Александр Арбеков - Девушка, которая, якобы, не умела любить
— Однако, какая крепкая гадость?! — вытерла Настя слёзы с глаз.
— Ну, не надо так! — возмутился я. — Водка самого отменного качества, в меру охлаждённая. Ты, в конце концов, патриотка или нет?
— Я космополитка.
— Это тебе только кажется. Многие из нас мнят себя космополитами, ругают Родину, и издеваются над ней, а на самом деле все мы в глубине души великие патриоты.
— Может быть, может быть…
— Так оно и есть, уверяю тебя, — усмехнулся я и задумчиво, и с вожделением посмотрел на огромного рака, который вальяжно лежал на блюде посредине стола.
— Сейчас принесу пива, — Настя направилась к холодильнику.
— Ты знаешь, никогда не думал, что во Вьетнаме варят такое превосходное пиво. Странно…
— Так ко всему тому оно же и очень дешёвое. Если я тебе назову цену этой бутылки, то ты изумишься.
— Да, райское место, однако, — потянулся я. — И как же мы, дорогая, будем делить этого рака?
— Да успокойся! — замахала руками женщина. — Видеть их я уже не могу! Кушай. Пей пиво. Не обращай на меня внимания.
— Ну, и хорошо, — я хищно посмотрел на рака. — Приступаю к самому сладкому действу на свете. Нет, я не прав! Самое сладкое действо, — это занятие с тобой любовью!
— Самое сладкое действо то, которое осуществляется вовремя и под настроение, — засмеялась Настя.
— Да, ты, в принципе, права, — пробормотал я, отрывая от рака огромную клешню. — О, какой экстаз, какая вкуснотища! Я сейчас кончу!
— Милый, ну что за моветон?!
— Прости, увлёкся и переборщил.
— Ничего страшного, собственно. Ну, кончишь, ну и Бог с тобой. Самое главное — получить удовольствие. А на всё остальное наплевать!
— Кстати, о космополитизме… Ты знаешь, что говорил по этому поводу Гейне?
— Нет. Просвети меня.
— Так, вот, он говорил примерно следующее, за точность перевода не ручаюсь: «Русские, уже благодаря размерам своей страны свободны от узкосердечия языческого национализма, они космополиты или, по крайней мере, на одну шестую космополиты, поскольку Россия занимает одну шестую часть всего населённого мира».
— А ещё что-либо от Гейне?
— Я преподнесу это что-либо при одном условии.
— И при каком же?
— Ты выпьешь со мною на бруденшафт!
— Что, водки?
— Ну, не пиво же! — возмутился я.
— Ну, хорошо. Гулять, так гулять!
— А, вообще, переход от Есенина к Гёте… Как-то неожиданно.
— То, что неожиданно, чаще всего приятно.
— Спорная мысль, — я разлил водку по рюмкам, взял свою, подал Насте её сосуд, горячо и страстно поцеловал женщину в губы, после чего мы выпили, не закусывая, и снова поцеловались.
— О, как хорошо и свободно я себя чувствую! — закружилась Анастасия по комнате.
— Я тоже, мой ангел.
— Так что там насчёт Генриха Гейне?
— «Не будь у меня жены и попугая, я давно бы покончил с собой!».
— Боже! И это Гейне?!
— Он самый. А вот ещё: «Острить и занимать деньги нужно внезапно!».
— Тонко подмечено, — рассмеялась Настя.
— И, наконец: «Те, кто здесь, на земле, пили чашу радости, расплатятся там, наверху, тяжким похмельем!».
— Может быть, — задумалась женщина. — Слушай, а водка пошла на ура! Так хорошо я себя ещё никогда не чувствовала. А давай сегодня сделаем шашлык? И сварим картошку. И купим сала. Эти все морепродукты у меня уже комом в горле торчат.
— А баранина в здешних местах имеется?
— А зачем она тебе?
— Завтра хочу плова.
— Понятно. Вообще-то, во Вьетнаме есть всё. Найдём и баранину, вернее, ягнёнка. Пошли на рынок?
— Без проблем. А какие деньги здесь в ходу?
— Всякие. Кстати, рубли совершенно свободно обмениваются на местную валюту. Ну, я не говорю уже о долларах и евро.
— Слушай, а какова у вас на планете геополитическая ситуация?
— У нас на планете? — усмехнулась Настя. — Извини, повторяю вопрос, заданный ранее. Ты, вообще-то, откуда?
— Я же сказал, — из ниоткуда! — буркнул я. — Неужели тебе до сих пор это не ясно!? Ладно, оставим данную скользкую тему. Двигаемся на рынок. Но на посошок ещё по пятьдесят грамм!
— Я, как ни странно, согласна. За любовь, мой милый!
— За неё! — я поднёс рюмку ко рту и вдруг почувствовал стремительно надвигающуюся опасность.
Чёрт возьми, даже в таком райском месте нет мне мира и покоя! Да сколько можно!?
— Ложись! — крикнул я, повалил Настю на пол и закрыл её своим телом.
Нашу уютную и тихую обитель разнесло взрывом в клочья. Стреляли, очевидно, из гранатомёта. За секунду до взрыва я успел сконцентрироваться и сделал встречный выброс энергии, в связи с чем мы с Настей остались абсолютно невредимыми и целыми, а вот дом перестал существовать, как таковой.
Ах, гады! Ну, сволочи, ну мерзавцы, я сейчас вам всем покажу! Я в ярости вскочил с грязного пола, покрытого копотью, гарью и обломками, внимательно оглядел окрестности. Ага! Вот ты где, мразь!
В пятидесяти метрах от меня на песке стоял человек с гранатомётом на плече. Он был одет в какой-то опереточный белый костюм с красным бантом, на ногах имел чёрные с белым штиблеты, а на голове белую с красным шляпу. Человек был европейцем. Рост высокий. Телосложение плотное. За ним маячил десяток полуголых вьетнамцев с автоматами Калашникова и с мачете.
— «Когда герои умирают, на арену выходят клоуны», — мрачно произнёс я. — Генрих Гейне.
— Дорогой, не ходи туда! — запаниковала Настя, нерешительно вставая с грязного пола.
— Милая, ты спрячься на всякий случай вон за тем сарайчиком, а я побеседую с нашими нежданными гостями.
— Саша! Не надо!
— Делай то, что я тебе велю, женщина!
— Хорошо, хорошо!
Я, не торопясь, направился в сторону мужика с гранатомётом. Он изумлённо застыл с открытым ртом. Агрегат на его плече был не хилым, предназначенным для борьбы с танками.
— Привет! — сказал я и сел на песок. — Прошу, — указал я рукой одному из вьетнамцев, который был одет более-менее прилично и стоял сразу за европейцем.
— Э, э, э… здравствуйте.
— Ставлю вас в известность, что вы потревожили мой покой, нарушили гармонию, которая воцарилась с недавних пор в моей исстрадавшейся и истерзанной душе, привели в шоковое состояние мою любимую женщину и почти лишили меня возможности отведать шашлык из молодой баранины. Я уже не говорю о разрушенном доме и, главное, о бесславно погибшем борще! Возмутительно! В связи с чем и почему вы позволили себе такое неуважительное, и, я бы сказал, кощунственное поведение в отношении меня и хозяйки уничтоженного дома?
— Вы кто такой? — мрачно произнёс вьетнамец.
— Я — человек Вселенной, посланник Господа, который поддерживает хрупкое равновесие между Мирами.