но выбирать не приходилось. Я стащила насквозь промокшие сапоги и носки, разложила их у костра и залезла в спальник. Холод настойчиво проникал сквозь покровы, но все же было терпимо.
Страж барабанил пальцами по колену и смотрел в пустоту. Его глаза раскаленными углями вспыхивали во мраке. При взгляде на луну меня охватила тоска. Казалось, вокруг царят лишь безграничная тьма и холод. Холод и тьма.
17
Свобода выбора
– Пошевеливайся, Пейдж. Бегом, – повторял мой двоюродный брат Финн, настойчиво таща меня за рукав.