Гидеон Эйлат - Расколотый идол
— Да он бы не пожалел, кабы тот по-человечески попросил. Не в хамской манере.
Фефим тяжко вздохнул.
— Ну вот… Гвоздь программы псу под хвост.
— Так уж сразу и гвоздь, — Мальчик ободряюще улыбнулся. — А ты сам выступи. Тряхни стариной. Хочешь, я постою с яблоком на голове, а ты в него ножики помечешь?
Фефим запустил пальцы в мальчишеский чуб, дружески потеребил.
— Для этого мне упражняться надо каждый день, а не большого господина из себя корчить. Ты лучше вот что сделай… Помнишь, сегодня утром к нам один силач наведывался, спрашивал, нет ли для него какой работенки? Якфик его зовут, он у Маагра гладиатором был, вернее, бойцом с медведями.
— Помню, конечно. Покрутился тут и ушел несолоно хлебавши.
А куда ушел, не знаешь?
— Знаю, конечно. В кабак. Он там вино лакает с Маагром наперегонки. Вспоминает счастливые прежние денечки.
При упоминании о Маагре Фефим недовольно поморщился.
— Много ли Якфик видел тех счастливых деньков? — раздраженно произнес он. — Он ведь у Маагра и недели не прослужил, а со мной не захотел остаться. Скучно, говорит, без риска.
— Ага, помню я тех рисковых, — с ухмылочкой сказал мальчик. — Одного за другим с арены уволакивали. А потом я с совочком приходил, кишки подбирал.
— Якфик вроде не из дураков, — задумчиво проговорил Фефим. — Соображает быстро и на язык боек. Выучит несколько расхожих шуточек, и готов охотник.
— Лютый он, — мрачно сказал мальчик. — Костолом. Все они, гладиаторы, бешеные.
Фефим снова поморщился.
— Жалко номер снимать, — сказал он. — Зови Якфика.
Охотник был под стать зверю — широкоплеч, волосат и грозен. Массивные челюсти выступали далеко вперед, надбровные дуги сходились над переносицей, образуя рельефный вал. Шея, казалось, отсутствовала вовсе. Якфик грузен, но проворен, как кошка, — об этом говорило каждое его движение. Конан сразу понял, что под толстым слоям сала прячется мощная мускулатура.
— Это твой партнер, — сказал ему Фефим. — Ты уж с ним поосторожней,
Якфик угрюмо кивнул и окинул медведя оценивающим взглядом, как мясник осматривает предназначенную к разделке тушу.
— Не забывай ни на миг, что это клоунада, — обеспокоенно добавил Фефим. — На этот раз ставок на твою жизнь не будет.
Якфик снова кивнул.
— Твоя задача публику развеселить.
— Это мы запросто, — обещал Якфик на удивление ясным и бодрым голосом.
— Дубину мы тебе дадим бутафорскую…
Это еще почему? — возмущенно перебил он хозяин цирка.
— На всякий случай.
— Да что ты, Фефим, — обиженно махнул рукой охот ник. — За кого ты меня принимаешь? Бутафорскую дубину публика сразу отличит. Давай я выйду с настоящей, он, — Якфик указал подбородком на Конана, — сразу ее вырвет, мы начнем бороться, и я его одолею. Все будет, как в жизни. Да не бойся ты за него, я же все-таки артист.
— Без году неделя, — проворчал Фефим. Но было видно: ему и самому хочется, чтобы все было, как в жизни. — Ладно, будь по-твоему. Но смотри у меня, если что.
Под нарастающий рокот барабанов исполинский медведь выбежал на арену. Свирепо рыча и мотая головой оставляя позади на песке следы когтистых лап, он двинулся на бесстрашного юношу из дикого горного племени.
— Вы только взгляните на них, почтеннейшая публика! — говорил во весь голос облаченный в черное с золотыми блестками Фефим. — Совсем недавно они решили поохотиться и покинули свои пещеры. Много дней подстерегали они дичь в родных горах, и наконец спустились на равнину и встретились здесь, в этом цирке. Но что это? Кажется, наши дорогие гости совсем не прочь закусить друг дружкой?
Зрители рассмеялись и сразу умолкли. Медведь запрокинул голову и огласил купол душераздирающим рыком, п дикарь, потрясая тяжелой узловатой дубиной, нечленораздельно выкрикнул боевой клич своего племени.
— Ну, зачем же так сердиться? — с упреком произнес Фефим. — Разве нельзя разойтись по-хорошему?
Якфик оскалил зубы и потряс кулаком, медведь вскинулся на дыбы и сразу опустился на четвереньки.
— Вот ведь упрямцы! — Фефим укоризненно покачал головой, — Может, все-таки помиритесь? Я тогда обоим поставлю выпивку, даю слово.
Всем своим видом «упрямцы» демонстрировали неуемную ярость, и наиболее легковерным зрителям уже начало казаться, что на арене — самые настоящие медведь и дикарь.
— А может быть, вы, дражайшая публика, — обратился Фефим к зрителям, — попросите их уладить дело миром?
Цирк ответил гробовым молчанием. Шадизарцы не для того платили за вход по три монеты, чтобы мирить гладиаторов, пусть даже липовых. Тем более, что многие зрители помнили «настоящий цирк» Маагра.
— Понятно, — Фефим сокрушенно вздохнул. — Что ж, видимо здравомыслие должно отступить под натиском первобытных инстинктов, И то сказать: не нам с вами, любезные господа, учить этих детей природы, кого и когда им есть. Пускай победит сильнейший! — торжественно возгласил он, и цирк ответил шквалом аплодисментов.
Медведь снова поднялся на задние лапы и утробно рычал. Якфик с хохотом выставил перед собой дубину
— Я вижу решение по крайней мере половины моих проблем, — обратился он к зрителям. — Большую и толстую шкуру, с которой не страшны любые холода, а под ней — довольно много жилистого, но вполне съедобного мяса.
Медведь двинулся на него, махая страшными лапами.
— Когти тоже пригодятся — сделаю ожерелье для моей возлюбленной.
Зверю эта идея явно не понравилась. Он взревел разинутой пасти потекла слюна. Для этого Конану пришлось раздавить зубами рыбий пузырь, заполненный оливковым маслом.
— А голову подарю шаману племени, — рассуждал прагматичный дикарь. — Взамен он будет отгонять от моего очага злых духов.
На скамейках уже плакали испуганные дети. Взрослые завороженно смотрели. «Сегодня они еще не верят, что медведь настоящий, — подумал Фефим, — но завтра-послезавтра поверят обязательно. Конан — настоящий талант. Где еще такого отыщешь, когда он уйдет?»
— Что ж ты, братец, такой тощий? — осведомился Якфик у медведя. — Кожа да кости. Будь ты пожирнее, я бы натопил медвежьего сала. В наших горах это лучшее средство от всех болезней.
Конан упал на четвереньки и бросился на зубоскала. Тот с хохотом отскочил и перебежал на край арены.
— Тощий, зато проворный! Но не надейся, братец, растолстеть за мой счет.
— Прошу делать ставки! — раздался вдруг визгливый старческий голос. — Два к одному на дикаря!
Фефим оглянулся на кричавшего. Маагр! Ах ты, старый неисправимый прохвост!
