Джон Норман - Гвардеец Гора
Раздались негромкие одобрительные аплодисменты. Она стояла перед нами в чем-то напоминающем короткую шелковую комбинацию с открытыми плечами.
— Теперь это точно одежда рабыни, — сказал Глико.
— Правда, — признал я.
Но я улыбнулся про себя, потому что я знал, что такую одежду на Земле носят свободные женщины. Безусловно, на Земле она обычно использовалась в качестве нижнего белья, тогда как на Горе такую одежду, шелковистую и гладкую, под которой ничего нет, сочли бы вполне подходящей в качестве уличной одежды рабыни, особенно в теплую погоду. Конечно, цвет одежды на Горе вряд ли был бы белым, скорее красным или желтым. Белый цвет на Горе обыкновенно ассоциируется с непорочностью. И, соответственно, редко надевается рабынями.
Затем девушка села на изразцы перед нами, но чуть отодвинувшись, чтобы мы, сидящие, поджав ноги по-турецки, могли хорошо видеть ее. Она грациозно вытянула правую ногу. Она согнула ее, и, поскольку ступня полностью покоилась на полу, пальцы были вытянуты. Соответственно, это прелестно изогнуло ее икру и подчеркнуло красоту линий. Ее левая нога была сзади, лодыжка под правым бедром. Она посмотрела на меня и, нагнувшись вперед, убрала золоченые ремешки, намотанные вокруг правой ступни. Тогда, в ресторане, на ней были туфли-лодочки с позолоченными ремешками. Она смотрела на меня. Как хорошо она и все другие понимали важность снятия обуви перед свободным человеком! Девушка отбросила в сторону ремешки, снятые с правой ноги. Затем, быстро и ловко, красиво, под музыку, не вставая, она поменяла позу на изразцах. Теперь передо мной было ее левое бедро. И левая нога грациозно вытянулась, открыв взорам прелестные пальчики. Ее левое бедро, и икра, и лодыжка, и ступня были изумительны. Правая нога теперь находилась сзади, правая лодыжка под левым бедром. Она сняла золоченые ремни с левой ступни и отбросила их в сторону. Затем взглянула на меня. Девушка оголила ноги перед свободным мужчиной. Золоченые ремешки она использовала, чтобы имитировать обувь, которая была на ней тогда на Земле. Я догадался, что она очень старалась подобрать что-то похожее на земной наряд. Это были предметы, которые она могла найти с ее ограниченными возможностями. Я не возражал. Они как-то напоминали ту обувь. Кстати, такие ремешки обычно применяются для связывания рук и ног женщин. Когда-нибудь, если это развлечет меня я смогу завязать их на ней.
Раздались негромкие аплодисменты в адрес девушки и неясные голоса одобрения. Обувь была снята правильно.
Теперь она поднялась на ноги и стояла перед нами, но на этот раз босая.
Девушка снова подняла руку к левому боку и расстегнула застежку там, под левой рукой, затем другую, ниже, и еще одну на бедре. Затем она сняла короткую, похожую на комбинацию одежду и бросила ее в сторону.
— Ах! — воскликнули сразу несколько человек.
— Интересно, — заметил Глико.
— Предполагается, что одежда, которую вы теперь видите на ней, — пояснил я, — представляет типичное нижнее белье земной женщины.
— Понимаю, — отозвался Глико.
Бюстгальтер был находчиво заменен мягким белым шелком. Ее красота, нежная и как бы протестующая, против этого ограничения, напряглась под щелком. К тому же шелк был перекручен и завязан у нее между грудей, что подчеркивало нежные контуры. Трусики также имитировались при помощи белого шелка, который узким прямоугольником дважды был обернут вокруг бедер и подвернут на талии. Конечно, нижняя часть не была закрыта шелком. Горианской девушке-рабыне не разрешается прикрывать свои интимные места без разрешения хозяина.
Кроме этих двух нарядов, предназначенных, соответственно, напоминать бюстгальтер и трусики, на ней все еще был легкий узкий белый шарф, скрученный и два раза обернутый вокруг шеи, с переброшенными через левое плечо концами.
Затем девушка под музыку откинула голову назад и завела руки за шею, подняв их высоко, при этом ее грудь тоже поднялась красиво, напрягшись на мгновение, затем она, слегка покачиваясь, расстегнула крючки на облегающем плотном шелке.
Наши глаза встретились.
Шелк был отброшен в сторону.
— Великолепно, — сказал Глико.
Затем она коснулась белого шарфа на своем горле и под музыку размотала его на один оборот. Она красиво потянула его с горла и грациозно отбросила в сторону. Теперь на ней, конечно, обнаружился плотно пригнанный, сверкающий ошейник рабыни.
Она подняла голову и пальцами нежно указала на ошейник.
Она стояла перед нами — босая, полуобнаженная, одетая в ошейник рабыни.
Раздались горианские аплодисменты и шум одобрения. Ее представление понравилось.
Наши глаза снова встретились.
Потом она правой рукой коснулась талии и освободила подвернутый кусок шелка, который закрывал ее бедра. Медленно и красиво, под музыку, двумя руками она размотала шелк и бросила его на изразцы.
— Великолепно! — воскликнул Глико.
Рабыня поползла ко мне на четвереньках, смиренно опустив голову. Потом она, достигнув меня, опустилась на живот и, вытянув правую руку, коснулась моего колена. Она подняла голову.
— Ты — мой господин, — произнесла она, — а я твоя рабыня, и я люблю тебя!
— Великолепно! — сказал Глико. — Великолепно!
Те, кто сидел за столом, включая даже рабынь, Флоренс и Пегги, не удержались от аплодисментов. Ширли, рабыня Амилиана, тоже аплодировала.
Я взял маленькую рабыню за плечи и, повернув немного на бок, притянул к себе. Я посмотрел в ее глаза. Она тяжело дышала. Чувства захлестнули ее. Ее глаза умоляюще смотрели на меня.
Соблазнительная рабыня Амилиана снова занялась лампами, на этот раз восстановив первоначальное освещение.
Я еще ближе привлек к себе рабыню и снова стал рассматривать ее, глубоко заглядывая в глаза. Я никогда раньше не подозревал, что она будет вести себя так. Я, конечно, особо наказал Лоле, что эту девушку следует включить в развлечение, но никогда я не ожидал увидеть подобную естественность и красоту. То, что девушка прислуживала при подаче десерта в демонстративных цепях, само по себе вполне удовлетворило меня. Проинформированная Лолой, что она должна стать частью развлечения, девушка, без сомнения, сама предложила и разработала представление, конечно поддержанное Лолой. О многих вещах, таких, например, как ресторан, Лола не могла ничего знать. Идея представления, так же как и его детали, должно быть, были целиком придуманы моей маленькой темноволосой рабыней. Это был самый красивый подарок, который она преподнесла мне.
Теперь в комнате было восстановлено обычное освещение. Затушенная свеча и белая ткань были убраны. Я видел, как Флоренс, покраснев, сидя на коленях позади Майлза из Вонда, кусает край его туники и держится руками за его бедра.
