Пол Андерсон - Фантастическая сага
— Ты плачешь без слез о том, чья любовь стала добычей воронов.
— Я заплачу, когда узнаю, что его нет в живых, — ответила Фрида безо всякого выражения. — Но не верится мне, что мог он погибнуть. Слишком любит он жизнь.
— Где же он тогда? Да и что проку в прячущемся по лесам изгое? — Лиа улыбнулась своими полными бледными губами. — Видишь этот кинжал, Фрида? Эльфхолм окружен троллями, закон же ваш запрещает тебе наложить на себя руки. Но если желаешь ты избавления, я с радостью тебе помогу.
— Нет, не надо. Я дождусь Скафлока, — сказала Фрида. — И потом, разве нет у нас дротиков, стрел, метательных машин? Разве не имеется в замке достаточного запаса продовольствия и питья? Разве не высоки его стены, не крепки ворота? Тем, кто остался еще в Эльфхолме, следует оборонять его от врага, хотя бы в память о тех, кто ушел и не вернулся.
Лиа опустила руку с ножом и устремила на стройную сероглазую девушку долгий взгляд.
— Мужества тебе не занимать, — проговорила она наконец. — Кажется, я начинаю понимать, что Скафлок нашел в тебе. Однако в рассуждениях твоих больше присущей смертным бестолковой горячности, чем чего другого. Ужели под силу женщинам в одиночку, лишившись своих воинов, удержать осажденный врагом замок?
— Им следует попытаться сделать это, а коли не удастся, так разделить судьбу своих возлюбленных.
— Вот уж нет. У женщин свое, особое оружие, — лицо Лиа озарилось свирепой радостью. — Но чтобы применить то оружие, нам придется открыть неприятелю ворота. Желаешь ли ты отомстить за своего возлюбленного?
— Да. Стрелами, кинжалом, даже ядом, если понадобится.
— Тогда одари троллей своими ласками, что скорее стрел, острее ножей, горше и смертоносней, чем яд в пиршественной чаше. Так, и только так поступают эльфийки.
— Лучше я нарушу главнейшую Его заповедь и убью себя, чем стану наложницей убийц моего возлюбленного, — вскричала Фрида.
— Беда с вами, смертными, — насмешливо молвила Лиа, улыбнувшись своей кошачьей улыбкой. — А я вот думаю, что ласки троллей какое-то время будут даже занятны. По крайней мере, это что-то новое. А ведь прожив многие сотни лет, прелести новизны не находишь почти ни в чем. Когда прибудет наш новый князь, мы откроем ему ворота Эльфхолма.
Фрида в отчаянии бросилась на ложе, закрыв лицо ладонями. Лиа же проговорила:
— Коли ты все же не желаешь проститься с человеческим своим безрассудством, удерживать тебя я не стану. Завтра, когда рассветет и тролли улягутся спать, я выпущу тебя из замка. Можешь взять с собой все, что пожелаешь. А там делай, что хочешь. А захочешь ты, я думаю, отправиться в земли людей, постричься в монахини и провести остаток дней своих, завывая унылые псалмы вместе с прочими этими «невестами», чей небесный жених отчего-то никогда не снисходит до того, чтобы стать мужем хоть одной из них.
Она ушла.
Фрида осталась лежать на ложе, чувствуя, что вокруг нее сгустилась тьма, в которой не виднелось и проблеска надежды. Слезы душили ее, но из глаз отчего-то никак не могли излиться. Все пропало, все. Нет больше в живых ни родных ее, ни возлюбленного.
Неправда!
Она села на ложе, руки ее сжались в кулаки. Неправда, Скафлок не мог погибнуть. Она поверит в его смерть лишь тогда, когда поцелует его в побелевшие холодные губы. И тогда сердце ее милостью Божьей разорвется от горя, и упадет она мертвая рядом с телом любимого. Но что если он жив? Что, если лежит он тяжко раненый где-нибудь, а убежище его окружают враги? Что, если ему нужна ее помощь?
Фрида поспешно стала собирать вещи, которые могли понадобиться возлюбленному ее в нынешнее безвременье. Шлем, кольчуга, одежда, которую надевал он под доспехи (в отсутствие хозяина от всего этого веяло какой-то странной пустотой), топор, меч, щит, копье, луки, солидный запас стрел. Себе она тоже подобрала легкую кольчугу из тех, что были сработаны для эльфиек-воительниц. Кольчуга эта очень ладно сидела на ней. Когда же Фрида надела оплечье и крылатый шлем и взглянула на себя в зеркало, то не могла удержаться от улыбки. Скафлоку нравилось, когда она так наряжалась: доспехи вовсе не делали ее мужеподобной, а только подчеркивали ее милую шаловливость.
Эльфийские кони не могли нести на себе ничего железного, так что отобранные доспехи были из эльфийских сплавов, но Фрида считала, что это не так уж страшно, ведь и такая броня достаточно прочна.
Гора отобранного ею для похода добра росла. К оружию и доспехам прибавилась вяленая рыба и другие припасы, а также меха, одеяла, ларчик с принадлежностями для шитья и много еще всякой всячины, которая могла пригодиться для жизни под открытым небом.
— Вот я уже и стала хозяйкой, — сказала Фрида и снова улыбнулась. От слова этого веяло домашним уютом, и оно согрело ей сердце, как встреча со старым добрым другом. Прихватила она и вещи, о пользе которых ей не было ведомо, но которыми Скафлок отчего-то очень дорожил: волчью шкуру, шкурки выдры и орла, жезлы из ясеня и березы, с вырезанными на них рунами, кольцо с затейливым узором.
Упаковав все это, она явилась к Лиа. Эльфийка с удивлением воззрилась на новоявленную валькирию.
— Ну, что тебе еще?
— Мне нужны четыре коня, — ответила Фрида. — И чтобы кто-нибудь помог мне навьючить на одного из тех коней тюки, которые я хочу взять в дорогу. И чтобы меня потом выпустили из замка.
— Сейчас ночь еще, тролли повсюду рыщут. А днем эльфийские кони не выйдут из конюшни.
— Неважно. Зато ночью они скачут быстрее любых других.
— Ну да, до рассвета ты успеешь добраться до какой-нибудь церкви, — как всегда насмешливо сказала Лиа. — А доспехи защитят тебя в пути от врагов. Однако хочу тебя предупредить, что взятое в Дивной стране золото долго не сохранить.
— Золота у меня почти что и нет совсем. И в земли людей ехать я не собираюсь. Я уеду через северные ворота.
Глаза эльфийки широко распахнулись от удивления, потом она пожала плечами.
— Глупо все это. Ну, найдешь ты скафлоков прах, и что с того? Но пусть будет по-твоему, я не возражаю.
Выражение лица ее вдруг смягчилось, и она тихо проговорила едва ли не дрожащим голосом:
— Поцелуй его за меня, прошу тебя.
Фрида промолчала, но про себя подумала, что этого поцелуя Скафлок никогда не получит, ни живой, ни мертвый.
К тому времени, как все было готово для фридиного бегства, повалил густой снег. Ворота бесшумно распахнулись, и стражи из рабов-гоблинов, которым за эту услугу обещана была свобода, пожелали Фриде счастливого пути, когда выехала она из замка, ведя на поводу трех лошадей. Назад она не оглянулась, ведь без Скафлока Эльфхолм со всеми своими сокровищами был для нее ничто.
