Фантастика 2023-153. Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Романов Илья Николаевич
Я был уверен, что найду камень вставленным или вшитым в портрет или гобелен, – не зря же в доме находились те же предметы, которые перечисляются в песне! Но никаких потайных карманов на обоих произведениях искусства я не обнаружил. Я сердито рыкнул. Да что ж такое! Вернулся в столовую и уставился на портрет, пытаясь отыскать тайные знаки в самом изображении, но единственное, что я заметил, – это то, что рука отца, лежащая на эфесе церемониальной сабли, выглядела странно: все пальцы сжимали эфес, а указательный был вытянут вперед. Сначала я подумал, что просто художник был так себе, а потом решил: вдруг это и есть знак? Вдруг отец куда-то указывает? Я дотащился до противоположной стены и без большой надежды постарался найти точку, куда указывал палец, когда портрет висел над камином. Ничего не нашел: стена и стена. Я даже простучал ее ладонью – безрезультатно.
Ладно, отчаиваться рано. Я задумался изо всех сил. В остальных куплетах перечислялись предметы, которых я у нас дома не помнил, так что оставалось только как следует вдуматься в первый. Что там еще было?.. Россыпь золотых монет, прялка, камни, что горят огнем. Куда ж ты все это дел, папа? Я почувствовал себя отчаявшейся женушкой Файонна, которая больше ничего не может выяснить у мужа.
Хотелось надеяться, что прялка ни при чем, потому что я даже не знал, как она должна выглядеть. Россыпь золотых монет и драгоценные камни – тоже так себе указания, вряд ли они всегда лежат на одном и том же месте.
Кстати, о местах… Портрет ведь раньше висел в кабинете, там же, где и гобелен. Значит, там и надо искать! Монеты годами на одном месте не лежат, а вот предметы интерьера в нашем доме навечно остаются на тех точках, которые однажды заняли. Уверен, отец был бы возмущен, узнав, что наследники перевесили его портрет: зачем? Я снова отправился в кабинет, продвигаясь вдоль стен, чтобы было за что держаться.
Итак, раньше портрет висел над столом. Тогда палец, получается, указывал на… Я старательно провел по воздуху линию через всю комнату. Вел ее, пока не уперся в гобелен со львом.
О, вот это уже больше похоже на правду! Я перепроверил еще раз, и мой палец уперся в неприметный правый край гобелена – не в льва, сжимающего человека зубами, а в лес на заднем плане, откуда выглядывали звери (очевидно, чтобы поддержать предводителя в его человеконенавистнических намерениях). Судя по всему, гобелен изображал аллегорическую победу дикой природы над произволом человека, нечто обратное тому, что символизировал утыканный стрелами олень.
На той точке, куда упирался мой палец, обнаружился заяц с вытаращенными сумасшедшими глазами. Я прощупал его со всех сторон, но камень нигде не прятался. Указующими перстами заяц тоже не располагал. Единственной выдающейся деталью у зайца были глаза, так что я в порыве отчаяния решил проследить за их безумным взглядом и выяснить, куда он направлен. Направлен он был в левый угол окна.
Я подошел к нему и ощупал раму, начиная терять надежду. Для верности я потрогал еще и левый край подоконника – и охнул. Под нажатием моих слабых, невесомых пальцев заглушка на углу подоконника сразу отвалилась и с деревянным стуком брякнулась на ковер. Под заглушкой, на месте соединения передней и боковой досок подоконника, была щель, совершенно неинтересная на вид. Любой человек просто поставил бы заглушку на место и забыл об этом, но я знал, что всякое свободное место отец готов был превратить в тайничок, поэтому запустил внутрь палец. Он коснулся чего-то, но материал я со своим приглушенным осязанием определить не мог и просто попытался достать предмет наружу: даже моему костлявому пальцу там было тесно.
Вытащил я смятый ком бумаги и разочарованно выдохнул. Ложный след. Бумагу, конечно, затолкали в щель, чтобы там не выл ветер. Я уныло бросил ее на стол. При ударе о столешницу из бумажного кома выкатилось что-то мелкое и приземлилось на пол.
Я прищурился, пытаясь разобрать предмет в узорах ковра. Нагнулся, стараясь не упасть, и поднял зеленый камешек в виде сердца.
Как только моя рука коснулась его, он засиял мягким золотым светом, и от неожиданности я чуть не выронил его снова. Он выглядел точно как камни леди Бланш и Гарольда, но те и не думали сиять, когда я их касался.
Так вот какой он, камень жизни. Теплый на ощупь, он подсвечивал мои пальцы, и в этот момент я поверил в сказку окончательно, со всей страстью, на которую способно было мое хилое, едва трепыхающееся сердце. Я без сил прислонился бедром к столу. Кабинет в мягком свете камня выглядел по-новому – как пещера с сокровищами. Так же, наверное, чувствовала себя жена Файонна, когда он вернулся с того света, чтобы рассказать ей, где ценности. Я смог, я нашел тайник, оставленный отцом. Блестяще исполнил то, что в детстве получалось так плохо.
Потом мой взгляд упал на мятый лист бумаги, по-прежнему лежавший на столе. Теперь, в свете камня, я различил, что это не просто бумага, лист был мелко исписан с обеих сторон, и чернила на вид довольно свежие – значит, лист лежал в подоконнике вовсе не с незапамятных времен.
Я взял бумагу, развернул, увидел первые три слова, и у меня сжалось сердце, хотя физически, скорее всего, сделать это оно никак не могло. Держать и камень, и бумагу у меня не получалось, так что я расправил лист на столе, положил рядом камень, чтобы в его свете разобрать крохотные буквы, уперся обеими руками в стол и начал читать.
Дорогие мои сыновья,
Не знаю, кто из вас это читает, – может быть, вы вместе, может, кто-то один, а может, письмо останется лежать спрятанным и забытым, пока не рухнет наш мрачный дом. Трудно решить, чего мне хотелось бы больше. Надеюсь, мое письмо найдет вас много-много лет спустя, когда вы будете глубокими стариками, прожившими счастливую жизнь. Но если уж вы воспользовались подсказками из песенки, которую я пел вам, и обнаружили камень, значит, увы, он вам нужен. Из-за того, что я сделал, смерть ходит по пятам за всеми в нашем доме. Даже игру в поиски сладостей я придумал, чтобы тренировать вас на случай, если придется искать этот тайник.
Думаю, вы уже поняли главное: сказка о танаморе правдива. Когда-то я хотел забрать свою часть трилистника с собой в могилу, чтобы она не причинила вам вреда. Меня остановило только одно: камень питается жизнью и, боюсь, перенесся бы из могилы обратно в дом моих наследников. Он действительно волшебный, и с этим нужно считаться. Я спрятал его здесь давным-давно, а вот теперь, когда чувствую, что мне недолго осталось, добавляю к нему письмо.
Отчего же я не рассказал вам о камне, зачем все эти сложности, спросите вы. Бен, я виню себя, что заводил тебе собак, зная, что может случиться с ними в нашем доме. Ты переживал за них, вопросы смерти волновали тебя очень остро, и я боялся, что ты, узнав о камне, натворишь бед. Как же мне хочется поговорить с вами по-настоящему, пока я еще жив, а не писать глупое невнятное письмо! Бен, мне сказали, ты ходишь слушать лекции по медицине. Я горжусь тобой, врач – благороднейшая из профессий. Джонни, надеюсь, ты тоже преуспеешь в науках, а время в пансионе запомнится тебе как очень счастливое. Лорд Спенсер – замечательный человек, и образование, которое ты получишь, откроет перед тобой множество дорог.
Я старался жить праведно – надеялся, что это отведет беду от моей семьи. Молил, чтобы смерть, которая обязательно останется в доме частой гостьей, обошла стороной моих сыновей. Тщательно выбирал слуг, зная, что может случиться с ними в любой момент. Работа в особняке Гленгаллов не менее опасна, чем в открытом море, поэтому заслуживает уважения и достойной оплаты. Я нанимал только тех, кто уже прожил долгую жизнь, – это, конечно, сказывалось на их расторопности, но мне было все равно. Мы стали с ними добрыми друзьями. Надеюсь, вы отнесетесь к ним с уважением.
Уверен, мистер Смит, наш управляющий, рассказал вам о моих счетах, которые всегда подписывал с таким неудовольствием. Я поддерживал ирландцев, которые приезжают на поиски работы, – справедливое вложение средств, полученных от завоевания их земли. Прошу вас продолжить эту традицию: в большинстве своем это добрые несчастные люди, которых нищета вынудила покинуть любимый дом.
Постоянно забываю, что не должен давать распоряжений, – это не завещание, а письмо в бутылке, брошенное в открытое море с терпящего бедствие корабля, и оно не скоро достигнет берега. Так что вернусь к фактам.
В ирландской культуре трилистник – это символ жизни. Народ Изумрудного острова верит, что все хорошие вещи идут триадами: три возраста человека, три фазы луны, а еще – земля, небо и море. Предмет, завернутый в это письмо, – один из листков древнего магического трилистника под названием танамор, и я давно понял: вручив его людям, Мерлин преподнес им не подарок, а урок.
Для меня все началось на ирландской войне. Житель деревни, где хранился танамор, смертельно ранил моего друга Гарольда и сразу раскаялся, ведь он и его собратья дали обет мирной и праведной жизни. Потому они и сдали деревню без боя, – он был единственным, кто пытался сопротивляться, да и то немедленно пожалел об этом. Гарольд умер, а местный захотел искупить вину и вернуть его. Вот так я и узнал, какую удивительную вещь там хранили. Увидев, как Гарольд открыл глаза, я почувствовал нечто потрясающее: прикосновение тайны, кроху удивительного в нашем обыденном мире. Но продлилось это недолго.
Узнав, что с ним произошло, Гарольд захотел оставить волшебный трилистник себе. Мы с Верноном Роузом выяснили это вечером того же дня, когда прибежали на шум и увидели, что Гарольд убил добрых защитников святилища, а на вопрос «Зачем?» ответил: дикари не хотели отдавать то, что отныне по праву принадлежит ему как военный трофей. Я был безутешен, словно все это – моя вина, и поклялся защищать несчастный ирландский народ как смогу, хоть я и военный, который должен присоединить их земли к нашему королевству.
Впрочем, по пути обратно в Лондон Гарольд понял, что присвоить трилистник было ошибкой: танамор защищен древним заклятием и постепенно лишает своего хранителя жизни, разума и души. Гарольд пытался выбросить трилистник, но тот возвращался, и тогда он уговорил нас разделить это бремя на троих. Я чувствовал вину за случившееся, поэтому согласился, а Вернон всегда был добряком, который не может никому отказать. Мы договорились, что, если трилистник понадобится кому-то из нас или наших семей, мы опять соберем его вместе. Я очень быстро понял, что мне достался камень жизни. Когда мы триумфально вернулись в Лондон, мне подарили особняк и землю, я нанял слуг, и один из них сразу умер при совершенно нелепых обстоятельствах. С тех пор я несу это проклятие, и мне больно от мысли, что приходится передать его вам.
Знаю, что стал вам плохим отцом, но не оттого, что не люблю вас. Вы горько оплакивали мать, а я знал, что ее смерть – моя вина, ведь я женился на ней, понимая, что именно храню в своем доме. В свое оправдание могу сказать, что поведал ей об этом еще до помолвки, а она сказала: «Я все равно за тебя выйду». Это была самая чудесная женщина на свете, и я рад, что вы похожи на нее куда больше, чем на меня. Когда она умерла, я решил, что не разобью вам сердце второй раз и буду с вами суровым и черствым, пока смерть не заберет и меня, – что, впрочем, заняло куда больше времени, чем я предполагал. Думаю, у меня получилось, и вам не больно расстаться с тем, кто был к вам так холоден. Я отослал вас, сделал все, чтобы вы пореже ездили домой и меньше подвергались влиянию камня. И ведь сработало! Вы живы и здоровы, а для меня это главное.
Бен, знай: мне было тяжело отказать тебе от дома, когда ты вернулся из пансиона. Как видишь, я сделал это совсем не по тем причинам, какие ты, возможно, представил. Джон, ты всегда на меня злишься, когда приезжаешь, и я этому рад, – значит, не будешь переживать о моей смерти. На моих похоронах вас не будет, я оставил соответствующее распоряжение. Это бесконечно меня печалит и все же необходимо. Я должен рассматривать возможность того, что кто-то из вас знает о танаморе – детские уши иногда слышат то, что для них отнюдь не предназначено, – и решит, забрав у соседей остальные камни, вернуть меня к жизни. Но я этого не хочу. Я видел тихую, одухотворенную смерть любимой жены и хочу упокоиться так же мирно.
То, что это – лучший исход, я осознал еще по истории с Гарольдом: он всегда был не очень-то чист в помыслах, но возвращение проявило в нем худшие качества. Видимо, так Смерть показывает нам, смертным, что нарушать ее планы – ошибка, и, как бы мне ни было больно, я даже не пытался вернуть жену, а позже – моего дорогого друга Вернона. Надеюсь, его супруга в порядке. Не хочу думать, что камень разума может забрать и ее ум, как сделал это с Верноном под конец жизни. Впрочем, даже сумасшедший из него был очень веселый. Если его вдова жива, будьте с ней нежны и добры, она этого заслуживает.
А вот Гарольд Ньютаун мне вовсе не друг, хотя, как мне рассказывали, любит утверждать обратное, – думаю, бережет наши отношения на случай, если придется просить у меня камень. Не верьте ему и не водите с ним дружбу, он человек бесчестный и хитрый, недостойный вашего общества.
Я не жалею о том, что умираю, я и так прожил удивительно долгую жизнь для того, кто хранит подобный предмет. У меня была любимая женщина, прекрасные дети, добрые слуги, – чего еще можно желать? Вот что я понял, прожив под угрозой внезапной смерти почти сорок лет: бессмысленно ее бояться. Смерть – великая и мудрая сила, у нее свои планы на каждого из нас. Кто должен уйти – уйдет, отпустить его необходимо. И так же необходимо отпустить собственную жизнь, когда придет время. Мирно уйти, завершив все дела и не гневя судьбу жалобами, – вот лучший финал.
И все же… Если один из моих сыновей умер, а второй это читает, ты знаешь, что делать. Один камень – у леди Бланш Роуз, второй – у Гарольда Ньютауна (осторожнее с ним!), третий – перед вами. Собрав их, приложи трилистник к груди покойного, и он оживет. Я сам себе противоречу, знаю, но я – отец, и мысль о вашей смерти мне невыносима. Любой родитель готов на все, чтобы спасти жизнь детям, и неважно, правильно это или нет. Вы сами сможете решить, воспользоваться ли камнем, мой долг – дать вам шанс.
Хотя рано или поздно смерть все равно приходит за каждым из нас, окончательно и бесповоротно. Знайте: если что-то ждет всех нас за гробовой доской, моя любовь отыщет вас, даже если вы сами будете стариками, и я встречу вас и обниму, как никогда не мог при жизни. Вы замечательные дети. Уверен, мир станет гораздо лучше от того, что в нем есть вы. Берегите друг друга и живите дружно.
