Олег Верещагин: - Путь домой. Книга вторая
— А неплохо мы вас раскатали…
— Сегодня… Олег, слышь, вечером покажи мне тот прыжок…
— Щиколотка болит. Босиком играем, а кто-то так въехал…
— Я второй день точилку найти не могу…
— У меня чего-то мышцы на спине болят…
— А ты попроси Линде, массаж пусть сделает…
— Смотрите, смотрите, Раде у нас чего-то возбудился…
— Это он на тебя, Анри…
— Да пошли вы все…
— Интересно, что на обед?…
Я шёл вместе со всеми, перебрасывался вполне глупыми репликами — и мне было хорошо.
Очень хорошо.
* * *— Вьюн над водой,
Вьюн над водой,
Вьюн над водой,
завивается.
Жених у ворот,
Жених у ворот,
Жених у ворот,
дожидается…
Танюшкин голос серебристо вплетался в ночь, чем-то похожий на звёздный свет. Все вокруг притихли, даже дыхание затаили, хотя никто, наверное, не взялся бы объяснить, зачем Танюшка начала петь эту старинную свадебную песню…
— Вынесли ему,
Вынесли ему,
Вынесли ему
сундуки,
полны добра…
Это не моё,
Это не моё,
Это не моё —
это батюшки мово…
я ощущал песню, как оцепенение, в котором нельзя не слушать — и не сводил глаз с искр костра, переливающихся в волосах Танюшки, с пламени, танцующего в её глазах…
— Вывели ему,
Вывели ему,
Вывели ему
ворон а
да ой коня…
Это не моё,
Это не моё,
Это не моё —
это шурина мово…
Танюшка жестом, который, кажется, не осознавала сама, запустила пальцы в волосы на висках, чуть запрокинула голову…
— Вывели ему,
Вывели ему,
Ой, вывели ему
свет Настасьюшку!
Это вот — моё,
Это вот — моё,
Это вот моё —
богом сужденное…
Она отпустила волосы, скрестила руки на коленях и, уронив на них голову, ни на кого не смотрела. Я приобнял её и привалил к себе, ощущая, как Таньку трясёт мелкой нервной дрожью. Сергей негромко попросил Игоря:
— Давай, Басс… «То не вечер…»
— Подпойте, — предложил Игорь, тут же начав:
— Ой — то не вечер, то не вечер,
Мне малым-мало спалось,
Мне
Малым-мало спалось,
Ой — да во сне привиделось…
И разные голоса дружно подхватили старую казачью песню…
…— А есаул догадлив был —
Он сумел
сумел сон мой разгадать…
«Пропадёт, — он говорил, —
Да твоя буйна голова…
Эх, пропадёт, — он говорил, —
Да твоя буйна голова…»
— Пропадёт твоя буйна голова, — заметил Йенс явно в мой адрес. Я пожал плечами:
— Когда-нибудь — да.
Я сказал это спокойно. Но внутренне меня вдруг сотрясла нервная дрожь, потому что мысленным взором я увидел свои останки — не труп, нет, труп свой я представлял много раз и никогда особо не боялся, как бы реалистично не выглядела в моём воображении эта картина. Я представил себе череп. В чьей-то руке, как череп Йорика в руке Гамлета. Когда я прочитал эту вещь, мне было тринадцать, и я долго мучился теми же мыслями, что и принц — не страхом смерти, а именно недоумением… Кто-то найдёт мой, мой череп, как я сам много раз находил чужие останки. И ему трудно будет представить, что в этом был мозг, и кость скрывалась под плотью и кожей, и это зеленоглазая девчонка называла красивым… а в пустых глазницах жили зоркие глаза… Меня пугала не мысль, о смерти, а именно вот эта картина, нарисованная воображением. Мой череп, лежащий где-нибудь в лесной траве — год, десять лет… Век.
— Ты чего дрожишь, Олег? — спросила Танюшка. Она сама уже успокоилась. Я поцеловал её в висок:
— Ничего. Всё нормально… Утром выходим! — громко, для всех, сказал я.
* * *Три чудовищных столба, упиравшиеся воронками своих верхушек в небеса, покачивались в синхронном, жутковатом танце. Мы сидели на плоской верхушке холма и созерцали торнадо, отмахиваясь от мух, роившихся над нами. Самое интересное, что все были абсолютно спокойны — может быть, потому что от нас ничего не зависело.
Жуткое ощущение.
Чудовищная масса бизонов лилась вокруг холма, давшего нам пристанище, мимо нас, как река. Бизоны спасались от смерчей. В общей бурой лаве тут и там виднелись другие животные, нёсшиеся в ту же сторону, что и бизоны. Мимо нас пробежали, распихивая бизонов и ужасающе трубя, даже несколько гигантских динотериев.
Нам бежать было некуда — хорошо ещё, что мы успели спастись на этот холм от внезапно разразившегося странного половодья. Конца ему не предвиделось. Олег Крыгин, устроившись со скрещенными ногами на склоне, быстро делал зарисовки в блокноте. Горячий ветер, даже не дующий, а хлещущий в сторону торнадо, шевелил его волосы и страницы блокнота.
— Они движутся сюда, — сказала Ленка Чередниченко. И взялась за локоть Сергея.
Я присмотрелся. Да, похоже, что это было правдой — смерчи, красиво и вальяжно выгибаясь «в поясе», неспешно, но уверенно шли в нашу сторону. Я оглянулся на своих. Все были по-прежнему невозмутимы, лишь Йенс, достав зачем-то свой меч, улыбался и щурил глаза на смерчи, как на врагов, которых надо одолеть. Ян негромко и без патетики молился.
— Торопится время, бежит, как песок… — мурлыкал Игорь. — А красиво, скажи, Олег?
— Красиво, — искренне согласился я, подходя к Юджину, который покусывал травинку. Тихо спросил: — Жутко?
— Угу, — кивнул он и улыбнулся. Я ободряюще ткнул его в плечо: американец неплохо «вырос». — А главное — сделать ничего нельзя. Затянет сейчас… Я такое в кинохрониках видел.
Танюшка, подойдя ко мне, взяла меня за руку — молча. Я посмотрел на неё и так же молча стиснул её пальцы, больше не собираясь их отпускать.
— Доколе над нами горит синева -
Лишь Жизнь, а не Гибель пребудет права… — напевал Игорь.
Обезумевшая толпа животных всё ещё текла мимо нас, но мы видели, как смерчи, словно пылесосы — мусор, втягивают внутрь десятки живых существ. Те моментально исчезали в чёрной круговерти, словно весили не больше пушинок. Ровный, монотонный гул нарастал, полностью заглушив рёв и вой животных. Сергей что-то кричал мне, разевая рот, и я услышал:
— …красотища-то!
Если честно, с ним было трудно не согласиться. Но и стоять на ногах тоже было трудновато.
— Они расходятся!!! — проорал мне в самое ухо Андрей. — Смотри, расходятся!!!
В самом деле, два смерча явно должны были пройти по сторонам нашего холма — метрах в ста примерно тот и другой.
